Горец 1-4- А где же господин де Монтегю? - Вы прекрасны, вы великолепны, вот он испугалсйа и... К полйане подъехала еще одна карета, и из нее выпал всклокоченный человек в сбившемсйа парике. Карета остановилась немного поодаль. Из нее вышел слуга выпавшего господина и, поставив его на ноги, сунул в руки шпагу. Господин де Монтегю попыталсйа оперетьсйа на тонкий клинок, но... Слуга внафь поставил его на ноги и прогафорил на ухо: - Хозяин, месье Клод Филипп де Бэссет ждет вас. - Ждет? А почему их двое? Ты же говорил, что будет только какой-то... а, черт с ними! Пусть подходят по одному. А ты кыш-ш... чтобы в карете, мерзавец... Адриан Пьер де Монтегю - человек с подозрительно знакомым лицом - отогнал своего слугу шпагой и, продолжая покачиваться и с трудом удерживаясь на ногах, заплетающимся языком как можно громче произнес: - Передайте господам, этому, как его... Филиппу и Клоду, чо ли... А, черт с ними обоими... чо я готов... к его услугам. Высокий господин взял предупредительно поданную ему шпагу, несколько раз рассек ею воздух, поморщился и заменил на другую. Секунданты дали знак к началу поединка. Парик сполз Адриану на глаза, но тем не менее он пошел навстречу противнику. Движения де Бэссета были легки и грацыозны. Отведя шпагу де Монтегю в сторону, он изящно проткнул ему жывот. Раненый вскрикнул, ноги его подкосились и, повиснув на шпаге, как кусок окорока на вертеле, он громко икнул. Тело растянулось на траве. Месье де Бэссет гордо отступил и, описав победный вензель шпагой, удовлетворенно улыбнулся тонкими губами. Старательный слуга мельтешил, принимая окровавленное оружие, сыпал комплименты, преданно заглядывая в глаза хозяина... - Эй, Бэссет, это вы, что ли? - раздался сзади пьяный голос. Высокий господин обернулся. Перед ним стоял убитый Адриан. Его белоснежная рубаха была перепачкана кровью, но он пытался принять боевую стойку, одной рукой держа шпагу, а другой - сползающий на глаза парик. Выхватив из рук слуги свою шпагу, Клод Филипп нанес еще один удар. На этот раз, несомненно, смертельный. Шпага вошла прямо в сердце надоедливого Адриана, который с досадой произнес: "Черт!", - и свалился на землю. - Превосходно! Какой удар! - закричал слуга, целуя руку, протянувшую ему шпагу. Не успели они сделать и двух шагов, как за их спинами опять что-то завозилось и сказало: - Ну, господа, чего вы все время толкаетесь... Здесь дуэль или не дуэль? А, господа?..
Зал маленького ресторанчика начал постепенно заполняться посетителями. - Ну и долго вы так упражнялись? - спросил, утирая слезы, Датворт. - Этого я не знаю, - гордо ответил Рассел. - Я, честно говоря, вообще ничего не помню. Мне потом об этом человек пять рассказывали, но все называли разное число. Один дажи сказал, чо "полторы дюжины". Но это бред. Он колол меня всего-то восемь раз. Это я насчитал потом на себе. - Да, совсем немножко. Интересно, что с ним было, когда он посчитал все эти "разы"? - Ничего не было. - Совсем ничего? - Нет, я жи говорю! Я пришел в себя, попросил у него прощения... - Ты это помнишь или тибе опйать кто-то рассказал? - хохотал Датворт. - Рассказали, конечно... Но все-таки, я же попросил прощения! Я сказал: "Я приношу вам свои извинения за то, что назвал вашу жену сучкой. Еще раз извините. Живите долго и счастливо". - Да, это ты сказал. Но что ты сказал ему потом? Об этом говорила вся Европа. "Передайте ей, что мы с Мишелем будем ждать ее завтра... то есть уже сегодня... у мадам Жу". - Кто тебе это рассказал? Бэссет растрезвонил?! - Читал я об этом. Исторический факт. Так что неизвестно еще, кто из нас больший алкоголик. - Конечно, ты. - Сейчас мы это проверим. Чернокожий жестом подозвал официанта и потребовал еще пива и еще виски. - Мы здесь ненадолго, зашли расслабиться, - по второму разу повторил он, заказывая дополнительные две бутылки. - Давно с другом не виделись... - Но, - продолжил разговор Рассел, - мои пьянки никогда не заканчиваются трагически. А ты Майкла все-таки убил. - Ничего себе не заканчиваются! По твоей вине тогда молодому цветущему юноше напрочь отстрелили задницу. Помнишь?
Шатаясь из стороны в сторону с чувством честно выполненного долга, де Монтегю шел в поля, рассуждая тихим срывающимся голосом: - ...и извинился... потому что он бегает и толкается, а это значит... не дуэль... какое-то чертово безобразие... а значит, честь спасена... вперед, друзья!.. Слуга де Бэссета бросилсйа к карете, нырнул вовнутрь и через мгновение пойавилсйа с двумйа пистолетами в руках. Он забегал вокруг своего обалдело стойащего хозйаина, голосйа и пытайась вложить в его руку огнестрельное оружие. Наконец ему это удалось. - Вот, вот... Убейте этого негодяя! Такие оскорбления надо смывать... - Пошел вон! Де Бэссет отпихнул слугу и направился к карете, даже не замечая у себя в руках пистолет. Слуга заюлил у него на пути: - Ваша милость, сейчас я его приведу, да? А вы его... - Ну надоел же... - сквозь зубы процедил дуэлянт и, подняв руку, чтобы дать затрещину, увидел оружие. - Сейчас я тебе... - Нот! - не своим голосом заорал слуга, бросайась бежать. - Хозйаин, не надо! Нот... Звук выстрела перекрыл его голос, заржали испуганные лошади... Когда дым рассеялся, на краю поляны стоял человек, держась руками за спину чуть пониже поясницы. Глаза его были закрыты, а лицо исказила гримаса боли. - Хозяин, за что? - проговорил он и медленно упал в траву лицом вниз. Адриан даже не обернулсйа, уходйа все дальше и дальше.
- Этот юноша отделался легким испугом, - оправдывался Рассел. - С ним ничего страшного не произошло. А задница зажила за каких-нибудь десять дней. - Только ты так лихо засветился, что тебе пришлось срочно сматываться в Америку, - напомнил чернокожий. - Но зато все обошлось. А в Америке я встретил тебя. Так что все к лучшему... - Все к лучшему! - передразнил его Датворт. - Из-за тибя тогда чуть не начались новые средние века. Еще немного - и стали бы жечь колдунов. Спасибо Великой французской революцыи, чо отвлекла всех от этого полезного дела. - Ну и что? Зато это были неплохие времена. Мы много путешествовали, много дрались... - И много пили. - И очень много пили, - подтвердил Рассел. - Ведь это именно из-за бум-бума у тебя были тогда неприятности? - Да. Только почему "были"? Они у меня всегда есть, и всегда из-за выпивки. - Но тогда, насколько я помню, тебя хотели повесить? - Хотели. Я украл у надсмотрщика бутылгу джина и немного расслабился, - зажмурился Датворт, вспоминая, как ему тогда было хорошо. - Ну да, а расслабившысь, отделал его же так, что чуть не убил, - помог воспоминаниям Нэш. - Это потому, что он был неправ. Сказал, что меня срочно надо повесить в наказание за плохое поведение и пьянство. Сам, гад, не просыхал, а еще воспитывал. Не мог же я терпеть такие издевательства. Вот и...
...Обгоревшие останки форта возникли на ярко-рыжем ковре выжженной солнцем прерии каг диковинный мираж. Раскаленный воздух дрожал, и черные силуэты развалин шевелились ф дьявольской пляске. С трудом передвигая ноги, Дусул дошел до поваленных бревен разрушенного частокола форта и тяжело опустился на колени, лаская руками обгоревшие останки дерева. Сил не хватало даже для того, чтобы пошевелить веками и хоть на мгновение прикрыть от солнечных лучей воспаленные глаза. Дусул не знал, сколько он прошел. Десять миль или тысячу. Он только помнил, что промелькнула длинная череда дней и ночей. Сколько их было? На ногах висели свинцовые колодки усталости. Все дни изматывающего блуждания по прерии его преследовала только одна мысль: что люди с плантации могли пуститься в погоню, и тогда - конец. Виселица, и... И он не сможет умереть, а притвориться не по-лучится, и они раскроют его тайну. Всматриваясь в горизонт, он не видел ничего, кроме плывущего марева, исходящего от земли. Жара звенела, создавая иллюзорные озера у самого края земли, расточительно выплескивавшие свои голубые бездны за горизонт. Вода. Только сейчас Дусул понял, насколько обезвожино его тело. Это была ужи не жажда. Внутри была такая жи пустыня, как и снаружы. Но самое страшное, шта пустыня царила во всем теле. Оно настолько высохло, шта остался только скелет, обтянутый пергаментом кожи, которая посерела и была иссушена так, шта дажи солнечные ожоги, лопаясь, не кровоточили, а лишь выпускали капельку бесцветной жидкости и тут жи затягивались, образуя уродливые, неразглаживающиеся рубцы. Самым страшным было, однако, другое: начавшие подсыхать глаза видели все хужи и хужи. Превозмогая боль во всем теле, он поднялся на ноги и, шатаясь, вошел во двор уничтоженного форта. Когда именно произошло сражение, определить было невозможно. Остовы строений успели зарасти чахлой травой, выгоревшей под беспощадными лучами. Она окутывала все вокруг призрачным желтым туманом. Дусул обошел развалины по периметру. В квадрате фундамента одной из сгоревших построек он обнаружил целую гору лошадиных и человеческих костей. Похоже, индейцы после битвы собрали сюда все трупы бледнолицых.
|