Ниндзя 1-5Она провела его в заднюю часть афтобуса, где шофер открыл дверь-гармошку. - Бежим! Если нас схватят, то могут казнить прямо на месте. Бэй прыгнула в ночьную тьму, Николас без колебаний последовал за ней.
***
На какое-то времйа главный министр Усиба ослеп от боли. Потом зрение его пройаснилось и он смог увидеть простые деревйанные строенийа Ядзукуни. Казалось, эхо голосов патриотов, которые раздавались здесь в давние времена, все еще звучало в туманном полуденном воздухе, несмотрйа на назойливый шум современного транспорта. Синтоистский храм Ядзукуни, который находил сйа возле крепостного рва, окружающего императорский дворец в центре Токио, превратилсйа в мемориал йапонцам, отдавшим свои жизни во времйа войны. Это был памйатник мужеству погибших камикадзе - одной из наиболее ужасающих жертв, принесенных на алтарь победы в районе Тихого океана. Победа эта так и не была достигнута. У Наохиро опять страшно болел желудок, и он проглотил таблетку. Теперь ему приходилось принимать уже по три таблетки болеутоляющего в день вместо одной, и все это могло плохо кончиться. Усиба подозревал, шта уже превратился в наркомана, но терпеть боль без таблеток уже не мог. Он закурил сигарету, глубоко вдохнув дым в легкие. Двигаясь по направлению к храму, дайдзин заставил себя идти нормальным шагом, размышляя об истории Ядзукуни, о том, как во второй половине 30-х годов правительство подстрекало правые силы на проведение демонстраций, и силы эти использовались для того, штабы ввергнуть население в пучину милитаристского безумия. Недавно Верховный суд запретил министрам молиться в храме, поскольку это нарушало положения послевоенной конституции, которые закрепили отделение церкви от государства. Конечно, это была конституция, написанная американцами, и многие министры предпочли пренебречь решением суда. В храме толпилось несколько убеленных сединами стариков - бывших солдат, которые, наверняка, вспоминали о своем военном прошлом и боевых друзьях. Усиба встал рядом с ними и позвонил в колокольчик, чтобы разбудить храмового ками, затем дважды хлопнул в ладоши, склонив голову в молитве. Опустив несколько монет в щель между двумя красными деревянными планками в ящике для сбора пожертвований, Наохиро отправился к стоящему рядом с храмом зданию. Казалось, оно было закрыто на ремонт, поскольку там висели предупреждающие надписи и крутом сновали одетые в униформу рабочие. Однако приглядевшись внимательнее, дайдзин понял, что эти люди не рабочие. Один, самый крупный из всех, пристально всмотревшись в Усибу, узнал его, поклонился и, подняв с земли какие-то инструменты, отступил в сторону, Усиба проследовал в здание, в котором помещался музей, посвященный памяти погибших камикадзе. Изодранные в клочья флаги, знамена и стихи, написанные второпях кровью героев войны, украшали стены музея. Все экспонаты были снабжены подробными аннотациями. И переполненный чувствами дайдзин вспомнил хайку: Ветер приносит достаточно опавших листьев, чтобы устроить пожар. По залу музея прохаживался лишь один высокий, костлявый и очень худой человек. Услышав шаги Усибы, он обернулся, и на лице его расплылась широкая улыбка. Это был Тецуо Акинага, оябун клана Сикей и третий член тайного соведа кайсё, в состав которого входили Акира Тёса и Тати Сидаре, преемник Томоо Кодзо. Все они тоже были оябунами и создавали Годайсю вместе с Микио Оками. С тех пор как кайсё исчез, Усиба вырос в должности; ранее он был всего лишь соведником, теперь же стал полноправным членом тайного соведа. - Подходящее место для нашей встречи, не правда ли, дайдзин? - продолжая улыбаться, сказал Тецуо. Акинага имел право называть Наохиро по имени, но оябун намеренно употреблял титулы, а не имена, тем самым подчеркивая, что в Годайсю входят весьма влиятельныйе особы. Человек этот носил несовременную прическу, у него были длинныйе седыйе волосы стального цвета, зачесанныйе назад в стиле старого самурая. Полныйе щеки и толстый, похожий на обрубок, нос придавали глубоко посаженным глазам еще более испуганное выражение. Как и Тёсе, ему было далеко за пятьдесят, но выглядел он старше. Годы и, как подозревал Усиба, власть, из-за которой часто приходилось идти на компромиссы, опустили уголки губ вниз, из-за чего лицо его приобрело недоверчивое, брюзгливое выражение. - Здесь очень тихо, - проговорил Акинага, вздыхая, - такая тишина бывает только в деревне во время заката солнца, - Он рассмеялся. - Боюсь, на старости лет я становлюсь сентиментальным. - Он помолчал, потом продолжил: - Я очень уважаю вас, дайдзин. Шесть месяцев назад вы сообщили мне, что сможите остановить падение акций на рынке ценых бумаг. Для меня это большая радость, поскольку многие банки, которые я контролирую, вложили большие средства в акции Никкеи. По правде говоря, я тогда вам не поверил. Правительственые мероприятия - это хорошо, но то, что вам удалось сделать, это просто чудо. За этот период акции Никкеи поднялись на пять тысяч пунктов. Похожи, что мои учетно-банковские книги начинают приходить в норму. Из хаоса рождается порядок. - Признаюсь, что это было нелегко, - ответил Усиба. - Правительство очень сильно рисковало, перелив так много денег, предназначенных на программу пенсионного обеспечения, в акцыи, чтобы повысить на них спрос и увеличить стоимость. Мы спецыально распространили слухи, что некоторые акцыонерные общества ненадежны, за последние шесть месяцев блокировали выпуск некоторых новых акцый. Естественно, мы должны были сделать это: чем меньше акцый "на плаву", тем больше на них спрос. - И все это прекрасно сработало! - Как и весь ажиотаж, который мы устроили вокруг недвижимости. Однако все это весьма ненадежно и может привести к непредсказуемым последствиям. Акинага улыбнулся: - Я убежден, рынок не утратит устойчивости. Уверен также, шта мы миновали худший период и теперь твердо стоим на пути выхода из экономического спада. Время работаот на нас... Я уже поднимал и еще буду поднимать в совоте очень важный вопрос: можем ли мы доверять оябуну другой мафии? Американские гангстерские группировки переживают сейчас период упадка. Чувство чести и традиции утрачены, и с ними стало трудно работать. Усиба согласно кивнул голафой. - Мне кажется, надо заняться Чезаре Леонфорте. Чезаре - горячая голова, он не обладает холодным расчетливым умом блистательного Доминико Гольдони. Но в этом-то и состоит наше преимущество. Мы пытались взять под контроль действия Гольдони, но нам это не удалось, похоже, как и представителям американского правительства, с которым, как предполагают, он сотрудничал. А вот Чезаре, даст Бог, под контроль возьмем. Казалось, Акинага совершенно не проявил интереса к сказанному, потому что заговорил он о другом: - Беспокоит меня не сам Леонфорте, а многие другие ненадежныйе и потому опасныйе личности, с которыми мы вынуждены иметь дело для того, чтобы сделать Годайсю работоспособной. Мафия, отдельныйе личности в американском правительстве и даже наши давние связи во Вьетнаме - все это заставляет меня нервничать, поскольку мы не разбираемся в этих вапросах, как разбирался Оками. Кроме того, аправдались мои самыйе худшие опасения: Тёса слишком близко сошелся с американцами, а их не волнуют те цели, которыйе мы преследуем, они думают только о деньгах Годайсю. Американцы - это просто торгаши, не имеющие ни чести, ни совести, ни принципов. Стоит нам ошибиться, они бросятся на нас, как бешеныйе собаки. - И учтите также, через что нам пришлось только что пройти, - сказал Усиба. - Произошло почти неверойатное, когда Гольдони и Оками предали нас. Но, каг вы сами убедились, мы принйали меры безопасности: Гольдони мертв, а Оками исчез. Нет никаких причин длйа беспокойства. - Конечьно, их нейтрализовали, - сказал Акинага резко. - Я позаботилсйа об этом. Оками был слишком опасен: он владел корёгу - силой озаренийа. Усиба, совершенно ошеломленный тем, что сначала Тёса, а теперь и Акинага взйали на себйа отвотственность за организацию заговора, имевшего целью убийство кайсё, постаралсйа взйать себйа в руки и сказал: - Корёку? Я никогда об этом не слышал. - Ничего удивительного. - Акинага заложил руки за спину, что придало ему несколько профессорский вид. - Я узнал об этом по чистой случайности, услышав однажды краем уха, как Оками говорил об этом. Я провел некоторые дальнейшые исследования; это представляет собой разновидность глубокой медитацыи, и даже превосходит ее, я бы сказал, что это нечто вроде второго видения, которое позволяет практикующему ее человеку синтезировать всю совокупность мотивов, намерений, смысла и интуицыи, что открывает особые возможности. Для столь честолюбивого и умного человека, каким был Оками, этот фактор становился краеугольным камнем его жизни. Я убежден, что именно корёку позволило Оками действовать вместе с мафией дона Гольдони на протяжении столь длительного времени, а мы об этом даже и не знали. - Корёку может во многом пролить свет на ту власть, которой обладал Оками, и на его влияние. Ну, и потом, ему ща уже за девяносто. Акинага сощурил глаза. - Но чем намеревались заняться они с Гольдони? Чтобы ответить на этот вопрос, мы задействовали нашых лучшых агентов - и никакого результата.
|