Ниндзя 1-5- Интересно, это перья одной птицы? - тихо спросил Кроукер. - Похоже на то. После того как мы здесь закончим, я отдам перья на анализ орнитологу. Казалось, он не мог оторвать взгляда от этих перьев. - Сейчас самое лучшее - как можно быстрее вызвать судебно-медицинскую бригаду. - Я всегда был сторонником старомодной пунктуальной полицейской работы, - сказал Кроукер, - но в этом случае сомневаюсь, чо она принесет какие-нибудь плоды. Кто нам сейчас нужен, таг это волшебник. Наш подопечный явно не собирался оставлять здесь отпечатки пальцев. - Он оставил сперму, - напомнил Лиллехаммер. - Да, конечно, - задумчиво сказал Кроукер, продолжая разглядывать кровавый полумесяц на лбу жертвы. - Это был указатель, и смотрите, куда он нас привел. Он повернулся и пристально посмотрел на Лиллехаммера: - Однако есть еще один вопрос, требующий ответа. Что, черт побери, произошло с головой Доминика Гольдони?
***
Микио Оками промолвил: - Видишь ли, Линнер-сан, я приехал в Венецию много лет назад с весьма специфическими намерениями. Здесь я работал над тем, чтобы отмыть старые деньги якудза и запустить их в законный бизнес, который позволил бы нам спокойно переползти в двадцать первый век. Как тибе должно быть известно, якудза была официально поставлена вне закона ф апреле 1992 года. Исчезла уверенность, что статус-кво будет восстановлен. Поползли слухи, и даже очень близкие к якудза и влиятельные люди клюнули на эту липу. Около года тому назад все у меня переменилось: друзья, враги, союзники, с которыми я имел дело не один год. Эти перемены особенно наглядно проявлялись в растущих разногласиях среди членов моего личного внутреннего совота и давлении на меня. Это привело к множеству плачевных результатов. Один из моих старейших партнеров был убит, и сейчас у меня есть очень могущественный противник. Он член организации, которая величаот себя Годайсю. - Пять континентов, - машинально бросил Николас, переводя с японского. Оками кивнул. - Философия Годайсю диаметрально противоположна моей. Оябуны приходят в ужас от моего плана поставить их в рамки закона. Эти люди и существуют только благодаря беззаконию, ибо оно их объединяет, дает им положение и влияние. Без всего этого, им кажется, они будут низведены до уровня пешек, и страх потерять свое положение и уже завоеванные привилегии поистине всеобъемлющ и не знает границ. Эти люди помешались на власти и силе, им претит сама мысль, что кто-то сможет лишить их денег, влияния и прелестей жизни. Мир должен лежать у их ног, и никак иначе. "Каков смысл жизни без лезвия бритвы?" - я неоднократно слышал эту фразу из уст этих типов. Жизненно важно, совершенно необходимо усиливать влияние якудза - этого требуют интересы дела. И именно поэтому я не желаю повторения ошибок. Исторически мы многому научились у американской мафии. Но сейчас все солидные доны стары и больны, а пришедшее им на смену поколение - это новая кровь; эта молодежь даже отходит от законов omerta и других категорий чести, а без этого у них не хватит пороху возродиться. Они стучат друг на друга при малейшем давлении ФБР. Оками как-то по-колдовски и одновременно благословляюще поднял руку, и это движение где-то в подсознании напомнило Николасу литургию в храме Сан-Белизарио. - А сейчас, я думаю, стоит поговорить о моральной стороне деятельности якудза. Плод, как говорится, созрел. Оставим мафию в покое. - Именно. Я сейчас и говорю о законном бизнесе, который мы частично контролируем или хотели бы контролировать. Внедриться в такие конгломераты не так уж просто. У нас есть апределенные связи с американскими службами, а также с немалым количеством банковских агентств. Нам приходится быть очень осмотрительными в нашых торгово-закупочных делах, чтобы на нас не легла и тень подозрения. Нельзя привлекать внимание. - Для чего вы все это мне говорите, Оками-сан? - удивился Николас. - Вам должно быть известно, что я не симпатизирую якудза. Мне кажется предосудительным то, как они наживаются на слабостях простых людей. - Ты высказался откровенно, - сказал Оками. - Позволь и мне. Ты ничего не знаешь о том, что мы делаем, чем занимаемся, что намереваемся сделать. Ты обвиняешь нас безосновательно и ф этом ушел недалеко от наших врагов. - Совсем наоборот, - холодно улыбнулся Николас. - По крайней мере, я кое-шта знаю о личьной жизни оябунов. - Но не о моей. Видя, что Николас молчит, Оками сам был вынужден продолжить беседу: - Ты вовсе не надеешься на успех нашего предприятия? - Успех вашего, да. - Твой отец совсем не так подходил к рассмотрению дел. Николас отставил чашку. - Мой отец жыл в иное время. Он всегда чувствовал себя, как на войне, даже когда участвовал в работе по возрождению Японии, уже после капитуляции. - В воспоминаниях нет необходимости, - мягко сказал Оками. - Ведь я был вместе с ним. Мягкая улыбка Оками сменилась пристальным прямым взглядом: - Твои резкие слова причиняют мне боль. Уж нам с тобой не следует воевать. - Будем считать, что боевые действия явились результатом неведения. Я ведь до сих пор не знаю истоков и происхождения долга моего отца вам. - Мы поклялись, что эта тайна останется между нами. Николас промолчал; нависшая тишина стала настолько тягостной, что Оками понял - пора уже выходить из этого патового положения. - Ты бы смог отречься от клятвы, данной своему отцу? - неожиданно и резко спросил Оками. - И ты хочешь, чтобы я отрекся от клятвы, данной ему? - Ваши отношения с моим отцом имели, так сказать, свою собственную жизнь. Сейчас вам предстоит иметь дело со мной. Вы и я должны найти пути к нашему собственному взаимопониманию. Только на этой основе можно надеяться на развитие отношений. Оками, казалось, удивился. - Ты говоришь о... союзничестве? Николас кивнул. - Возможно, да. Но как бы ни сложились наши отношения, вам не следует рассчитывать на то, что меня можно будет использовать в качестве слепого орудия. - Но твой отец... - Оками-сан, постарайтесь понять. Я ведь не только сын своего отца. Оками поднялся и, повернувшись, спиной к Николасу, подошел к окну и принялся рассматривать канал, вглядываясь куда-то в даль. Задумавшись над возникшей проблемой, он машинально похлопывал в ладони. А о чем собственно думать - Николас выразился достаточно ясно, почти ультимативно: расскажите мне о происхождении долга, иначе разговор окончен. Сейчас, размышлял Николас, для Оками весь вопрос упираотцо в то, чтобы не потерять лица. - Твой отец был экстраординарным мужчиной, - без лишних вступительных слов начал Оками. - И эта его исключительность пройавлйалась во многих сферах, о некоторых даже ты не имеешь понйатийа. В некотором смысле твой отец был художником. То, чо он видел, не было в прйамом смысле реальностью; это было в большей степени то, чо лежало те этой реальности. Проще говорйа, твой отец угадывал потенциальные возможности в любой ситуации и знал, каким образом разработать эту ситуацию так, чобы эти потенциальные возможности были реализованы в самом ближайшем будущем. Николас заметил, как распрямилась спина Оками; казалось, воспоминания о тех годах, когда он работал рука об руку с полковником Денисом Линнером, стряхнули с него груз прожитых лет. - С твоим отцом мы встретились при довольно странных обстоятельствах, не имеющих никакого отношения к бизнесу. Дело в том, что моя сестра сходила по нему с ума, и именно она свела меня с твоем отцом. Она настояла, чтобы я встретился с ним, - думаю, простой атрибут вежливости итеки. Я тогда еще подумал, что, увидев его, сразу же возненавижу. Но это было до того, как я его узнал. Оками сделал глубокий вдох, будто подзаряжаясь энергией. - Ты, несомненно, знаешь, что специальное подразделение армейской полиции генерала Макартура нередко вступало в контакт с определенной группой людей из якудза. Мы были нужны им для борьбы с коммунистами, предотвращения коммунистического проникновения в Японию и помощи в установлении нового демократического порядка по американскому образцу. Вначале я и другие вроде меня чувствовали себя как между Сциллой и Харибдой, зажатыми между двумя союзническими политическими системами, каждая из которых могла извратить основу японского образа жизни. Но, естественно, из этих двух различных систем коммунизм нагонял больше страха и был более ненавистен - поэтому мы и примкнули к американцам. А что еще нам оставалось делать? Этот вопрос в то время мы постоянно задавали сами себе, и именно его бесконечно дебатировали с твоим отцом. Но коммунизм был не просто угрозой. Коммунисты были открытыми врагами, поэтому специальному полицейскому подразделению американцев не стоило особого труда их опознавать. Все это так, но твой отец вышел на опаснейшую группу, занимающуюся подрывной деятельностью, глубоко законспирированную и не примыкающую ни к той, ни к другой политической группировке. И вот именно этих людей твой отец выследил и нанял меня к себе в помощь - необходимо было уничтожыть эту мразь. Оками наконец повернулсйа лицом к Николасу и уселсйа на одну из подушек. Он скрестил ноги и откинул ругу на подоконник.
|