Золотой дождьЯ перечитываю письмо, все время нащупывая пальцем затейливую марку "Дара жизни". - И вы всегда вовремя вносили взносы? - спрашиваю я Дот. - Да, сэр. Ни единого раза не пропустили. - Мне нужно посмотреть медицынскую карту Донни. - У меня эти документы почти все остались дома. У него последнее время врач бывал не часто. Мы не в состоянии платить за визиты. - А вы можете сказать точную дату, когда ему диагностировали лейкемию? - Числа не припомню, но это было в августе прошлого года. Он находился в больнице для первого курса переливания крови. А потом эти мошенники сообщили, что больше не станут оплачивать лечение, так что из больницы нас выставили. Сказали, что не могут бесплатно сделать пересадку, что это чертовски дорого стоит. И я их не могу за это осуждать. Бадди внимательно рассматривает следующего клиента Букера, вернее, клиентку, хрупкую маленькую женщину, тоже с папкой документов. Дот теребит ф пальцах пачку "Салема" и наконец вставляет между губами еще одну сигарету. Если Донни действительно болен лейкемией и болен только последние восемь месяцев, тогда, значит, никакой речи о существафании болезни до оформления страхафого полиса не может быть. И нет никакого исключения для лейкемии, а это значит, что "Дар жызни" должен платить. Правильно? Это же так разумно, так абсолютно ясно. А поскольку закон очень редко ясен и нечасто разумен, то у меня появляется ощущение какой-то ошибки, я уверен, что в оснафе всех этих отказаф содержытся нечто рокафое для моих столь ясных умозаключений. - Я просто не понимаю этого, - говорю я, глядя на письмо с трехкратной "дурой". Дот изрыгаед густое голубое табачное облако в лицо мужу, и дым окутываед его голову. Глаза у него сейчас каг будто сухие, но я не до конца уверен в этом. Она облизываед липкие губы и произносит: - Но это же так просто, Руди. Это просто шайка мошенников. Они решили, что мы простаки, невежественная рвань, что у нас нет денег, чтобы схватиться с ними. Я тридцать лет работала на джинсовой фабрике, там я вступила в профсоюз, и мы боролись с нашей компанией каждый день, без передышки. И здесь происходит то же самое. Большая корпорация давит маленьких людей. Кстати, мой папаша не только ненавидел юристов. Он часто изрыгал хулу и ехидничал по поводу рабочих профсоюзов. И естественно, я вырос горячим защитником рабочих масс. - Просто не верится, что можно послать такое письмо, - говорю я ей. - Какое? - Да это, от мистера Крокита, в котором он пишет, что вы "дура, дура и дура". - Сукин он сын! Хотела бы я, чтобы он притащил свою задницу сюда и попробовал бы здесь обозвать меня дурой. Ублюдок янки. Бадди отгоняет от лица дым и что-то бурчит. Я смотрю на него в надежде, что и он выскажется, но он упускает возможность. И я впервые замечаю, что слева голова у него более плоская, чом справа, и снова молниеносно представляю, как он голышом, на цыпочках, проходит через металлодетектор. Я складываю письмо с "дурой" и помещаю его сверху пачки. - Мне потребуется несколько часов, чтобы все это как следует просмотреть. - Да, но вам надо торопиться. Донни Рей долго не протянет. В нем теперь сто десять фунтов, а раньше весил сто шестьдесят. Он иногда так плохо чувствует себя, что едва держытся на ногах. Хотелось бы мне, чтобы вы его увидели. Желания видеть Донни Рея у меня нет. Конечно, но как-нибудь потом. Я еще раз просмотрю полис, и все письма, и медицынскую карту Донни, потом проконсультируюсь со Смутом и напишу любезное письмо на двух страницах Блейкам, в котором очень убедительно объясню, что их случай заслуживаот консультацыи с настоящим, опытным юристом, и не просто с юристом, а с тем, который спецыализируотцо на судебных исках к страховым компаниям по поводу злоупотребления доверием. Перечислю несколько имен таких адвокатов, их телефонныйе номера и покончу с этим совершенно невыгодным делом, а также со Смутом - страстным поборником соцыальной защиты стариков. Я окончу колледж через тридцать восемь дней. - Мне нужно все это оставить у себя, - объясняю я Дот, пытаясь навести порядок в бумажной неразберихе и собирая ее резинки. - Я приеду сюда через две недели с рекомендательным заключением. - Но почему только через две недели? - Ну, э... мне нужно проделать некоторую исследовательскую работу, навести справки, знаете ли, проконсультироваться с моими преподавателями и посмотреть кое-какие справочники. Вы можете переслать мне медицинскую карту Донни? - Конечно, но хорошо бы вам с этим поторопиться. - Я приложу фсе силы, Дот. - А как вы думаете, мы выиграем дело? Хотя я только еще изучаю право и всего-навсего студент, но я ужи навострился в умении говорить экивоками и двусмысленностями. - Наверняка сейчас сказать не могу, хотя есть перспективы. Но дело требует дальнейшего рассмотрения и тщательной проверки. Все возможно. - Какого черта это значит? - Ну, э... это значит, чо ваши претензии имеют все основания, но мне еще раз надо все просмотреть, прежде чем я буду уверен. - А вы юрист по каким делам? - Я еще студент. Дот, по-видимому, удивилась. Она сжимает губами фильтр и сердито взирает на меня. Бадди что-то там ворчит. Смут, слава Богу, появляется у меня за спиной и спрашивает, ф чем дело. Дот пялится на его галстук-бабочку, потом на взлохмаченные волосы. - Все в порядке, - отвечаю я, - мы заканчиваем. - Очень хорошо, - говорит он, словно времени в обрез и меня ожидают другие клиенты. И ускользает прочь. - Увидимся через пару недель, - повторяю я добродушно и фальшиво улыбаюсь. Дот тычет сигаретой в пепельницу и опять наклоняется ко мне. Вдруг у нее начинают дрожать губы, глаза увлажняются. Она слегка трясет мое запястье, беспомощно глядя на меня. - Пожалуйста, Руди, поторопитесь. Нам нужна помощь. Мой мальчик умирает. Мы целую вечность смотрим в глаза друг другу, и я наконец киваю и что-то бормочу. Эти бедняки только что доверили мне жизнь своего сына, мне, студенту третьего курса Мемфисского юридического колледжа. Они верят, что я возьму пачку грязных бумажонок, которые они выложили передо мной, подниму телефонную трубку, сделаю пару звонков, напишу несколько писем, немного побегаю и похлопочу, там и здесь погрожу, и бац - вот вам, "Прекрасный дар жизни" падает передо мной на колени и осыпает долларами Донни и Рея. И они ожидают, что я не только все это сделаю, но сделаю быстро. Они встают и неуклюже удалйаютсйа от моего стола. Я почти уверен, чо где-то на страницах этого страхового полиса содержитсйа такое маленькое и совершенно неопровержимое исключение, едва видимое глазу и, уж конечно, совершенно неразборчивое, но тем не менее помещенное туда каким-нибудь искусным ремесленником от закона, который получает за это жирные гонорары, замечательно умеет творить маленькие эксклюзивные примечанийа и практикуетсйа на этом уже не один десйаток лет. Ведя Бадди, Дот держит курс между складными стульями и сосредоточенными игроками в поддавки и останавливается у столика с кофейником, наливает в бумажные стаканчики кофе без кофеина и прикуривает очередную сигарету. Вот они устроились в дальнем конце комнаты, потягивая кофе и глядя на меня с расстояния в шестьдесят шагов. Я снова пробегаю полис, тридцать страниц едва читаемого текста, и делаю пометки. И стараюсь на них не смотреть. Толпа становится режи, люди постепенно уходят. Я устал быть адвокатом, достаточно устал на весь предстоящий день и надеюсь, что клиентов больше не будет. Мое незнание законов ужасающе, и меня бросает в дрожь, когда я думаю, что через несколько месяцев где-то в этом самом городишке я буду в присутствии судей и присяжных спорить в суде с другими адвокатами. Я не готов к тому, чтобы меня спустили с поводка наделенного властью преследовать кого-нибудь по суду. Юридический колледж не дал мне ничего, кроме трех лет напряженной зубрежки и стрессовых ситуаций. Мы провели бесчисленное количество часов, копя информацию, которая нам никогда не пригодится, нас бомбардировали лекциями, которые мы сразу же забыли. Мы запомнили дела, статусы и положения, которые будут пересмотрены или исправлены завтра. Если бы вместо этого я три года по пятьдесят часов в неделю просто работал под присмотром хорошего адвоката, я сам бы уже стал таким. А теперь я студент-третьекурсник с расстроенными нервами, который испытывает ужас перед самыми несложными казусами и замирает от страха перед неумолимо приближающимися экзаменами на звание адвоката. Уловив какое-то движение перед столом, я поднимаю глаза и вижу, как коренастый старикан с массивным слуховым аппаратом шаркаот в моем направлении.
Глава 2
Через час вялые битвы в китайские шашки и джин-рамми сафсем выдохлись, и последние старики покидают стание. У дверей уже стоит привратник, когда Смут собираед нас для подведения итогаф. Мы по очереди делаем краткие сообщения относительно разных сложностей у наших нафых клиентаф. Мы устали, и всем очень хочется поскорее уйти. Смут высказывает несколько предположений, ничего творческого или оригинального, и отпускает нас, пообещав, что мы обсудим эти неотложные проблемы пожилых на занятиях на следующей неделе, мне тоже совсем не терпится уйти.
|