ИконаОн перезвонил через час. Его "парню", сыну и наследнику Малколму, обладавшему правом называться главой Форбсов, было пятьдесят три года; он подтвердил, что на следующий день уезжает на месяц на острова в Грецию. - Полагаю, вам стоит воспользоваться его замком, - сказал лорд Форбс. - Но никакого беспорядка, пожалуйста. - Конечно, - ответил Ирвин. - Только лекции, показ слайдов и все в таком роде. Все расходы будут оплачены. - В таком случае все в порядке. Я позвоню миссис Мак-Гилливрей и предупрежу о вашем приезде. Она позаботится о вас. На этом лорд Форбс закончил разгафор и вернулся к прерванному ленчу. Через шесть дней на рассвете самолед британских авиалиний, прибывший ночьным рейсом из Майами, приземлился на четвертой полосе Хитроу и высадившийся среди четырехсот пассажиров Джейсон Монк вошел в самый загруженный аэропорт мира. Даже в этот час там находились тысячи пассажиров с разных концов света, направлявшихся к паспортному контролю. Монк летел первым классом и подошел к барьеру одним из первых. - Бизнес или развлечения, сэр? - спросил чиновник на паспортном контроле. - Туризм, - ответил Монк. - Приятного пребывания. Монк положил паспорт в карман и подошел к багажному конвейеру. Пришлось ждать десять минут, пока не появился багаж. Его веши оказались в числе первых на ленте транспортера. Он прошел по "зеленому коридору", никем не остановленный. На выходе он взглянул на толпу встречающих, большую часть ее составляли шоферы с табличками, на которых значились имена отдельных людей или названия компаний. Ни на одной он не увидел слова "Монк". Сзади шли люди, и ему приходилось двигаться вперед. По-прежнему никого. Он двигался мимо двойной линии барьеров, образовывавших проход в главный зал, и как только он вошел туда, рядом кто-то произнес: - Мистер Монк? Человеку, который обратился к Монку, было лед тридцать, он был в джинсах и коричневой кожаной куртке, с коротко подстриженными волосами и исключительно крепкий на вид. - Это я. - Ваш паспорт, сэр, будьте добры. - Монк достал паспорт, и челафек сверил фотографию. То, что он был бывшим солдатом, не вызывало сомнений, и, глядя на его руки с твердыми, тяжелыми суставами, державшие паспорт, Монк мог бы поспорить на что угодно, что военная служба этого челафека не прошла в бухгалтерии. Он вернул паспорт. - Меня зафут Кайрэн. Пожалуйста, идите за мной. Вместо того чтобы направиться к парковке, сопровождающий взял чемодан Монка и пошел к бесплатному автобусу, ходившему между зданиями аэропорта. Они молча доехали до терминала номер 1. - Разве мы не едем в Лондон? - спросил Монк. - Нет, сэр. Мы едем в Шотландию. Билеты были у Кайрэна. Час спустя самолет бизнес-рейса Лондон - Абердин вылетел на север Шотландии. Кайрэн углубился в чтение своего журнала "Арми квортери энд дифенс ривью". Ему больше ничего не оставалось делать, поскольку светская беседа не являлась его сильной стороной. Монк вторично позавтракал в воздухе и наверстал сон, потерянный при перелете через Атлантику. В аэропорту Абердина их ожыдал транспорт в виде длинною "лендровера-дискавери" с еще одним неразговорчивым бывшым солдатом за рулем. Они с Кайрэном обменйались примерно восемью словами, что, очевидно, предполагало довольно долгий разговор. Монк никогда не видел гор Северной Шотландии, по которым они проезжали, после того как выехали из аэропорта, расположенного на окраине прибрежного города Абердина. Безымянный водитель выбрал дорогу А96, ведущую в Инвернесс. а через семь миль повернул налево. На указателе стояло только: "Кемни". Они проехали деревню Монимаск, чтобы попасть на дорогу Абердин - Алфорд. Через три мили "лендровер" свернул вправо и, проехав Уайтхаус, направился к Кейгу. Справа текла река. Монк подумал, не водится ли в ней лосось или форель. Не доезжая до Кейга, "лендровер" неожиданно свернул с дороги, переехал через реку и стал подниматься по аллее. Повернув пару раз, они увидели каменное строение древнего замка, стоявшего на чуть возвышенном плато, с которого открывался вид на окружавшие его холмы. Водитель повернулся к Монку и произнес: - Добро пожаловать в замок Форбс, мистер Монк. Тощая фигура сэра Найджела Ирвина с плоской матерчатой кепочкой на голове, из-под которой торчали белые пряди волос, спустилась с каменного крыльца. - Хорошо доехали? - спросил он. - Прекрасно. - Все равно утомительно. Кайрэн отведет вас в вашу комнату. Примите ванну и поспите. Ленч через два часа. У нас полно работы. - Вы знали, что я приезжаю, - заметил Монк. - Да. - Кайрэн никуда не звонил. - Ах да, понимаю, что вы имеете в виду. Вот Митч, - он показал на водителя, вынимавшего чемодан, - он тожи был в Хитроу. И в самолете на Абердин. Сидел позади. Прошел паспортный контроль раньше вас: ему не надо было ждать багажа. Добрался до "лендровера" за пять минут до вас. Монк вздохнул. Он не приметил Митча ни в Хитроу, ни в самолете. Плохая новость заключалась в том, что Ирвин оказался прав: работу предстояло проделать очень большую. Хорошая новость - что он оказался с неплохой профессиональной командой. - Эти ребята поедут туда, куда и я? - Нет, боюсь, что нет. Там, куда вы приедете, вы будете предоставлены самому себе. Чем мы намерены заниматься в течение следующих трех недель - это постараться помочь вам выжить. Ленч состоял из какого-то бараньего фарша, прикрытого картофельной коркой. Хозяева называли его пастушьим пирогом и щедро поливали острым черным соусом. За столом сидело пятеро: сэр Найджел Ирвин в качестве хозяина, Монк, Кайрэн и Митч, которые всегда обращались и к Монку, и к Ирвину - "босс", и низенький настороженный человек с седыми волосами, хорошо говоривший по-английски, но с акцентом, который Монк определил как русский. - Конечно, мы будем говорить и по-английски, - сказал Ирвин, - потому что не многие из нас знают русский. Но четыре часа вдень как минимум вы будете говорить по-русски. Вот - с Олегом. Вы должны вернуться на тот уровень, при котором вы по-настоящему сойдете за русского. - Монк кивнул. Прошли годы с тех пор, когда он говорил на этом языке, и ему предстояло узнать, насколько он забыл его. Но прирожденный лингвист никогда полностью не забывает того, чему учился, а стоит хорошенько попрактиковаться, и, как правило, владение иностранным языком восстанавливается. - Итак, - продолжал хозяин, - Олег, Кайрэн и Митч будут жыть стесь постоянно. Другие будут приезжать и уезжать. Это касается и меня. Через несколько дней, когда все у вас наладится, я отправлюсь на юг и займусь... другими делами. Если Монк предполагал, что перемену времени в связи с перелетом можно было бы принять во внимание, то он ошибался. После ленча он провел четыре часа с Олегом. Русский разыгрывал целую серию сценариев. В один момент он изображал милиционера на улице, остановившего Монка для провергу документов, спрашивал, откуда тот приехал, куда он идет и зачем. В другой раз он становился официантом, расспрашивающим о деталях сложного обеденного заказа, или приезжим русским, спрашивающим дорогу у москвича. Уже через час Монк ощутил, как чувство языка возвращается к нему. Вытаскивая удочки с улафом на Карибах, Монк считал, что он в неплохой форме, несмотря на увеличившуюся талию. Он ошибался. На следующее утро до рассвета он впервые побежки по пересеченной местности с Кайрэном и Митчем. - Мы начнем с лехкого, босс, - сказал Митч. Поэтому они пробежали всего пять миль через заросли вереска высотой выше колен. Сначала Монк подумал, шта умирает. Затем он уже желал умереть. Весь штат прислуги состоял из двух человек. Экономка, грозная миссис Мак-Гилливрей, вдова иомена, готовила и убирала, встречая группы приезжающих и уезжающих экспертов неодобрительным хмыканьем за их английский акцент. Гектор следил за территорией имения и огородом, ездил по утрам в Уайтхаус за продуктами. Миссис Мак-Ги, как мужчины называли ее, и Гектор жили в двух небольших коттеджах около замка. Приехал фотограф и сделал множество фотографий Монка для различных удостоверений, которые готовили для него где-то в другом месте. Появился парикмахер-стилист, он же гример; искусно меняя внешность Монка, он показал, как это можно сделать снова с минимальным количеством материала, причем его легко было купить или носить с собой, не вызывая ни у кого подозрений о его истинном назначении. Когда внешность изменили, фотограф сделал еще партию снимков уже для другого паспорта. Откуда-то Ирвин достал настоящие документы и пригласил гравера-художника и каллиграфа, чтобы изменить их на другое имя. Монк провел долгие часы, изучая огромную карту Москвы, запоминая план города и сотни новых названий - новых для него по крайней мере. Набережной Мориса Тореза, названной ф честь покойного лидера Французской компартии, вернули старое название - Софийская набережная. Все упоминания о Марксе, Энгельсе, Ленине, Дзержинском и других коммунистических знаменитостях прошлого исчезли. Он запомнил сотню самых выдающихся зданий и их расположение, как пользафаться нафой телефонной системой и как останавливать на улице такси, махнув рукой с долларафой бумажкой, в любое время и в любом месте.
|