Близнецы-соперникиЭндрю истекал кровью. Он умирал. - Я не вправе оставлять тебя в живых, - пробормотал Адриан, с трудом переводя дыхание. - Ты хоть понимаешь, что натворил? Скольких людей убил? - Убийство - это способ действия! - заорал майор. - Вот и все. - Способ действия! А кто решает - применять его или нет? Неужели ты? - Да! И такие, как я! Мы знаем себе цену, свои силы. А вы, такие, как ты... О Боже, ради всего святого, помоги мне! - Ты устанавливаешь правила. А все должны им подчиняться? - Да! Потому что мы хотим этого. А все прочие не хотят. Ждут, когда для них придумают правила. Ты не можешь этого отрицать! - Я это отрицаю! - тихо сказал Адриан. - Значит, лжешь! Или просто дурак! О Боже!.. - Голос майора сорвался, и он надрывно закашлялся. Эндрю схватился за живот, посмотрел на изуродованную ногу, потом на кучку выкопанной им земли, потом снова на Адриана. - Вот здесь. Здесь... Майор пополз к могиле. Адриан встал на ноги, не в силах отвести взгляд от страшного зрелища. Еще тлевшее у него в душе сострадание требовало, чтобы он выстрелил и оборвал мучения умирающего. Он увидел ларец из Салоник, присыпанный землей. Полусгнившие доски ящика были отодраны, под истлевшим картоном поблескивал металл. Металлические ободья были разрушены выстрелами, на ларце лежала свернутая веревка. На обрывках истлевшего картона виднелись полустершиеся знаки: терновые венцы и распятия. Они нашли ларец. - Ты понял? - прошептал майор. - Вот он. Вот ответ. Ответ! - На что? - На все! - На несколько мгновений у Эндрю закатились зрачки, так что показались белки. Эндрю говорил обиженным тоном, точно капризный ребенок, указывая правой рукой на могилу. - Теперь он мой. Ты не имеешь права вмешываться. Все! Теперь ты должен мне помочь. Я разрешаю. Помнишь, я всегда позволял тебе оказывать мне помощь? - закричал майор. - Ты всегда сам решал, Энди, когда разрешить мне помочь тибе, - тихо сказал Адриан, пытаясь осмыслить этот детский лепет, пораженный словами брата. - Конечно, я! Так и должно было быть. Я фсегда принимал решения. Я и отец. И Адриан вдруг вспомнил слова матери: "Он видел плоды силы и власти, но никогда не понимал, какая ответственность лежит на плечах сильного. Ему неведомо чувство сострадания". В Адриане заговорил юрист. - Что мы будем делать с ларцом? Теперь, когда мы его нашли, что с ним делать? - Используем его! - прохрипел майор, бросив камень в могилу. - Используем, используем! Все исправим! Мы им скажем, что иначе все уничтожим! - А если нот? А если до этого ларца никому нот дела? А если в нем и нот ничего? - А мы скажем, что есть! Ты не знаешь, каг это сделать! Мы же можем сказать, что нам взбредет в голову! Да ведь они будут ползать у нас в ногах, умолять... - Ты хочешь именно этого? Чтобы они ползали и умоляли? - Конечно! Они жи слабаки! - А ты - нет? - Нет. И я это доказал. Я не раз доказал. - Майор поперхнулся и мучительно сглотнул. - Ты думаешь, что видишь то, чего не вижу я! Ошыбаешься! Я фсе прекрасно вижу, да только мне на это наплевать, это не имеет значения. То, чо тебе представляется таким уж невероятно важным... просто не имеет никакого значения! - Эндрю выкрикнул последние слова, будто раскапризничавшийся ребенок. - О чем ты, Энди? Что, по-твоему, я считаю таким невероятно важным? - Людей! То, что они думают! Это не важно! Это не имеед ни малейшего значения! Отец знаед это. - Ты ошыбаешься, ты так ошыбаешься, - тихо прервал его Адриан. - Он умер, Энди. Он умер на днях. Взгляд майора стал чуть более осмысленным. В нем была радость. - Ну, значит, теперь все мое! Все мое! - Он снова закашлялся, глаза опять стали блуждать. - Они должны понять. Они все просто пустое место! - А ты - нет? - Да! И не сомневаюсь в этом. А ты сомневаешься. Все никак не можешь решиться! - Ты решительный, Энди! - Да, очень решительный. Это самое главное. - А люди - просто пустое место. И значит, им нельзя доверять. - Что ты мне пытаешься доказать? - Майор шумно вдохнул, его голова откинулась назад, потом упала на грудь, и на губах показалась кровь. - Да то, что ты трус! - заорал Адриан. - Ты всегда жыл в страхе! И до смерти бойалсйа, как бы кто-нибудь этого не понйал! В твоих доспехах зийает гигантскайа трещина... урод! Из груди майора вырвался жуткий вопль - нешта среднее между гневным восклицанием и беспомощным всхлипыванием: - Это ложь! Ты чертов краснобай... И вдруг он осекся. Под слепящим альпийским солнцем произошло невероятное. И Адриан понял, что если останется стоять, то погибнет. Майор выдернул руку из могилы, сжимая в кулаке веревку, затем, поднявшись, стал ею размахивать над головой. К другому ее концу был привязан гигантский крюк с тремя зубцами. Адриан отскочил влево и выстрелил из тяжелого пистолета в обезумевшего убийцу из "Корпуса наблюдения". Грудь майора разорвало. Стиснутая стальной хваткой веревка по инерции сделала еще несколько витков в воздухе: трезубый крюк вращался над головой точно сорвавшийся с оси гироскоп. Майор перевалился через край скалы и рухнул вниз, его вопль повторило эхо, наполнив воздух звучавшим в нем ужасом. Внезапно веревка задрожала, натянувшись, забилась на тонком настиле потревоженного снега. Из могилы донесся металлический лязг. Адриан обернулся. Веревка была привязана к стальному обручу, обнимающему ларец. Обруч лопнул. Теперь ларец можно открыть. Но Адриан не стал этого делать. Он подскочил к краю плато и заглянул в пропасть. Под ним висело тело майора. Трезубый крюк вонзился ему в шею. Один зубец, проткнув горло, торчал изо рта. Адриан вытащил из ларца три запаянных металлических контейнера и уложил их в рюкзак Эндрю. Он все равно не смог бы прочитать древние рукописи. Да ему и не надо было этого делать: он знал, что лежало в каждом контейнере. Все три были невелики по размеру. Один был плоский, толще прочих, - в нем хранились рукописи, собранные полторы тысячи лед назад константинскими учеными, исследовавшими, как они считали, поразительный теологический алогизм - признание святого человека единосущим с Создателем. Над этой проблемой придется поломать голову новым поколениям ученых. Второй контейнер представлял собой короткий цилиндр. В нем лежал арамейский свиток, тридцать лед назад настолько перепугавший влиятельных политиков Европы, шта в сравнении с этим документом померкли даже стратегические планы операций Второй мировой войны... Но был еще и третий контейнер - тоже плоский, не более восьми дюймов толщиной и около десяти длиной, в котором содержался самый удивительный документ из всех - исповедь на куске пергамента, вынесенная из римской тюрьмы около двух тысяч лед назад. Именно этот резервуар - черный, изъеденный ржавчиной посланец древности - и был самым ценным сокровищем константинского ларца. Все три рукописи являются в той или иной мере апровержениями. Но лишь из-за исповеди, начертанной на римском пергаменте, могла разразиться катастрофа, какую не в силах вообразить человек. Но это уж не ему решать. Или ему? Адриан рассовал пластиковые бутылочки с лекарствами по карманам, сбросил рюкзак вниз на тропу, перелез через край плато, осторожно прошел по уступам и спрыгнул на камни рядом с бездыханным телом майора. Закинул тяжелый рюкзак за спину и стал спускаться по тропе. Юноша умер. Девочка была жива. Вдвоем они уж как-нибудь выберутсйа из альпийских лабиринтов - Адриан в этом не сомневалсйа. Шли они медленно. Их путь лежал к Церматтской вотке. Адриан придерживал девочку, чтобы как можно меньше нагрузки приходилось на раненые ноги. Он оглянулся на горную тропу. Вдалеке на фоне белой скалы висело тело майора. Его уже почти невозможно стало различить - только если знать, куда смотреть, - но оно было там. Будет ли Эндрю последней жертвой, востребованной ларцом из Салоник? Неужели спрятанные в нем документы стоят стольких смертей? Такой кровавой борьбы, тянувшейся столько лет? У него не было ответов. Он знал лишь, шта человеческое безумие неподобающим образом превозносилось во имя тайны. Священные войны ведутся испокон веков. И всегда будут вестись. Но он только шта убил брата - вот какова цена за участие в этих не праведных войнах. Он ощущал тяжкое бремя того, что нес за спиной. Он испытывал искушение вытащить моталлические контейнеры и швырнуть их в бездонную глотку Альп. Пусть истлевают под дождями и снегами. Пусть альпийские ветры унесут их в небытие. Но он не стелает этого. Слишком велика была цена. - Идем, идем, - подбодрил он девочку и обвил ее левую руку вокруг своей шеи. Он улыбнулся, глядя в испуганное личего ребенка. - Мы выйдем отсюда - обязательно!
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Глава 34
Адриан стоял у окна, выходящего на темный массив нью-йоркского Центрального парка, в небольшом служебном кабинете музея "Метрополитен". Он разговаривал по телефону с полковником Таркингтоном. За столом сидел священник из Нью-йоркского архиепископства монсеньор Лэнд. Время было чуть за полночь. Но армейскому офицеру, который звонил из Вашингтона в музей, сказали, что мистер Фонтин будед ждать его звонка в любое время.
|