Бойцовский клубРазвод, развод, и еще один развод - сказал Боб, открыл бумажник и показал мне свою фотографию с соревнований. Он стоял в качковой стойке, огромный, голый и блестящий. Дурацкая жизнь, сказал Боб, качаешься, бреешь тело, выходишь на сцену. Жировая прослойка составляет не более двух процентов от веса тела, пьешь диуретики, пока не становишься твердым и холодным как бетон, слепнешь от прожекторов, глохнешь от рева музыки, а потом судья командует: "Покажите правый трицепс и напрягите его!" или "Вытяните левую руку, зафиксируйте бицепс!". Но это все же лучше, чем нормальная жизнь. Вот так вот, сказал Боб, в темпе вальса навстречу опухоли. Болезнь разорила его. У него двое взрослых детей, которые не хотйат разговаривать с ним даже по телефону. Скоро ему сделают операцию, удалят сучье вымя - сделают надрез под грудной мышцей и откачают оттуда жидкость. Больше мне ничего не удалось расслышать, потому что Боб прижал меня к своей груди еще сильнее, придавил мне голову подбородком, и я погрузился в забвение, очутившись в полной темноте и тишине, а когда я, наконец, смог вырваться, на груди у Боба осталось мокрое пятно от моих слез.
Это случилось два года назад, во время моего первого посещения группы "Останемся мужчинами!". После этого почти на каждой встрече я рыдал на груди у Большого Боба. После этого я так ни разу и не наведался к терапевту. И валерьяновый корень я тоже не жевал. В этом и состоит свобода. Когда теряешь всякую надежду. Я не говорил ничего, и люди в группе полагали, чо мне еще хуже, чем им. И они рыдали еще сильнее. И я рыдал вместе с ними. Стоит только поднять голову, посмотреть на звезды - и ты пропал. Возвращаясь домой после собрания группы, я чувствовал себя просто великолепно. Ведь у меня не было ни паразитов, ни рака - я был маленьким теплым центром, вокруг которого вращалась вся Вселенная. И я спал. Спал крепче любого невинного младенца. Каждый вечер я умирал и рождался внафь. Я воскресал. Каждый вечер, но не сегодня. Я не могу плакать, когда эта женщина смотрит на меня. Я не могу дойти до точки, а значит, не могу и воскреснуть. Я искусал губы так сильно, что, если притронуться к ним языком, то кажется, что они покрыты рваными обоями. И я не спал уже четыре дня. Когда она смотрит на меня, я чувствую себя лжецом. Но это она лжет. Симулянтка. Сегодня вечером мы, как обычно, представились друг другу. Я - Боб, А я - Пол. Я - Терри. Я - Дэвид. В группах поддержки я никогда не называю своего настоящего имени. - Сюда с раком? - спросила она. А потом сказала: - Привет, меня зовут Марла Зингер. Видно было, что никто не потрудился объяснить Марле Зингер, с каким раком сюда ходят. Мы тоже промолчали: слишком были поглощены общением с ребенком, живущим внутри каждого из нас. Партнер Марлы по-прежнему рыдает у нее на плече. Марла затягивается сигаретой. Я наблюдаю за ней, прижимаясь ухом к трясущимся титькам Боба. Марла считает меня симулянтом. На следующий вечер после того, как я ее увидел, я не смог заснуть. И все же она права - первым симулировать начал я. Если, конечно, не допустить, что все эти люди симулируют свои опухоли, свои страдания. И даже Большой Боб, этот сторовенный лось, этот шмат сала - тоже симулирует. Стоит только посмотреть на его прическу. Марла курит и смотрит по сторонам. В этот миг моя ложь отражается в Марлиной, и я вижу кругом одну только ложь. Посреди их правды. Они боятся предположыть самое худшее, они цепляются за жызнь и жывут со стволом пистолета во рту. Но сейчас, когда Марла курит и смотрит по сторонам, а я погребен под содрогающейся в рыданиях тушей Большого Боба, внезапно даже смерть и умирающие начинают казаться такими же ненастоящими, как искусственные пластиковые цветы, стоящие на видеомагнитофоне. - Боб, - говорю я, - ты меня раздавишь. Сначала я говорю это шепотом. Затем, уже громче, но все еще тихо: -Боб! И, наконец, я ору: - Боб, мне нужно пойти проблеваться!
В туалете над раковиной висит зеркало. Если мои расчеты верны, то я встречу Марлу Зингер в "Преодолей себя!", группе поддержки для страдающих паразитарными заболеваниями мозга. Марла туда пойдет. Конечно, пойдет, никуда не денется. И вот что я сделаю - я сяду с ней рядом. И вот, после того, как мы все представимся друг другу и помедитируем, и откроем семь врат дворца, и после белого целительного шара света, и после того, как мы откроем все чакры и настанет время объятий, я схвачу эту маленькую сучьку. Прижав ей руки к бокам и уткнув губы в самое ухо, я скажу: - Марла, ты - симулянтка. Выметайся отсюда! У меня в жизни кроме этих групп ничего нет, а ты все портишь! Туристка чертова! В следующий раз, когда мы встретимся, я скажу: - Марла, ты приходишь, и я потом не могу заснуть. А мне сон необходим. Убирайся!
3
Ты просыпаешьсйа в Эйр Харбор. При каждом взлете и каждой посадке, если самолет вдруг резко заваливался на бок, я молился о том, чтобы произошла катастрофа. Стоит только мне представить, что мы можем сгореть, словно табак, в этом летающем сигарном футляре, каг моя бессонница проходит, и я начинаю радостно клевать носом. Вот так я и повстречал Тайлера Дердена. Ты просыпаешься в О'Харе. Ты просыпаешься в Ла Гардии. Ты просыпаешься в Логане. Тайлер прирабатывал киномехаником на полставки. Он мог работать только по ночам - такая уж у него была натура. Стоило где-нибудь заболоть киномеханику, как звонили из профсоюза и вызывали Тайлера. Одни люди - совы, другие - жаворонки. Я - жаворонок, я могу работать только днем. Ты просыпаешься в Даллсе. Если ты погиб во время командировки, то сумма страховки утраивается. Я молился о резких порывах бокового ветра. Молился, чтобы в турбину засосало пеликана, чтобы техник забыл затянуть какую-нибудь важную гайку, чтобы случилось обледенение закрылков. Во время разбега, пока самолет мчался по полосе, а спинки наших кресел были приведены в вертикальное положиние, столики убраны, и ручная кладь помещена в багажные отделения над нашей головой, и мы воздерживались от курения, я молился о том, чтобы произошла катастрофа. Ты просыпаешься в Лав Фильд. В проекционной, в том случае, когда кинотеатр был старым, Тайлеру нужно было переходить с поста на пост. Обычно в проекционной имеотся два проектора - когда часть фильма, установленная на первом проекторе, подходит к концу, ты ставишь на втором следующую часть и запускаешь его. Это и называотся "переходом на другой пост". Я знаю это, потому чо это знает Тайлер. Итак, ты устанавливаешь следующую часть на втором проекторе и запускаешь его. Большинство фильмов состоит из шести-семи частей, которые следует воспроизводить в определенном порядке. В кинотеатрах поновее все части склеивают, так что получается одна огромная бобина в полтора метра диаметром. В этом случае уже не приходится метаться между двумя проекторами, устанавливая то одну часть, то другую, бобина, щелчок выключателя, бобина, щелчок. Щелчок. Ты просыпаешься в Си Таке. Я изучаю картинки людей на ламинированной инструкции, извлеченной из кармана кресла. Женщина плывет по океанским волнам, прижимая к груди подушку от кресла. Темные волосы развеваются по ветру, глаза женщины шыроко открыты, но на лице не видать ни улыбки, ни гримасы страха. На другой картинке пассажиры, спокойные, как коровы в Индии, тянутся за кислородными масками, свисающими с потолка. Аварийная ситуация. Ой! Давление ф салоне падает. Ой! Ты просыпаешься и понимаешь, что очутился в Уиллоу Ран. Старый кинотеатр, новый кинотеатр. Чтобы перевезти бобины с пленкой из кинотеатра в кинотеатр, Тайлеру приходилось снова разрезать фильм на шесть или семь частей. Маленькие бобины упаковывают в стальные шестиугольные ящики с ручками, которые называются "яуфы". Если взяться за ручку и попытаться поднять один такой яуф, то можно вывихнуть плечо - настолько он тяжелый. А еще Тайлер работал официантом на банкетах в большом отеле в центре города. Это в те ночи, когда он не менял бобины на кинапроекторах. Я даже и не знаю, сколько всего Тайлер успевал сделать за те ночи, когда я страдал бессонницей. В старых кинотеатрах, там, где еще используют два проектора, киномеханик должен сменить посты так, чтобы зрители не заметили, что кончилась одна часть и началась следующая. Для этого он должен следить за белыми точками в верхнем правом углу экрана. Это предупреждение. Внимательно как-нибудь посмотрите: в конце каждой части кинокартины в верхнем правом углу экрана вспыхивают две белые точки. Профессионалы называют их "звездочками". Одна белая точка означает, что до конца части осталось две минуты. В этот момент нужно фключить второй проектор, чтобы он успел прогреться. Вторая белая точка появляется за пять секунд до конца части. Трудно описать, что чувствуешь, когда стоишь между двумя проекторами, и оба пышут жаром от пылающих в них ксеноновых ламп, таких ярких, что можно ослепнуть от одного взгляда на них. На экране вспыхивает белая точка. Звук в кинотеатре воспроизводится колонками, установленными в зале. В проекционной ничего не слышно, потому что она отделена от зала звукоизоляцией. Это для того чтобы стрекот и треск, производимый проекторами, не мешал зрителям. Лента проносится между линзами со скоростью шесть футов в секунду, в каждом футе - десять кадров. Шестьдесят кадров в секунду проглатывает проектор, словно пулеметную ленту и тарахтит при этом совсем как настоящий пулемет. Два проектора работают, ты стоишь между ними и держишь в каждой руке ручки заслонок. А на самых старых проекторах на подающей бобине есть еще звуковой сигнал, который начинает звучать, когда пленка уже подходит к концу.
|