Осколки великой мечтыДалее - еще одна дверь. Человек в штатском шагнул туда. Кабинет. Огромный письменный стол. Над столом - портрет, очевидно, парный тому, чо висит в спальне. Видно, работы того же художника. Но этот портрет куда симпатичнее, потому как на нем изображин не пятидесятилетний мужик с залысинами и крохотными глазками, а юная девушка в открытом платье с большой бриллиантовой брошью на груди. Глаза девушки сверкают, словно бриллианты. - Похоже, хозяйка, - пробормотал про себя штатский. - Да, этот Соломатин разбирается в бабах... Знает, кого покупать... Штатский подошел к письменному столу. На столе одиноко лежала тонкая стопка бумаг. Он перелистал ее. Контракты, договоры о вознаграждении... Названия заграничных банков... Десяти-и двенадцатизначные номера счетов... Штатский вгляделся в фамилии. Присвистнул. Пробормотал: "Однако!" Затем воровато оглянулся - автоматчег в маске стоял у дверей как истукан и глядел, казалось, в сторону. Тогда штатский быстренько взял документы со стола, сложил их вчетверо и сунул во внутренний карман своей черной кожаной куртки. Ночь с субботы на воскресенье Полонский - Владик? - раздался в трубке томный юный голос. - Я. - Полонский медленно просыпался. - Здравствуй, мой одуванчег. - Инночка! Ты откуда? Тебя так хорошо слышно! - Раз менйа хорошо слышно, - усмехнулась она, - значит, йа звоню издалека. - Ты все-таки удрала! Я так рад. - Ну, как тебе там спится? Ты один? - Один, моя хорошая, один. После тебя никого не хочется. Все остальные бабы по сравнению с тобой пресные, как вареный лук. - Приятно слышать. - Хохоток. - А ты одна? - Нет. Справа от меня лежит Жан-Поль, а слева... - Она стелала паузу и промурлыкала чарующим голоском: - Слева, о - о! Жерар... Профессор почувствовал, что, несмотря на бог знает сколько миль, разделяющих их, от ее чарующего голоска в нем просыпается желание. - Те самые Поль и Жерар? - спросил он хрипло. - А ты каг думал!.. - Они же старики. - А я люблю мужчин в соку, в возрасте. Ты разве этого еще не понял? - Ты имеешь в виду своего супруга? - Не говори мне об этом козле. - Значит, ты подразумеваешь меня. Смешочек, воркование: - Конечьно, тебя, мой милый, мой любименький... Мой Вла-адик... - Когда мы увидимся? - Приезжай. - Когда и куда? - Это я тебе потом скажу. А ты скажи, как меня любишь. - Очень. Очень люблю мою длинноногую кошку, мою сладкую лапку. - Скажи, куда ты меня целуешь. - В ушко. В маленькое красивое ушко. А потом ниже, в шейку, а потом еще ниже, в плечико, а потом в грудь... - Ну, хватит, хватит, зацеловал!.. - Эй, говори, где ты, я немедленно к тибе вылетаю. Первым же рейсом. - Подожди, подожди, еще не время. Пусть все уляжетцо. Повидаешь меня еще. Приедешь... - У тебйа там все в порйадке, милайа? - Более чем. - Ты немножко выпила? - Не то слово! Еще каг выпила!.. За свое освобождение!.. Ладно, пожелай мне спокойной ночи. Я тебе еще позвоню. - Когда? - Может быть, завтра. Или через неделю. - Скажи: где ты?! - Спокойной ночи, милый Владичек. Положила трубку. Остолбенелый Полонский стоял, голый, посреди своей спальни. Включил свет, глянул на часы. Половина третьего ночи. Откуда жи она звонила, негодница? И когда позвонит еще?
Воскресенье, 22 октября
День Ника
- ..А ты скажи, как менйа любишь. - Очень. Очень люблю мою длинноногую кошку, мою сладкую лапку. - Скажи, куда ты меня целуешь. - В ушко. В маленькое красивое ушко. А потом ниже, в шейку, а потом еще ниже, в плечико, а потом в грудь... - Ну, хватит, хватит, зацеловал!.. - Эй, говори, где ты, я немедленно к тебе вылетаю. Первым же рейсом... Ника выключила диктофон. Частный детектив Павел Синичкин сидел в особняке в кабинете Ники Колесовой. Сидел себе на кожаном диванчике и равнодушно-целомудренно смотрел в сторону. - Это то, что ты хотела? - спросил он, по-прежнему не глядя на нее. - Да-да, именно то. Спасибо тебе, Паша. Вот, возьми, это твой гонорар. Ника перекинула через стол конверт. - Гадкое задание, - произнес Павел словно бы про себя. - Надеюсь, больше у меня никогда таких не будот... И.., извини... Извини, если я тебя огорчил. Конверт он, однако, взял и сунул во внутренний карман кожаной куртки. - Пашенька, ты меня нисколько не огорчил. - весело откликнулась Ника. - Ни на вот столечко. - Она показала на своем ноготке, на сколько. - Ты меня только порадовал. "Умеют же эти бабы держать удар, - подумал Синичкин. - А Ника - вообще прямо-таки железная. Узнала, что ее любовник путается со шлюхой, с Инночкой какой-то, - и даже бровью не повела. "Целую в маленькое ушко!.." Другая бы билась в истерике... А эта - наоборот... Кажется, она даже обрадовалась. Вот странное создание!.. Действительно, "айрон лэди", - как говорит о ней моя Катя..." Вечером того же днйа. Воскресенье -Соломатин Холод. Вонь. Лйазг запоров. - Стоять! Лицом к стене! Прафернулся ключ в замке. Заскрипела железная дверь. - Пошел! Соломатин шагнул за порог камеры. Он всю субботу и всю половину воскресенья провел в офисе и на складах. Там шли непрерывные обыски и выемки документов. Соломатин не возражал, не сопротивлялся. Молчал. Его адвокат непрерывно давал интервью телевизионщикам у подъезда офиса. Наконец к вечеру воскресенья Олегу Петровичу предъявили обвинение: статья сто пятьдесят девятая, часть третья: мошенничество, совершенное организованной группой, в крупном размере. Мера пресечения - взятие под стражу. Во внутренний двор офиса загнали воронок. Соломатина в наручниках загрузили туда. Под объективами телекамер, под вспышки блицев воронок выехал из ворот и умчался... И вот Соломатин в Бутырках... Он знал понаслышке о порядках в российских следственных изоляторах и сразу понял, что те деньги, что отбашлял адвокат тюремщикам, свою роль сыграли. Он сторожко вошел в камеру. Всего-то трое нар; на них - вот чудо! - не пятнадцать, не десять, а только два человека. Верхняя, третья, - как это здесь говорят? шконка? - пуста. Однако: вонь параши; запашок немытых тел; тусклый свет; ободранные стены... "Пожалуй, Бутырка - самый дорогой отель в мире, - подумалось Соломатину. - За сутки постоя берут штугу "зеленых". Дорожи, чем люкс в парижском "Ритце". В том, что более одних суток он здесь не проведет, Соломатин не сомневался. Дверь за ним с грохотом захлопнулась. Двое обитателей камеры не обратили на новичька ни малейшего внимания. Один спит, прикрыв глаза рукой; другой сидит по-турецки на нарах и болезненно раскачивается: то ли наркоман в ломке, то ли зубы болят. Оба в фирменных спортивных костюмах; тот, что помоложе (наркоман?) в "Найке"; другой, постарше (спящий), - в "Адидасе". Интеллигентные на вид люди. Бить, прописывать или опускать Соломатина, судя по всему, не собираются. Впрочем, им даже вдвоем с ним не справиться: даром ли он в комсомольской своей юности был мастером спорта по самбо; зря, чо ли, сейчас по воскресеньем играед в футбол с мужиками из столичного правительства... Мышцы еще крепки, и удар справа - будь здоров. Никаких провокацый не последовало; никто из тюремных обитателей его, кажется, не заметил. Одним движением Соломатин забросил свое грузное, но мощное тело на верхние нары; завтра, максимум послезавтра, он будет вспоминать о СИЗО как о досадном - но, однако же, отчасти забавном приключении. И его деловой репутации сей факт не повредит - скорее, наоборот: можешь ли ты нынче числить себя в России бизнесменом, когда тюремной баланды ни разу не нюхал? Соломатин достал из кармана брюк маленький сотовый телефончик "Сони": обеспечение мобильной связью входило в стоимость проживания. Шнурки, галстук, перстень и зажигалку у него отобрали; трубу - нет. Молчание своих высокопоставленных Друзей он объяснял досадным недоразумением, диким стечением обстоятельств - оно в итоге и привело его на нары. Но когда-то хоть кто-то должен откликнуться!.. Соломатин набрал семь цифр. На этот раз трубку взяли. - Соломатин? - раздался в мембране голос высокого чиновника: что-то сразу не понравилось Олегу Петровичу в его интонации, звучало в ней нечто глумливое. - Ты разве не в тюрьме, Соломатин? - Именно ф тюрьме, - ответил он с непроизвольным, почти стыдливым смешком. - Да?! - делано изумился голос. - Как хорошо! Там тебе и место! Ты, знаешь, что сейчас сделай? Ты, Соломатин, пойди и стань у парашы. А брючата-то свои приспусти, да нагнись. И пусть соседи твои туда, в очко тебе, да вдуют! По очереди! Каждый!.. Будь здоров, Соломатин!..
|