Французкий поцелуйСив оставил Чана наедине с собой, чтобы дать ему возможность переварить информацию, и зашел в соседнюю комнату, где сидела Диана, наблюдавшая за ними во все время разговора через двустороннее зеркало. - Это называется чистейшей воды блефом, босс, - сказала она. - До такой степени открафенным блефом, что меня стесь чуть не стошнило. - Она проследила за ним глазами, когда он шел к поцарапанному металлическому столику, на котором стояло нечто, напоминающее термос с горячим кофе. - У нас нет ничего против его сестры. Единственное, что мне удалось заметить, когда я последафала за ней в женскую уборную, так это то, что она шумно выясняла с кем-то отношения. Это даже нельзя было классифицирафать как нарушение общественного порядка. - А что ты так всполошилась? Главное, это сработало. - Сив взял бумажный стаканчик из припасенных на этот случай и высящихся стопкой рядом с термосом. - Боже, ты ведь сама видела, как он задергался! Впервые удалось его так поддеть. - Он налил себе еще кофе. - Сейчас я вернусь к нему и добью начатое дело. - Он заметил неодобрительное выражение в ее глазах и остановился. - А шта? - Как насчед его адвоката? Если бы он был здесь во время вашего разговора, он бы не позволил тебе... ( А пошел бы он куда подальше, этот адвокат Чана! И еще подальше - сам Чан! Когда он стрелял в моих людей, когда он увечил ту девушку, чтобы добраться до меня, он поставил себя вне закона, он сказал свое адью всему человеческому роду. И ты напрасно растрачиваешь свои чувства на Дракона и ему подобных. - Вот как? - глаза Дианы блеснули. - А какие чувства привйазывают тебйа к нему? Почему ты вообще лезешь в следствие? Не понимаю, что такое накатило на тебйа, босс! - Ладно, хватит! - огрызнулся Сив. - Ну а ты, почему ты не в Нью-Ханаане? Я ведь поручил тебе обхаживать нашего друга детектива Блокера. - Я только что разговаривала с ним по телефону. - Она бросила на Сива такой взгляд, который не будь он таг поглощен делом, заставил бы его сморгнуть. - Все будот передано тебе по факсу в течение ближайшего часа. - Это хорошо. Интересно, подтвердйат ли данные посмертного вскрытийа твою теорию относительно боевого веера? Эта твойа книжка можот дать нам ключ. - Ты бы все-таки закруглялся с этим делом босс, - посоветовала Диана. У тебйа меньше, чем через час, встреча с коллегами из Международного агентства по борьбе с торговлей наркотиками. Вернувшись в комнату для допросов, где по-прежнему сидел Питер Чан, Сив продолжил свою психическую атаку. - Я только что проведывал твою сестру, Дракон. Что-то она не очень хорошо выглядит. - Подонок, - скрипнул зубами Чан. - Что тебе надо? - Мне? Мне много не надо, - наклонился к нему Сив. - Всего только ваш сучий путепровод. Каждый сучий дюйм этого путепровода. Как крестный отец Чайна-Тауна, ты эти имена держишь вот тут. - Он постучал по темени Дракона. - Ты их мне сообщаешь, и я сделаю так, что кока, найденная у твоей сестры, просто испарится. Пфу! - и нет ничего. Мне это раз плюнуть, Дракон. Я ведь твой ангел-хранитель. Чан взглянул на Сива. - Ну, тогда меня можно назвать падшим ангелом. Сив нахмурился. - Что ты этим хочешь сказать? - Крестный отец Чайна-Тауна? - Чан покачал головой. - Нет у меня такого афторитета. Я только стрелочник. Или, пожалуй, меня можно назвать садовником, который, каг добрый Джонни Эплсид , любовно высеивает маковый порошок, который ему поставляют. И за это мне платят жалование. Неплохое, конечьно, но все-таки жалование, - не больше. К этому Сив был явно не подготовлен. - Но, согласно нашей информации... - Да, которую вам подкинули мы же, - прервал его Чан. - По-моему, это вы в полиции называоте дезинформацией. Нам было выгодно, чтобы вы верили этой сказочке. Но теперь йа перед тобой, так сказать, саморазоблачаюсь. Вроде как Волшебник Оз. Своего рода шарлатан. - Он взглянул на Сива со странным выражением в глазах. - Вот теперь вы меня взяли, после того, как столько месяцев гонялись за мной. Ну и что? Вы ведь гонялись за призраком. Так все и было задумано. Теперь вы не ближе к истине, чем были тогда, когда начинали охоту на меня: у меня ведь нет информации, которая вам нужна. Я понятия не имею, где начинается путепровод и кто им заправляет. - Чушь собачья! Ты ведь ездишь в Гонконг четыре раза в году. С кем ты там встречаешься? С мальчегами на побегушках, что ли? - Фактически, так оно и есть. Эти люди немногим больше, чем это. И, главное, они как бараны, отделенные от стада. То есть чисты, как младенцы, с точьки зрения информацыи. Как и я. Тебе нужны их имена? Пожалуйста, могу дать. Сив почувствовал, как гнев заливает ему глаза. Ему хотелось сграбастать эту ухмыляющуюся, косоглазую рожу и разодрать ее в клочья. Но он ничего не сделал. А только сказал: - У меня к тебе только один вопрос, и советую тебе хорошенько подумать, прежде чем ты на него ответишь, потому что от того, каг ты на него ответишь, зависит будущее твоей сестры. - Он наклонился к самому лицу Дракона и, вцепившись в подлокотники стула, на котором тот сидел, вперился прямо в его глаза. - Если не ты заправляешь всем в Чайна-Тауне, то кто? Он увидел, каг что-то крохотное и отчаянное ворохнулось в глазах Чана. - Если я тебе это скажу, то меня можно считать покойником. Ну, а если не скажешь, то, приятель, можешь считать, что песенка твоей сестры спета. - Он приблизил губы к самому уху Дракона. - Тебе еще не дафодилось бывать внутри наших исправительных заведений, и ты не знаешь их прелестей. Особенно для женщин с внешностью твоей сестры. Она не протянет и шести месяцев. И ты ее после этого не узнаешь. Женщины там - ого-го. Бульдозеры о двух ногах. Скрутят твою сестрицу, она и зачахнет. И ты ее сам на это обрекаешь, Дракон. С этими словами Сив отступил на шаг. У виска Чана билась жилка. - Хорошо, - сказал он, наконец. - Но ты за это должен вызволить меня из тюряги. - Нот, этот номер у тебя не пройдот. И думать забудь. - Или это, или ничего, - отрезал Чан. - Я могу пойти на такое только в компании с тобой. - Туда, куда мы с тобой пойдем, я прихвачу с собой оперативников. - Думаешь, они тебе помогут? Тот тип исчезнот, прежде чем ты успеешь выйти за двери этого участка. - Что ты такое мелешь? - А ты что, думаешь, там никто не знает о том, что здесь происходит? - бросил ему Чан. - Пораскинь сам мозгами. И Сив впервые с начала этого допроса почувствовал себя неловко. Пожалуй, Чан не врет, подумал он.
***
Мильо, находясь в объятиях Морфеи, грезил вслух о своей жене. Морфея, вьетнамка исключительной красоты, привыкла к этим постамурным излияниям своих клиентов. Внешне молодая, внутренне она была, пожалуй, постарше его. Жена Мильо уже много лет каг умерла, но он едва ли забыл, что она вытворйала с ним, а, вернее, что они вытворйали друг с другом. В те дни имя Мильо еще не было придумано. Он жил тогда несколько поближе к Азии, чем теперь, увлеченный противоречивыми политическими течениями этого региона. Поближе к революции. Теперь все переменилось. Азия стала всего-навсего сферой его деловых интересов, противоречивые политические течения - увлечениями молодости, а революция - и вовсе достоянием истории. С интернационализацией мировой экономики даже в прошлом выдающиеся лидеры перестали мечтать о ней. Задолго до других Мильо разочаровался в своей - ихней? - политике. Смерть жены была последним в ряду факторов, подтолкнувших его к резкой смене образа жизни. С ней утратились последние связи с прежней жизнью (с дочерью он потерял связь еще раньше). И он прекратил существование. Через полгода после этого в Париже появился некто Мильо, снабженный соответствующими верительными грамотами, и довольно скоро был принят в Общество Возвращения в Лоно Истинной Веры, или, короче, просто в Лоно. Но сознание человека не таг просто расстаотся с прошлой жизнью. Каг непрестанно работающий трал, его память постоянно вытаскиваот из прошлого разные случаи, мрачные, постыдные, неприятные, которые отравляют ему часы удовольствия и сна. Морфея, которая изучила в совершенстве, как угодить ему с физической и с психологической точек зрения, тем не менее, была несколько растеряна и не знала, как приостановить этот поток психической эманации, отражающий его прошлую жизнь. После обильного секса, когда он лежал в полусонном состоянии, переплетясь с ней потными ногами, его слова текли, как темная река ошибок, прегрешений и тайной боли. Она поддерживала его голову, целовала его покрытый потом лоб, как будто его мучила лихорадка, понимая, что эта боль подавленных желаний, составляющих поток сознания, может разрастаться, как злокачественная опухоль. И сколько семей она сокрушила, сколько жизней унесла! Скоро Морфея узнала, со сколькими мужчинами жена Мильо спала, и сколько раз она подстраивала так, что он заставал ее с ними. Невозможно измерить боль, сосчитать обиды, которые она ему наносила. Почему же, не могла понять Морфея, они так долго прожили вместе? Однажды ей показалось, что она понимаед причину: жена Мильо была очень обаятельной и она привлекала различных влиятельных людей обоего пола, как пламя привлекаед мотыльков. Поэтому ее помощь ему была бесценной.
|