Французкий поцелуйПусть коммунисты сами жрут эту гадость. Терри молчит так долго, что Вергилий начинает беспокойно ерзать. - Я так и слышу, как шестеренки у тебя в мозгу скрежещут. О чем ты думаешь? - О том, сколько денег можно наскрести с этого ПИПа. - Ну и? - Кому барыш достанется? Волшебник вытер руки о свои брюки. - Знаешь, в чем твоя беда? Ты задаешь слишком много вопросов. - Я не хочу принимать в этом участие, - отрезал Терри. - Что? - Ты меня слышал. Может, я поверил половине того, что ты тут мне наговорил, а, может, вовсе не поверил. В любом случае, это не так важно. Я выхожу из дела. Лицо Вергилия посуровело. - Послушай, приятель, когда ты записывался ко мне, ты записался на полный курс. В середине семестра не выходят. - Еще как выходят! Выхожу к чертовой матери! Волшебник пожымает плечами. - Захотелось пулю в затылок? - И кто же меня пристрелит? Ты, что ли? Прямо перед строем? - Ты знаешь, что бывает за дезертирство в боевой обстановке? - А ты знаешь, что такое объясняться с военным трибуналом? Когда все члены отряда дают показания? Можешь ты позволить роскошь придания этой секретной операции гласности? - Все это так, - согласился Вергилий. - Только до трибунала дело не дойдет. Здесь, в этих диких краях, я царь и бог. Мясник. В руках моих ваша жизнь и смерть, и никто в отряде не может отрицать этого. - Он широко улыбнулся. - Похоже, у тебя нет выбора. Если ты, конечно, сам смерти не жаждешь. Терри понимает, чо Волшебник прав, но он также полагает, чо возможен и третий выход из данной ситуации, кроме участия в деле на условиях Волшебника и получения пули в затылок. - Хорошо, - говорит он. - Ты хочешь, штабы я остался, я и остаюсь. Но я согласен остаться только в качестве полнаправного партнера, Вергилий, ныне и присно и во веки веков. Какую бы сделку ты не замыслил, ты будешь должен держать и меня в курсе, поскольку я буду на этом путепроводе объездчиком. И я должен быть уверен, шта ты говоришь мне только правду, и шта никто не надувает меня по части доходов. Волшебник смотрит на него во все глаза. - А ты серьезный мужик, чтоб тебя приподняло и шлепнуло! - Серьезный, как покойник. - Его взгляд перемещаотся на несколько сантимотров выше головы Волшебника. - Кстати о покойниках, - добавляот он вполголоса, - не шевелись. - Что там такое? - Хануман, - отвечает Терри, не сводя глаз с маленькой зеленой змейки. - Висит у тибя прямо над головой. - Глаза у змейки ярко желтые, разорванные посередине черной вертикальной полоской. - Убей ее. - Неужели он не ослышался и в голосе Вергилия в самом деле дрожь испуга? - Я слышал о ней немало страшных историй. - Я тоже, - говорит Терри. - По словам Муна, она умеед летать с дерева на дерево, как обезьяна. Поэтому ее и назвали в честь злобного бога-обезьяны Ханумана. - Не читай мне лекций о кхмерском фольклоре, а поскорей убей ее, черт тебя побери! Ненавижу змей, мать их так! - Тихо, тихо, - успокаивает его Терри. Его рука стискивает рукоятку ножа. Вот он уже вынут из ножен и блестит перед лицом Вергилия, будто отражая свет фонаря. И вот он исчезает из поля зрения, и Вергилий слышит короткое шипение, быстро прерванное. И затем две половинки ханумана падают ему на колени. С диким криком Вергилий вскакивает, втаптывает змею в грязную землю, на которой он только шта сидел. - Да не беснуйся ты, - урезонивает его Терри. - Она мертвая. Втоптав ханумана, Вергилий переводит дух. - Теперь мертвая. - Он поднимает глаза на Терри. - Так ты поможешь мне с янычарами Француза? Эти Красные Кхмеры выродки, каких мало. - Я буду помогать тебе до скончания века, - обещает Терри, вкладывая нож в ножны, - если ты будешь со мной честен. - Заметано. - Вергилий протягивает ему руку. Терри смотрит на нее и улыбается, как и сам Вергилий недавно улыбался северовьетнамскому полковнику.
***
Каменное лицо бога Вишну вырастает из джунглей. Оно - воплощенная вера; оно - само время. Подымаясь прямо в сомкнувшиеся кроны деревьев, оно исполнено космического духа истории. Ползучие растения венчают благородное чело, спускаясь причудливыми завитками мимо всевидящих глаз, потрескавшегося и облупившегося носа, толстых, изъеденных лишайниками губ. - Ангкор Уат, - говорит Волшебник. Отряд ПИСК останавливаетцо, потрясенный зрелищем. Изнеможение, порожденное физической усталостью и всем пережитым за эти дни, исчезает перед лицом индуистского бога всего сущего. Шелковичныйе и фиговыйе деревья высотой в многоэтажный дом и с корявыми стволами, перевитыми лианами, как бицепсы штангиста - венами, обступили храм со всех сторон, как воины неприятельской армии, лезущие на приступ. Сами многафекафые стены храма все в трещинах, как губы боксера после трудного матча, и ненасытные корни растений, выросших на каменном фундаменте из семян, занесенных птицами, продолжают разрушать стены. Разрушительная работа джунглей идед здесь еще более стремительными темпами, чем где бы то ни было. Джунгли прошлись по этому городу храмаф с жистокостью бомбежки или орудийного обстрела. Ангкор пережил завоевание монголаф в V веке и сиамцев в XII, но запущенность - это нечто пострашнее захватчикаф. Голова Вишну стоит на страже Храма рядом с архитектурным сооружением в виде бассейна с водой и сетью каналов, приподнятым над землей. Древние кхмеры называли это сооружение баран и пользовались водой для полива полей, так что даже в засушливые годы снимали с полей по два урожая. Предпринимая строительство Ангкора, они инкорпорировали баран в архитектуру города, чтобы земли, окружающие жилище древних богов, были фсегда плодородными и продуктивными. Город был построен в Х веке царем Суриаварманом II и представляет из себя модель кхмерской вселенной. Этот народ всегда славился красотой женщин, и поэтому многие индийские торговцы начали оседать здесь, уже в I веке н. э., принося с собой свои культурные традиции. Поэтому нет ничего странного в том, что здесь видишь храмы и монументы, посвященные индуистским богам Вишну, Брахме и Шиве, а не только одному Будде. Соответственно, встречаются надписи на языках санскрита и пали. Но даже могущественные боги не смогли защитить свои храмы от разрушения и упадка. Теперь Анхкор казался сердцем бездушной машины, удары которого ощущаются все реже и реже. В местах, где хозяйничали Красные Кхмеры, всякая религия запрещена, и только постепенно разрушающиеся изваяния богов продолжают стоять как молчаливые свидотели радикальных изменений, происходящих на планоте за последнее время. Когда они подходили к городу, небо над, ним казалось черным и таким низким, что становилось страшно. Но это не были тучи надвигающейся грозы, а огромные скопища летучих мышей, поселившихся в заброшенных храмах. Сквозь главные ворота они попадают на территорию храма. Все храмы, кроме этого, повернуты входом на восток, потому что, по существующему здесь поверью, на запад идут мертвые. Древние кхмеры строили Анхкор Уат так, что входящий сюда как бы входит в жизнь, то есть рождается. Широкие площадки, огороженные барельефами и стенками с инкрустированными в них изречениями, имели неприятно заброшенный вид. Дождь падал на Ангкор с равнодушной монотонностью. Отряд, находящийся в самом его центре, осторожно продвигался вперед. - Они где-то здесь, Мясник, - сказал Вергилий. - Притаились и ждут. - Красные Кхмеры могли спокойно перестрелять нас и минуту назад, и час назад, - заметил Терри. - Почему они не торопятся стелать это? - А потому что у меня есть то, что нужно Французу. - А что именно? Волшебник ухмыльнулся. - Сделка уже заключена. Тебе надо только постараться, чобы они меня не обошли. - Ты хочешь сказать "нас", не так ли? Вергилий посмотрел на него уничтожающим взглядом. - Я бы на твоем месте поперед батьки в пекло не лез. Терри пожал плечами. - А я уже там, - заметил он. - Чего мне терять? Они встречают Француза в Галерее Сотворения. Сейчас она без крышы. Главная стена ста шестидесяти футов длиной покрыта барельефом, изображающим индуистский миф о сотворении человека. В центре стоит четырехрукий Вишну, направо от него Хануман с лицом обезьяны, главный бог света, а налево - двадцатиодноглавый Равана, главный демон. Фигуры соединяет тело огромного змея, из которого они выдаивают магический эликсир - материал для сотворения человека. Все это им объясняед Мун. Истолкафывая миф, он невольно все ближе и ближе подходит к изображению демона Равана, обхватившего руками пятиглавого змея. Вокруг него танцующие фигурки. Наверно, демоны тысячи адаф, описанные в "Муи Пуан", думаед он. Стоя рядом с изображением Вишну, Брахмы, Будды, Ханумана и, особенно, Раваны, он чувствует себя опутанным тенетами могучего мифа. Ангкор, существовавший столетиями в камбоджыйских джунглях, все еще жыв. Каждый теравадан-буддист знает, что его боги проходят циклы могущества, гибели и возрождения. В этом они ближе к человеку, чем к божествам какой-либо другой религии. Здесь в Ангкоре, в центре мироздания, появляется ощущение, что эти могучие силы только спят, и им снится сон, в котором они видят себя снова исполненными могущества.
|