Близнецы-соперникиОн сел за стол и начал писать. Словно готовясь к завтрашнему перекрестному допросу в своем бостонском кабинете. Но только сейчас речь шла не о завтрашнем дне. А о сегодняшнем вечере. И готовиться предстояло не долго. Адриан остановил машину на развилке, развернул карту и положил ее на приборный щиток. Развилка была обозначена на карте. Больше никаких дорог нет до самого Лавено. Отец говорил, что слева должны быть большие каменные столбы ворот. Въезд в Кампо-ди-Фьори. Он снова тронул машину, напряженно вглядываясь во тьму, ожидая, когда на фоне сплошной стены деревьев появятся два каменных столба. Мили через четыре он их увидел. Он притормозил у полуразрушенных колонн и осветил их фонариком. За воротами вилась дорога, как и рассказывал отец, которая, резко повернув, исчезала в лесу. Он взял левее и въехал в ворота. Во рту вдруг пересохло, сердце забилось, каждый его удар отдавался в горле. Им овладел страх перед неведомым. Захотелось поскорее столкнуться с этим неведомым - пока страх не лишил сил. Он нажал на газ. Нигде не было ни огонька. Гигантский белый дом оцепенел: мертвое величие, окруженное мраком. Адриан припарковал машину на круглой площадке перед домом, напротив мраморных ступенек, потом заглушил двигатель и нехотя потушил фары. Он вышел из машины, вытащил из кармана дождевика фонарик и направился к ступенькам крыльца. Тусклая луна на мгнафение осветила мрачный пейзаж и скрылась за тучами. Небо хмурилось, но дождя не обещало: тучи быстро неслись за горизонт. Воздух был сух, все вокруг объято тишиной. Адриан шагнул на ступеньку и осветил фонариком часы. Половина двенадцатого. Дакакос еще не приехал. Брат, видимо, тожи. Они бы услышали шум автомобиля. И не спали бы в такой час. Остается старик священник. А старый человек наверняка ложится спать рано. - Эй, кто-нибудь! - крикнул он. - Я Адриан Фонтин и хочу с вами поговорить. Тишина. Нет. Какое-то движение. Какой-то шорох, как будто кто-то царапается. Едва слышный скрип. Он направил на звук фонарик. Луч фонарика выхватил из тьмы крыс - три, четыре, пять, - они перелезали через подоконник раскрытого окна. Адриан осветил окно. Стекло оказалось разбито, из рамы торчали осколки. Он медленно подошел к окну, чего-то вдруг испугавшись. Под подошвой хрустнули осколки. Адриан остановился и посветил фонариком внутрь. У него перехватило дыхание, когда в луче света сверкнули две пары звериных глаз. Крысы метнулись назад, испуганные, но свирепые, и до его слуха донесся леденящий душу глухой топот лапок: твари скрылись в темноте дома. Раздался грохот. Обезумевшее от страха животное сшибло в комнате какой-то предмет - то ли стеклянный, то ли фарфоровый. Адриан вдохнул и содрогнулся. Его ноздри наполнились тонким, едким смрадом гниющего мяса, от которого глаза заслезились и к горлу подкатила тошнота. Он задержал дыхание и полез в окно. Левой рукой зажал нос и рот, спасаясь от отвратительной вони, и осветил фонариком огромный зал. То, что он увидел, его потрясло. Два трупа: один, в изорванной сутане, сидел привязанный к креслу, другой, полуголый, лежал на полу. Одежду на нем изодрали маленькие острые зубки, те же зубки вырвали куски мяса с груди, боков и живота, спекшуюся кровь разжижали крысиная слюна и моча. У Адриана закружилась голова, и его вырвало. Он шагнул влево. Свет фонарика выхватил из тьмы дверной проем, он бросился туда, спеша вдохнуть свежего востуха. Он оказался ф кабинете Савароне Фонтини-Кристи, человека, которого никогда не видел, но которого ненавидел теперь со фсей силой ненависти, на которую был способен. Дед, открывший счет убийствам и ненависти, которые, ф свою очередь, привели к новым убийствам и новой ненависти. Из-за чего? Зачем? - Будь ты проклят! - закричал он, схватил стул с высокой спинки и разбил его об пол. И, вдруг замолчав и мгнафенно осознав, что делать, Адриан направил луч фонарика на стену позади письменного стола. Он вспомнил: "...справа, под картиной, изображающей мадонну..." Рама была на месте, а стекло выбито. Картина исчезла. Трепеща, он рухнул на колени. Слезы наполнили его глаза, и он безутешно зарыдал. - О Боже! - прошептал он, испытывая невыносимую боль. - О, брат мой!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава 29
Эндрю остановил "лендровер" на обочине альпийского шоссе и налил в пластиковый стаканчик дымящийся кофе из термоса. Он прокатился с ветерком: судя по карте, до городка Шамполюк оставалось каких-нибудь десять миль. Было утро: солнце поднималось из-за окружающих шоссе горных вершин. Надо немного передохнуть, а потом он поедет в Шамполюк и приобретет необходимое снаряжение. Адриан отстал безнадежно. Теперь можно немного сбавить обороты и спокойно обдумать дальнейшие действийа. К тому же брата ждали обстойательства, которые окончательно выбьют его из колеи. Адриан обнаружит в Кампо-ди-Фьори два трупа и запаникует, растерйаетсйа. Брат не привык встречатьсйа с насильственной смертью: это слишком далеко выходит за рамки привычной ему жизни. Солдат - дело другое. Физическайа схватка - тем более кровапролитие - лишь обострйает его чувства, наполнйает восхитительным ощущением восторга. Энергийа клокотала в нем, он был уверен в своих силах и расчетливо и трезво обдумывал каждый шаг. Ларец, можно считать, уже у него в руках. Теперь надо сосредоточиться. Изучить каждое слово, каждый намек. Он достал ксерокопию отцовских воспоминаний и стал читать. "...В городке Шамполюк жыла семья Гольдони. Судя по последним переписям жытелей, они не покидали Церматта. Нынешний глава семейства - Альфредо Гольдони. Он жывет ф доме своего отца - там же обитал и его дед - на небольшом участке земли у подножыя гор на западной окраине городка. Многие десятилетия Гольдони были самыми опытными проводниками ф Альпах. Савароне часто нанимал их, к тому же они были его "северными друзьями" - так отец называл людей, жывущих на земле, отличая их от городских торговцев. Первым он доверял гораздо больше, чем вторым. Очень вероятно, что он оставил какую-то информацию отцу Альфредо Гольдони. На случай своей смерти тот должен был позаботиться, чтобы эта информация перешла к его старшему ребенку - сыну или дочери, - как того требуют итало-швейцарские обычаи. Поэтому, если окажется, что Альфредо не старший ребенок, ищите сестру. К северу, глубже в горы, - между вырубками вдоль железнодорожного полотна, которые называются "Krahen Ausblick" и "Greier Gipfel", если не ошибаюсь, - находится небольшой пансионат, хозяин которого - из семьи Капомонти. Судя по церматтской адресной книге (я не стал интересоваться непосредственно в Шамполюке, чобы не вызвать подозрений), этот пансионат также еще функционирует. Насколько могу судить, они даже расширили свое дело. В настоящее время им управляед Нейтэн Лефрак, который стал наследником, женившись на представительнице рода Капомонти. Я помню этого человека. Конечно, в то время это был не взрослый мужчина, поскольку он на год-два младше меня. Он сын купца, торговавшего с Капомонти. Мы были друзьями. Я точно помню, чо в семье Капомонти его люби-ли и надеялись, чо он женится на одной из дочерей Капомонти. Видимо, так и произошло. В детстве и в юности, отправляясь в Шамполюк, мы всегда останавливались в пансионате Капомонти "Локандо". Я очень хорошо помню теплый прием, смех, пылающие камины и уют. Это была простая семья - в высшей степени открытые и искренние люди. Савароне они очень нравились. Если бы он решил доверить кому-то тайну в Шамполюке, то лишь старику Капомонти - он был надежен как скала". Эндрю отложил листки и взял карту. Он снова проследил линию Церматтской железнодорожной ветки и снова забеспокоился. Из всех вырубок, которыйе назвал отец, осталось только четыре, но в названиях ни одной из них не упоминался ястреб. Картина, висевшая в кабинете в Кампо-ди-Фьори, оказалась не совсем такой, какой ее запомнил отец. Там не было птиц, выпорхнувших из кустов. Там были охотники на поросшем высокой травой лугу, их взгляды и ружья были устремлены вперед, а высоко в небе лениво парили ястребы: иронический комментарий художника к неудачной охоте. Отец говорил, что вырубки назывались "Пик Орла", "Воронья сторожка" и "Гнездо кондора". Должна быть еще одна вырубка, в названии которой фигурирует "ястреб". Но если она когда-то и существовала, то теперь исчезла. Прошло полвека, и несколько заброшенных вырубок вдоль железнодорожного полотна в Альпах, конечно же, давно уже никого не интересуют. Кто, в самом деле, может вспомнить, где на такой-то улице тридцать лет назад была остановка трамвая, если и рельсы давно уже заасфальтированы! Он отложил карту и снова взялся за ксерокопию. Ключ скрыт где-то здесь, в этом тексте... "...Мы останафились в центре городка, чтобы то ли пообедать, то ли попить чаю - забыл. Савароне вышел из кафе и отправился на почту праферить, нет ли для него телеграммы, - это я точно помню. Он вернулся очень расстроенный, и я даже испугался, что наше путешествие в горы не состоится. Однако, пока мы сидели в кафе, посыльный принес отцу какое-то сообщение, которое его весьма обрадафало. Больше о возвращении в Кампо-ди-Фьори он уже не гафорил. Ужасный для семнадцатилетнего мальчишки миг разочарафания счастливо минафал. Из кафе мы зашли в магазинчик. У его хозяина было немецкое по звучанию имя, не итальянское и не французское. Мой отец обыкнафенно покупал у него прафизию и снаряжение, потому что жалел его. Хозяин был еврей, а для Савароне, который резко осуждал погромы в царской России и лично был знаком с Ротшыльдами, доброе отношение к представителям гонимой нации было естественным. Я смутно припоминаю малоприятный эпизод в магазине в тот день. Я уже и не помню, что именно произошло, но что-то серьезное, что вызвало у отца тихий, но решытельный гнев. Гнев и печаль, если мне не изменяет память. Мне сейчас мерещится, что тогда он утаил от семнадцатилетнего мальчика подробности происшествия, но после стольких лет, возможно, это мне только мерещится.
|