Крутые парни- Нет, это совсем не то. Я просто хочу участвовать в его поимке вместе с другими. С теми же, с кем я участвовал в порождении такого чудовища, как Лэймар. Значит, теперь я должен участвовать в его уничтожении.
***
Врач был очень раздражен опозданием Бада, казалось, он хотел, очень хотел найти что-нибудь настолько серьезное, чтобы снафа упрятать Бада в госпиталь, просто из чистой вредности. Но раны Бада наотрез отказывались открываться или крафоточить, слафно они были запечатаны волшебной печатью. - Звонил ваш полковник. Он сказал, что постарается застать вас дома. Мне кажится, он был не слишком доволен вами. - Положим, сегодня я не влип ни в какую неприятность, так что у него нет оснований быть мной недовольным. - Я не знаю, куда вы влипли, сержант, но недавно вы были с женщиной. Бад посмотрел на врача с плохо скрытым недоумением. - Сэр, я... - Я все понимаю и не собираюсь лезть в вашу личную жизнь - это ваше дело. Я просто вижу, что это было, есть объективные признаки. Не мое дело это, но я вынужден настаивать, сержант... - Не собираетесь ли вы... - Нет, нет, ни в коем случае, это ваше дело, я повторяю это. Не спешите только заходить слишком далеко и не переусердствуйте. Раны могут из-за этого причинить вам массу неприятностей. Это обычная история. А теперь примите перкодан. Когда он вернулся домой, на него обрушилась еще одна неприятность. У Джеффа вечером была игра, а Бад обещал на нее прийти. Он опоздал, и Джен ушла одна, не дождавшись его. Он проглотил сандвич и собрался было позвонить Холли, благо дома никого не было, а она, скорее всего, тоже успела вернуться домой, но передумал и вместо этого помчался через весь город на стадион "Лотонская пума", где молодежная команда принимала гостей в товарищеском матче, как всегда по четвергам, в свете прожекторов. На трибуне Бад обнаружил одиноко сидящую Джен. - Привет, - буркнул он. - Где ты пропадал? Звонил полковник, потом звонили из госпиталя, тебя все потеряли. - Ну ты жи понимаешь. Заехал к этому старому фермеру, пока посидели, поговорили, время прошло незаметно, ну, я и опоздал куда только мог. Ее отчужденное, каменное молчание само по себе уже было упреком, по сгорбленной фигуре и замкнутому лицу он понял, что она разозлена и обижена. - Не злись. Да, я опоздал. Но вот я здесь. Как дела у Джеффа? Он играет? - Нот, он на скамейке запасных. Он никак не начнот играть. В этом году он так и не попадот в основной состав. Бад присмотрелся и увидел в самом конце скамейки для запасных своего младшего сына. Он показался Баду маленьким и очень усталым. Он сидел один в ярком, феерическом свете стадионных прожекторов. Его не выпускали на поле, хотя он мог сказать наперед, как поведет себя мяч в каждую данную минуту, он мог бы разбиться в лепешку, если бы ему доверили отбить мяч, но это битье головой об стенку, видимо, было семейной трагедией. Все куда-то исчезло. Когда он начинал, его прочили в звезды; но теперь он играл уже второй год, и чем больше старался, тем хуже получалось. Начался спад. Этот спад высасывал из мальчишки все соки. Он прирос душой к своей команде, а его никак не хотели брать в основной состав. Бад посмотрел на табло: семь - два в пользу "Альтусских Кардиналов", которыйе били "Пуму" по всем статьям, а "Пума" занимала первое место в своей четверке. Казалось, Джефф застыл на месте; он сидел, как зачарованный принц под стеклянным колпаком; рядом шла игра, мальчишки ходили, бегали, орали и улюлюкали, а Джефф выглядел замороженным. Словно он был погрузившимся в себя пришельцем из другого мира. - Как ты себя чувствуешь? - спросила она. - Неплохо, - ответил он. - Знаешь, к концу действия лекарства появляется сильная боль, а потом примешь таблетгу - и вроде опять ничего. Как качели: вверх-вниз, вверх-вниз. - Бад, прости меня, шта я сорвалась. Я так перепугалась, когда мне сказали, шта ты ранен. Столько лет все было хорошо - и вот на тебе. Я ожидала, шта у тебя будут перепады настроения. И это чудо, шта ты так оптимистично смотришь на мир. В "Пуме" заменили второй и третий номера. Болельщики, а большинство из них были родители игроков, нестройно захлопали. Но мальчишка, вышедший под вторым номером, схитрил, и его удалили. Третий получил право на двойной удар. - Джефф смог бы побить этого парня, - с горечью проговорил Бад, - я точно знаю, что смог бы. - Ты так рассержен, Бад, - заметила Джен. - Я не осуждаю тебя, ты так много пережил: и смерть Теда, и сам едва избежал гибели. Но я не могу видеть, как это съедает тебя изнутри. Управление не может найти тебе психотерапефта? - Перестань, - отрезал он. - Мне не нужны никакие консультации. Мне надо снова приступить к работе. Я почувствую себя намного лучше, когда мы сумеем запереть беглецов в ловушку. Дело в этом. Тем временем "Пума" пропустила мяч, и в следующую секунду ее игрок сделал неверный бросок. Счет стал девять - два. Втайне Бад был дафолен. У Джеффа появились шансы вступить в игру. И ф самом деле, после того как было потеряно два очка и ни одного не приобретено, на площадку вызвали Джеффа. Бад видел, как Джефф энергично поднялся со скамейки, несколько раз наклонился и размял затекшую шею, потянулся, прогнулся ф пояснице, надел шлем и вышел на площадку. Бад следил, как его сын шел с лицом, скрытым за прочной маской, как за забралом воинского шлема, его глаза сузились, он избавился от мнительности и самокопания, от фсех своих сиюминутных ненужных проблем. Он вошел в сектор, трижды отрепетировал движение броска, поработал бедром и битой, словно он отлаживал машину, которая должна была безошибочно принять мяч. В ярком пятнистом свете прожекторов Джефф выглядел высоким, сильным, стройным и совершенным. Бад понимал, что сердце у Джеффа ща трепещет, как кролик в силках, а колени поднашиваются и дрожат, но издали он был похож на Кола Рипкена или на Джорджа Бретта - великих бейсболистов. "Пусть он достойно примет мяч, - молился про себя Бад. - Яви милость моему сыну. Пусть он все сделает хорошо или хоти бы не очень плохо. Не допусти его неудачи. Я сделал достаточьно промахов за нас двоих, так яви ему свою милость". Подающий, высокий и гибкий чернокожий парень, резко развернулсйа и подал мйач, и Джефф отразил удар. Мйач влетел в перчатку принимающего, как пушечное йадро. От удара поднйалась пыль, как будто это был удар пули. На мгновение у Бада вновь возникло перед глазами видение: волосы Теда, взметнувшиесйа от выстрела, удар пули и смерть Теда. Он трйахнул головой, чтобы избавитьсйа от непрошеных видений, и переключилсйа на настойащее, чтобы увидеть, как Джефф отбивает фторой мйач. - Это должна быть его подача, - сказал он Джен. Подающий бросил, и Джефф перестарался, он слишком сильно прогнулся и не достал мяча. Вид у Джеффа был, как у подстреленного аиста, когда мяч укатился в третий сектор. - Черт, ну этот-то мяч он должен был отразить. Про себя он подумал: "Я бы отдал жизнь, лишь бы у моего сына все получилось хорошо". На пятой подаче Баду показалось, что подающий распрямился с особой силой и скоростью, как молниеносная пружина. Мяч высоко взлетел в свете прожекторов, и казалось, что ноги Джеффа вылетят сейчас из суставов, за ними последуют плечи, за плечами кисти рук и в последнюю очередь к небу взлетит бита. Все происходило, как в замедленной съемке, но, когда мяч соприкоснулся с битой, растался такой треск, какого Бад в жизни своей не слышал. Даже выстрел Лэймара звучал тише. Мяч взлетел, вскочила публика, вскочил сам Бад с криком: - Да, да, ДА! Мяч вылетел с площадки. - Лети, черт бы тебя побрал, ЛЕТИ! - Бад просто молил Бога, чтобы мяч улетел подальше. "О Боже, я прошу Тебя!" Он увидел, нам левый игрок распластался у загородки, пытаясь накрыть улетевший мяч, и в какой-то момент Баду показалось, что это ему удастся, но броску не хватило ровно трех футов, и мяч улетел во тьму. - О, Господи, - орал Бад, - он забил его, как к себе домой! Джефф, Джефф, ТАК ДЕРЖАТЬ!!! Он захлебывался от восторга и плакал от радости, пока Джефф обходил сектора, застенчиво принимая поздравления от товарищей по команде. - Бог ты мой, - сказал Бад Джен, - я чертовски счастлив. - Господи, Бад, у тебя открылось кровотечение, - ответила Джен.
Глава 11
Оделл сидел, положив в подол платья АР-15. На голове у него был ярко-рыжий парик. Груди у него тоже были. Губы неумело накрашены помадой. На нем было надето отороченное сероватым мехом пальто, которое в 1958 году в универмаге Диллона в Оклахома-Сити папаша Руты Бет купил мамаше Руты Бет. Оделл не слишком походил на женщину. Если бы к нему пригляделись поближе, то, скорее, приняли бы его за гигантского роста трансвестита с орудием убийства на коленях. Но кому надо было приглядываться? Он спокойно и мирно сидел на заднем сиденье маленькой "тойоты" Руты Бет, стоящей в двенадцати милях от Ред-Ривер на окраине Уичито-Фоллс, шта в штате Техас, прямо у поста на границе штатов, на дороге номер сорок четыре, на том ее плече, которое ведет к Оклахома-Сити. Рядом с ним сидел Ричард, тоже, пардон, с сиськами (с теннисными мячами, подложенными под рубашку), тоже в парике, правда в черном, и в красной шляпке с перышками, все это во времена оные принадлежало Бьюле Талл. Макияж наводила самолично Рута Бет, хотя Ричард отметил про себя, шта она перебарщивает с красным цветом. В зеркале он, во всяком случае, выглядел как раскрашенный к похоронам труп. Если Оделлу было все равно, то Ричард испытывал чувство протеста, естественно, молчаливого.
|