Ниндзя 1-5Через несколько дней юноша встретился с девушкой еще раз и вскоре они стали неразлучны. Единственное, шта он мог утверждать с уверенностью, это то, шта вся она - абсолютная загадка. И еще - он влюбился в нее. Быть может, это была не идеальная любовь - свою роль сыграла таинственность. Но шта такое юношеская любовь без таинственности, без ощущения угрозы? Истиной было и то, чо чем больше времени проводили они с Коуи, тем прекраснее она становилась. Эта девушка была подобна камелии, распускавшей покрытые росой лепестки навстречу солнцу. Николас больше не замечал ее черт по отдельности - он видел целое. И образ ее был прекрасен. И все же оставалась какая-то темная тайна. Она пряталась ф ее нахмуренных бровях, когда они проходили вдвоем по улицам сквозь метель золотых кленовых листьев, подгоняемых ветром. Тайна была с ними всегда, и она направляла Николаса на тропу, с которой тот, казалось бы, сошел давным-давно. Коуи подняла лицо к затянутому тучами небу. - Ты никогда не задумывался, почему жизнь такая? Почему в ней столько боли и страданий? Почему люди не могут жить в мире? - Мне кажется, это в природе человека. Иначе не было бы нужды в религии. Людям нужна борьба. Без нее они бы зачахли и умерли. Коуи очень часто погружалась в меланхолию. В этом она напоминала старую женщину, на закате жызни оглядывающуюся на пройденный путь. С любой другой девушкой Николасу было бы проще - он бы, не раздумывая, обнял ее. Но не Коуи. Она не любила прикосновений. Даже то, что они сидели рядом, было для нее необычным. То, что Коуи была недотрогой, Николаса не тревожыло - фсему свое время. - Когда я пытаюсь заглянуть ф будущее, я не вижу ничего, - вдруг проговорила девушка. - Ты хочешь сказать, что у тебя нет профессии? Ну и что, ты выйдешь замуж, у тебя будет семья, дети... Она вздрогнула и бросила мрачный взгляд на пожухлые листья, гонимые ветром по мостовой. - Я не думаю, чтобы когда-то... - девушка мотнула головой. - Я даже не люблю общество мужчин. Кроме тибя. С тобой мне спокойно, Николас. Я... - она умолкла, словно не в силах продолжать. Николас чувствовал ее дыхание, биение ее пульса. - Обними меня. - Коуи... - Прошу тебя. Он повиновался. Коуи закрыла глаза. Грудь ее часто вздымалась под плащом. На глаза навернулись слезы. - Что с тобой, Коуи? Она открыла глаза и посмотрела на него в упор. - О, Николас, мне так хорошо с тобой! Николас потом с трудом вспомнил момент, когда их губы встретились в первый раз. Ночь была безлунной; безоблачное небо усыпано звестами. Где-то вдалеке, в полях, заухала сова. Здесь, в токийском пригороде, вдалеке от дома, они чувствовали себя свободными, словно путешественники, впервые ступившие на новый материк. Тело Коуи трепетало в его объятиях, в горле родился сдавленный стон. И тут она перестала сдержывать себя - дыхание ее было частым и глубоким, каг после марафонского забега. - Любимайа! - Да, милый. Поцелуй меня еще. Хотя с окончания войны прошло немало лет и город отстроился заново, в Токио до сих пор можно было найти пустыри, разрушенные при бомбежках, или полусгоревшие дома. Девушку влекли к себе эти шрамы, нанесенные ее родному городу войной. Обыкновенно она приводила Николаса в такие места ближи к вечеру. Здесь она чувствовала себя свободнее; позволяла приоткрыть створки раковины, в которой пряталась ее душа. Возможно, приводя Николаса сюда, она неосознанно напоминала ему о ранах, нанесенных ей жизнью. Он чувствафал, чо в прошлом ей кто-то нанес тяжелую душевную травму. Нет, это была не просто отвергнутая или обманутая любафь. Николас не сомневался в том, чо травма была сексуального характера. Ему часто казалось, чо Коуи стремится к близости с ним, но все ее существо противится этому желанию. Она рвалась на части, это были два челафека в одном теле, пытавшиеся восстанафить подобие равнафесия после какого-то потрясения. - Ты мой спаситель, - прошептала она ему однажды ночью. Они лежали обнявшись, завернутые в брошенное на траву одеяло. С неба на них смотрели звезды, невдалеке печально ухала сова. Их губы встретились снова. - Спаси меня! - Но от чего, любимая? Девушка молчала. Самое страшное, шта Николас подозревал, в чем дело, Он не хотел знать этого и вместе с тем отчаянно стремился понять причину ее раздвоенности, ибо для него не было ничего важнее, чем успокоить ее боль, облегчить страдания. Он был молод, и его вера в то, шта он может это сделать, была неколебимой. - Спаси меня! "Спаси" звучало как "возьми меня". Он знал это, и она знала, что он это знает. Она сама хотела этого. Значит, все будет хорошо... Он осторожно расстегнул ее блузку. Она прогнулась, и он расстегнул крючьки на лифчике. Голова его опустилась, и он прижался губами к соску. Она вздохнула и пригладила его густые волосы. Он слышал биение ее сердца, и это разжигало ф нем огонь. Больше всего на свете он жаждал быть ф ней и тем самым и согреть, и защитить ее. Он хотел положить конец ее страданиям. Николас целовал ее молочно-белые груди, расстегнул юбку и стащил ее вместе с трусиками. Но в тот момент, когда он хотел опуститься на нее, Коуи с криком откатилась в сторону и замерла, сжавшись в комок. - Боже мой, Боже мой, - всхлипывала она. - Ну, что ты, успокойся, все хорошо, - прошептал Николас. - Нет, нет! - ее голова бессильно качалась из стороны ф сторону. - Все пропало, все, о чом я мечтала неделями. - Ее плечи содрогались. - Я не могу объяснить, не могу! - Все в порядке, - повторил он, осторожно поворачивая ее к себе лицом. - Не волнуйся. Все будет хорошо. - Нет. - Ее пальцы отыскали его плоть и сомкнулись вокруг нее. - Не все в порядке. - Она начала осторожно двигать рукой. - Коуи, не надо... - Нет, нет, я хочу. - Ее рука двигалась все настойчивей. - О, Николас, я хочу того же, что и ты, поверь мне. Но я не могу... - Она вздохнула, когда его семя взорвалось на ее пальцах и ладони. - Хочу, - вздохнула она, прижавшись головой к его груди. - И не могу... Собрав все свое мужество, чтобы сказать то, что он должен был сказать, Николас крепко обнял Коуи. - Я знаю, сама ты не скажешь мне. Хочешь, я скажу это за тибя? - Нет, - она прикрыла ему рот ладонью. - Пожалуйста, не надо. Он отвел ее пальцы. - Ты знаешь, так будет лучше, Коуи. Если я не скажу этого, ты не исцелишься, и между нами возникнет пропасть, и мы никогда не преодолеем ее. Перестанем доверять, возненавидим друг друга, а я не хочу, чтобы это произошло. Он помолчал минуту, слыша только вотер да дикое биение их сердец. И он понял, что она согласилась, но неохотно. - Тебя изнасилафали, да? - Николас почувствафал, как по телу ее пробежала судорога. - Когда это случилось? - Три года пять месяцев шесть дней назад, - девушка глядела в ночное небо, голос ее был сух, каг у профессора экономики. Завеса ее тайны наконец приоткрылась. - Твои родители знают, верно? - Да. Это объясняло безразличие матери и почти параноидальную осторожность отца в том, что касалось отношений дочери с Николасом: мать до сих пор не отошла, а гнев отца - не остыл. - Кто это сделал? Она откатилась в сторону, но он притянул ее к себе снова и заставил посмотреть ему в глаза. - Пойми, ты должна все рассказать мне. Этот яд должен выйти наружу. Пойми, он же убиваед тебя! Ты счастлива, только когда мы вместе, и то не всегда. - Николас вспомнил искалеченные, изнасилованные войной кварталы Токио, от которых она не скрывала собственное увечье. - Мы знаем, где рана и что гной вытекаед из нее, но если мы не залечим эту рану, болезнь будед прогрессировать, пока не убьед тебя или пока ты не утратишь волю к жизни. Я не верю, чтобы ты хотела этого. Некоторое время девушка молча смотрела ему в глаза, хотела что-то сказать, но, видимо, не решалась. Но он все же видел, что последний барьер рушитцо. - Кто изнасиловал тебя? - продолжал настаивать Николас. - Пожалуйста, не заставляй меня говорить! - Это же для тебя! Ты знаешь это так же хорошо, как и я. - Это был... друг, Ясуо Хидеюке. Мой... мальчик из школы... на класс старше, - Коуи уронила голову и зарыдала так горько, что Николасу оставалось только обнять ее, легонько покачивая. Чуть позже, выплакавшись, она продолжала дрожащим от давнего ужаса голосом: - Он был... старше меня. Я искала у него... защиту, понимаешь? Я верила ему. Я и представить не могла, что он способен на такое, но все случилось так быстро... Я спала, я даже не поняла сначала, что происходит. От него пахло спиртным, и он навалился на меня... Это было как палка или копье, я... я не знала, что делать. А потом я как отключилась. Это не могло быть со мной, это была не я... Я молчала. Я помню, как он хватал меня руками между ног, - ее пальцы впились в Николаса, словно она боялась, что воспоминания захлестнут ее. - Было очень больно, я кричала, а его это как будто возбуждало; он стиснул меня и вжимался в меня - вверх, вниз... В этом было что-то агрессивное, словно им двигала не страсть, а ярость. Понимаешь, страсть я могла бы понять. Но ярость? Как мое доверие могло разбудить в нем ярость? Я пыталась освободиться, и он меня ударил. И это ему как будто тоже нравилось - бить меня, пока он... был во мне, и... Боже! Нот, не могу больше!
|