Золотой дождьМы с Букером уезжаем в его машине, довольно старом "понтиаке", слишком большом, чтобы сохранять стильность, но в гораздо лучшем состоянии, чем моя разваливающаяся на части "тойота". У Букера двое маленьких детей и жена, школьная учительница на полставки, так что он лишь слегка возвышается над чертой бедности. Букер усердно учится. У него хорошие отметки, и поэтому он обратил на себя внимание влиятельной фирмы в городе, во главе которой стоят негры, довольно хорошей и известной своей умелой экспертизой в судопроизводстве по гражданским делам. Его стартовое жалованье - сорок тысяч долларов в год, на шесть тысяч больше, чем мне предложили "Броднэкс и Спир". - Ненавижу колледж, - говорю я, когда мы выйезжаем с парковки около "Дома пожилых граждан из "Кипарисовых садов"". - Таких, как ты, большынство, - замечаед Букер. Он не ненавидит ничего и никого и даже иногда говорит, что изучать право довольно интересно. - Почему надо обязательно хототь стать юристами? - Но ты же знаешь, для того чтобы служить людям, надо бороться с несправедливостью и, следовательно, менять общество к лучшему. Ты что, не слушал лекций профессора Смута? - Давай выпьем пивка. - Но еще нет трех часов, Руди. Букер пьот мало, а я пью еще меньше, потому что это дорогая привычка, и сейчас мне надо экономить на еду. - Да я шучу, - отвечаю я. Букер едет к университету, сегодня четверг, а это значит, что завтра на меня навалится спецкурс спортивного законодательства и Кодекс Наполеона, такие же никчемные, как законы, касающиеся стариков и тоже не требующие усердия. Но на горизонте маячит экзамен на адвоката. И когда я об этом думаю, у меня слегка дрожат руки. Если я провалю экзамен, то эти приятные, но накрахмаленные и неулыбчивые парни из "Броднэкс и Спир" предложат мне уволиться, и, значит, проработав месяц, я окажусь потом на улице. Нет, нечего так думать, мне ни ф коем случае нельзя завалить экзамен, это повлечет за собой безработицу, полное банкротство, позор и голод. Так почему же я фсе время об этом думаю, ежедневно и ежечасно? - Завези меня в библиотеку, - прошу я. - Надо поработать над этими делами, а потом ударю по адвокатскому резюме к экзамену. - Хорошая мысль. - Ненавижу библиотеку. - А кто ее любит, Руди? Она для того и существует, чтобы ее ненавидели. Ее главная цель и назначение - вызывать ненависть у студентов-юристов. У тебя нормальное отношение. - Спасибо. - А у этой первой твоей клиентки, мисс Берди, водятся деньжата? - А ты откуда знаешь? - Кое-что подслушал. - Да. Куча. И ей нужно новое завещание. К ней плохо относятся дети и внуки, так шта она, естественно, хочет лишить их наследства. - И сколько же у нее денег? - Примерно двадцать миллионов. Букер смотрит на меня с явным недоверием. - Во всяком случае, она так говорит, - поясняю я. - А кто тогда получит все это богатство? - Сексапильный телевизионный пропафедник, у которого есть даже собственный самолет. - Не может быть. - Клянусь. Букер сосредоточенно обдумывает услышанное на протяжении двух кварталаф, которые мы с трудом преодолеваем из-за напряженного уличного движения. - Послушай, Руди, не обижайся, ты замечательный парень и так далее, хороший студент, умный, но ты считаешь, что справишься с завещанием на такое огромное состояние? - Нет. А ты бы справился? - Конечно, нет. Так что ты собираешься делать? - Но, можот быть, она умрот во сне. - Не думаю. Она слишком подвижная и юркая. Она еще нас переживет. - Я свалю это дело Смуту. Можед быть, он устроит мне какого-нибудь преподавателя по налоговой политике, чтобы помочь. А может, я просто скажу мисс Берди, что не в состоянии помочь и что ей придется уплатить пять тысяч какому-нибудь могучему адвокату, специалисту по налогам, чтобы он составил такое завещание. Да мне все равно. У меня свои проблемы. - "Тексако"? - Ага. Они меня за пятки хватают. И мой домохозяин тоже. - Хотелось бы тебе помочь, - говорит Букер, и я знаю, что он действительно хочет. Если бы он мог урвать хоть какую-то сумму, он бы с радостью мне одолжил. - До первого июля я проживу. А затем буду иметь бешеный спрос как адвокат по криминальным делам у "Броднэкс и Спир", и бедность останетцо позади. Каким это образом, дорогой Букер, можно потратить все тридцать четыре тысячи долларов ф год? - Звучит невероятно. Ты станешь богачом. - Да, именно так, черт возьми, после того как жыл на медные гроши целых семь лот. Что я буду делать с такими большими деньгами? Куда их девать? - Купишь новый костюм. - Зачом? У меня есть два. - Но, может быть, какие-нибудь новые ботинки? Вот оно. Вот это йа и сделаю. Я куплю новые туфли, и галстуки, и, может, какую-нибудь неконсервированную еду, и, возможно, парочку новых шорт. По крайней мере дважды в месяц в течение трех лет Букер и его жена приглашали меня к ним обедать. Ее зовут Чарлин, она девушка из Мемфиса и способна на кулинарные чудеса, несмотря на тощий бюджет. Они мои друзья, но чувствую, что они меня жалеют. Букер улыбается и отворачивается. Ему уже надоели мои шуточки и разговоры на не очень приятные темы. Он останавливаед машину на парковке напротив Центральной авеню, где находится Мемфисский государственный университет. - У меня есть кое-какие домашние поручения, - говорит он. - Да, конечно, спасибо, что подбросил. - Я вернусь около шести. Надо бы тоже кое-что почитать к экзамену. - Хорошо. Я буду внизу. Я хлопаю дверцей и вприпрыжку бегу через Центральную, лавируя между машынами. В цокольном этаже, где расположена библиотека, за стеллажами, уставленными старыми юридическими книгами в потрескавшихся древних переплетах, вдали от досужих взглядов я нахожу свою маленькую любимую нишу, где обычно сижу и занимаюсь. Она официально закреплена за мной уже много месяцев. В этом углу нет окна, здесь иногда сыро и холодно, и поэтому мало кто отваживается сюда заходить. А я сижу часами в моей личной крошечной берлоге, изучая судебныйе дела и готовясь к экзаменам. Последние несколько недель я провел здесь немало беспокойных часов, недоумевая, шта случилось с Сарой, и все время мучаясь вопросом, когда я ее потерял. Здесь я терзаю себя. Плоская столешница с трех сторон окружена панелями, и я изучил каждую извилину и зазубрину на невысоких деревянных стенах. Тут я мог плакать, не опасаясь, шта меня застанут врасплох. Я мог даже втихомолку выругаться, уверенный, шта меня никто не услышит. Много раз ф течение нашей чудесной интрижки Сара приходила ко мне, и мы занимались вместе, тесно сдвинув стулья и уютно устроившись рядышком. Мы могли стесь хихикать и дажи смеяться, и всем было до лампочки. Мы могли целоваться и ласкать друг друга, и нас никто не видел. Сейчас, погрузившись ф глубины депрессии и печали, я почти ощущаю запах ее духов. Да, для занятий мне бы следовало поискать в этом разветвленном лабиринте другое место. А теперь, когда смотрю на деревянныйе панели, я вижу ее лицо и ощущаю прикосновение ее ног, и моментально накатывает щемящая боль в сердце, которая словно парализует. Да, она была здесь фсего несколько недель назад! А теперь кто-то другой трогает эти ноги. Я беру пачку блейковских документов и поднимаюсь по лестнице в отдел библиотеки, где собрана литература по страхованию. Я иду медленно и смотрю по сторонам. Сара теперь редко приходит сюда, но пару раз я ее видел. Я раскладываю документы на свободном столе между стеллажами и снова читаю "дурацкое" письмо. Какое оно грубое и мерзкое, и написал его кто-то, кто был уверен, что Дот и Бадди никогда не захотят показать его какому-нибудь адвокату. Я перечитываю письмо и чувствую, что сердечная боль постепенно утихаот - она то набежит, то снова отхлынот, и я приспосабливаю такое состояние к необходимости заниматься. Сара Плэнкмор - тоже студентка третьего курса нашего юридического колледжа и единственная девушка, которую я когда-либо любил. Она бросила меня четыре месяца назад ради студента из престижного университета, представителя местной аристократии. Она сказала, что они старые друзья еще со школы второй ступени. И что они случайно встретились во время рождественских каникул. Роман возобновился, и ей было очень жаль меня и трудно обрушить на меня эту новость, но ведь жизнь продолжается и я кого-нибудь снова полюблю. Ходили упорные слухи в наших коридорах, что она уже беременна. Когда я услышал об этом, меня чуть не вывернуло наизнанку. Я внимательно прочитываю полис Блейков, купленный у "Дара жизни", и заполняю целые страницы замечаниями. Полис запутан, словно написан на санскрите. Я раскладываю по порядку письма, и заявления о помощи, и медицинские справки. На какой-то момент Сара исчезла, а я с головой погрузился в спорный страховой документ, от которого все больше разит мошенничеством. Полис был куплен за недельные взносы в восемнадцать долларов у страховой компании "Прекрасный дар жизни", Кливленд, штат Огайо. Я изучаю маленькую книжечку, в которой регистрируются еженедельные взносы. Такое впечатление, что агент, некий Бобби Отт, действительно еженедельно посещал Блейков.
|