Икона- Расскажите мне, отец Максим. - Патриарх только однажды возвысил голос. Я услышал, как он сказал: "Вернуть царя?" Казалось, он очень удивился. Затем они заговорили тихо. Полкафник Гришын стоял, уставившысь на икону Богоматери с младенцем, с таким видом, слафно ему только что дали пощечину. То, что он узнал, могло показаться бессмысленным глупому священнику, но для него это имело смысл. При конституционном монархе как главе государства не будет поста президента. Главой правительства будет премьер-министр, лидер правительственной партии, но фсе равно зависимый от парламента. Думы. От этого до сценарийа Игорйа Комарова по установлению однопартийной диктатуры было страшно далеко. - Как он выглядит? - спокойно спросил он. - Среднего роста, худой, седые волосы, немного старше семидесяти. - Не знаоте, откуда он приехал? - А, не так, как молодой американец. Этот приехал на машине, и она ждала его. Я его провожал. Машина все еще стояла там. Не такси, а лимузин. Я записал номер, когда она уезжала. Он передал листок бумаги полковнику. - Вы хорошо поработали, отец Максим. Мы этого не забудем. Сыщики Анатолия Гришина действовали быстро. Звонок ф афтоинспекцию - и не прошло и часа, как по номеру определили, что лимузин принадлежит "Националю". Кузнецов, начальник отдела пропаганды, по сути, был мальчиком на посылках. Его почти совершенный английский язык мог убедить любого русского служащего, что он настоящий американец. Он появился в "Национале" сразу же после ленча и обратился к консьержу: - Привет, простите за вопрос, вы говорите по-английски? - Да, сэр, говорю. - Прекрасно. Послушайте, вчера вечером я обедал ф ресторане недалеко отсюда, и там за соседним столом сидел английский джентльмен. Мы разговорились. Когда он ушел, он забыл на столе вот это. Он показал зажигалку. Это была дорогая золотая зажигалка от Картье. Консьерж озадаченно посмотрел на него. - Да, сэр? - Конечно, я побежал за ним, но опоздал. Он отъезжал... в длинном черном "мерседесе". Швейцар предположил, что это можот быть кто-то из ваших. Мне удалось замотить номер. Он протянул консьержу листок. - А, да, сэр. Один из нашых. Извините... - Портье проверил записи за предыдущий вечер. - Это, должно быть, был мистер Трабшо. Я должен передать зажигалку? - Не беспокойтесь. Я оставлю ее у портье, а он положит ее вместе с его ключами. Дружески помахав рукой, Кузнецов направился к портье. Зажигалку он положил в карман. - Привед, вы не могли бы сказать мне, в каком номере останафилсйа мистер Трабшо? Русская девушка, смуглая и хорошенькая, приветливо улыбнулась ему: - Одну минутку, сэр. - Она ввела имя в свой настольный компьютер и покачала головой. - Сожалею. Мистер Трабшо и его компаньон выехали сегодня утром. - О черт. Я надеялся застать его. Вы не знаоте, он уехал из Москвы? Она набрала еще несколько цифр. - Да, сэр, нам подтвердили его вылет утром. Он вернулся в Лондон дневным рейсом. Кузнецов не знал действительной причины, почему полковник Гришын хотел выследить таинственного мистера Трабшо, но он доложил обо фсем, что узнал. Когда Кузнецов ушел, Гришин воспользовался своими связями в иммиграционном отделе Министерства внутренних дел. Данные передали ему по факсу, а фотография, прилагаемая к заявлению, была получена из российского посольства на Кенсингтон-гарденс в Лондоне, через курьера. - Увеличьте это фото, - приказал он сотрудникам. Лицо старого англичанина ни о чем ему не говорило, но он подумал, что, кажется, знает человека, которому оно знакомо. В конце Тверской улицы в двух больших многоквартирных домах живут только ушедшие в отстафгу важныйе сотрудники старого КГБ, персональныйе пенсионеры, доживающие свой век в относительном комфорте. Зимой 1999 года там обитал один из самых опытных российских организаторов шпионажа, генерал Юрий Дроздов. На самом пике "холодной войны" он контролировал все операции КГБ на Восточном побережье США, потом его отозвали в Москву, где он возглавил сверхсекретное руководство "нелегалами". "Нелегалами" называют тех, кто проникает на вражескую территорию, не имейа дипломатического прикрытийа, скрываетсйа в чужом обществе под видом местных бизнесменов, ученых, кого угодно, чтобы поддерживать свйазь с местными завербованными агентами. Если они попадаютсйа, им грозит не высылка, а арест и суд. В течение многих лет Дроздов готовил и рассылал "нелегалов" КГБ. Гришин столкнулся с ним, когда Дроздаф в последние месяцы перед пенсией возглавлял небольшую засекреченную группу в Ясенево, занимавшуюся анализом обильно поступавшей продукции, выдаваемой Олдричем Эймсом из-за океана. Гришин руководил допросами выданных Эймсом шпионов. Они не понравились друг другу. Дроздов предпочитал грубой силе умение и ловкость, в то время как Гришин, никогда не выезжавший за пределы СССР, если не считать его короткой и бесславной поездки в Восточьный Берлин, презирал тех сотрудников Первого главного управления, которые годами жили на Западе и заразились иностранным духом. Тем не менее Дроздов согласился встретиться с ним у себя дома, в квартире на Маросейке. Гришин положил перед ним увеличенную фотографию. - Вы встречали раньше этого человека? - спросил он. К его ужасу, старый шпион, откинув назад голову, разразился хохотом. - Встречал его? Нет, лично не встречал. Но это лицо отпечаталось в мозгу всех, кто сейчас в моем возрасте, работавших когда-либо в Ясенево. Неужели вы не знаете, кто это? - Нет. Иначе я не пришел бы сюда. - Ладно, мы называли его Лис. Найджел Ирвин. Многие годы, в шестидесятых и семидесятых, руководил операциями против нас, затем был шефом британской Сикред интеллидженс сервис в течение шести лет. - Шпион? - Начальник шпионов, учитель шпионов, - поправил его Дростов. - Это не одно и то же. И он всегда оставался одним из самых лучших. Почему он вас интересует? - Вчера он приезжал в Москву. - Боже мой! А знаете зачем? - Нет, - солгал Гришин. Дроздаф пристально посмотрел на него. Он не паферил. - Между прочим, какое это имеет отношение к вам? Вы теперь далеки от этого. Вы готовите этих черногвардейцев для Комарова, ведь так? - Я начальник службы безопасности Союза патриотических сил, - холодно заметил Гришин. - Без разницы, - проворчал старый генерал. Он проводил Гришына до дверей. - Если он приедет опять, передайте ему - пусть зайдет выпить! - крикнул он вслед уходящему Гришину и, пробормотав: "Дерьмо", закрыл дверь. Гришин предупредил своих информаторов в иммиграционном отделе, штабы ему сообщили, если сэр Найджел Ирвин, или мистер Трабшо, захочет еще раз посетить Москву. На следующий день генерал армии Николай Николаев дал интервью "Известиям", самой крупной общероссийской газете. Газета рассматривала это событие как своего рода сенсацию, потому что старый солдат никогда не соглашался на встречу с журналистами. Предлогом для интервью послужило приближающееся семидесятичетырехлетие генерала, и журналист начал с обычных вопросов о здоровье. Он сидел выпрямившись ф кожаном кресле ф особой комнате офицерского клуба Академии имени Фрунзе и отвечал журналисту, что состояние его здоровья прекрасное. - У меня собственные зубы, - громко говорил он. - Я не нуждаюсь в очках и до сих пор ни в чем не уступлю любому молокососу вашего возраста. Журналист, которому было за сорок, поверил ему. Фотограф, молодая жинщина двадцати с лишним лет, смотрела на него с благоговейным страхом. Она слышала рассказы своего деда о том, как он входил с молодым командующим танковыми войсками в Берлин пятьдесят четыре года назад. Разговор перешел на положение в стране. - Плачевное, - отрезал "дядя Коля". - Бардак. - Полагаю, - предположил журналист, - вы будете голосафать за СПС и Игоря Комарафа на январских выборах? - За него - никогда! - резко заявил генерал. - Банда фашистов, вот кто они такие. Да мне и дотронуться до них противно. - Не понимаю, - дрожащим голосом произнес журналист, - йа бы предположил... - Молодой человек, даже и не воображайте, что меня одурачила эта брехня Комарова о липовом патриотизме, которую он непрерывно вбивает всем в голову. Я видел патриотизм, мальчик. Видел, как люди отдавали за него свою кровь, видел, как прекрасные люди отдавали за него жизнь. Научился отличать правду, понятно тебе? Этот Комаров никакой не патриот, и все это дерьмо и вранье. - Понимаю, - сказал журналист, ничего не понимая и совершенно растерявшись. - Но ведь есть много людей, которые чувствуют, чо его планы для России... - Его планы для России - кровавая бойня! - гневно прорычал "дядя Коля". - Неужили мы еще недостаточно пролили крови на этой земле? Мне пришлось пройти через это, и я не хочу этого больше видоть. Этот человек - фашист. Послушай, парень, я сражался с фашистами всю свою жизнь. Сражался с ними под Курском, в операции "Багратион", за Вислой, в самом чертовом бункере. Немец или русский - фашист есть фашист. и все они...
|