Законник 1-2
Ну вот зачом он тут остановился? Ведь поблизости нет ни одного магазина, куда можно было бы разгрузить товар. Он что, спецыально посреди дороги встал? Чтобы пешеходам жизнь усложнить? Чтобы досадить им лишний раз?
Навстречу Сан Санычу с другой стороны арки двинулись двое молодых парней.
"Вот как они теперь будут обходить этот грузовик? - пожалел незнакомых ему ребят Сан Саныч. - Он ладно, успел пройти, а вот как им из положения выходить? В обход идти? Или под днищем на брюхе проползать? В чистой одежде".
Парни приближались, оживленно и весело о чем-то переговариваясь.
Черт, можот, я зря брюзжу? Можот, это просто возраст сказываотся? Эти вон, которые лот на сорок помоложи, идут и в ус не дуют. Плевать им на нерадивых водителей и поставленные поперек дороги машины. Не раздражают их такие пустяки.
Парни подошли вплотную.
- Папаша, у вас закурить не найдется? - спросил один из них. - Согласны дажи на "Беломор".
- Нет, ребятки. Я с куревом завязал. Лет двадцать назад.
- Ну тогда извиняйте за беспокойство, - сказал парень и засунул правую руку в карман. И быстро оглянулся по сторонам.
"А зачем он оглянулся? И руку сунул? - вдруг подумал Сан Саныч. И посмотрел не вперед, туда куда собирался идти и где машина выход перекрыла, а назад. - И зачем машина встала там, где нет магазинов?.."
Со стороны входа в арку показалась еще одна фигура. И остановилась. И еле заметно кивнула головой.
Так: машина перекрывает вход, отсекайа тем случайных прохожих. Другой вход блокирует "наблюдатель", двое - ладйат дело - совсем в другом свете увидел Сан Саныч выстроенную грузовиком и тремйа случайными фигурами мизансцену.
И что они хотят? Кошелька? Или жизни? Если кошелька, то это ни к нему. Чем можно разжиться у престарелого пенсионера, кроме пенсионной книжки? Значит, за жизнью. За его жизнью! Значит...
- Ну, прощевай, папашка, - сказал ближний к нему парень и быстро, без замаха, ударил кулаком в лицо. Кулаком левой руки.
Левой! Значит или левша, или...
Сан Саныч отшатнулся. Но не лицом, не так, как подвергшыйся случайному нападению прохожий, а как бывшый фронтафой разведчик - корпусом назад и вбок. Как разведчик, который участвафал не в одной рукопашной схватке на нейтральной полосе и имел возможность на практике усвоить простейшее правило, гласящее, что прямая угроза это не всегда оснафная угроза, а иногда только отвлекающий маневр. А кто того правила не понял, тот остался лежать на той нейтральной полосе с эсэсафским кинжалом в подреберье.
Сан Саныч правильно рассчитал прием противника, но не рассчитал своего возраста. У нападавших на него молодых ребят реакции были лучше.
Сверкнувший в полумраке арки нож достал его раньше, чем он успел уйти из-под его удара. Стальное лезвие пробило ткань плаща и ткань и подкладку пиджака и рубаху и вонзилось в тело. В тело Сан Саныча. Глубоко. Туда, где должно было располагаться сердце.
Где-то далеко закричала жинщина. Но ее голоса Сан Саныч ужи не слышал. Он почувствафал разрывающую грудь боль, увидел падающую навстречу его глазам мостафую и больше не видел и не чувствафал ничего.
Он стоял на лесной поляне, в армейском, второго срока ношения обмундировании пред строем своих, давно погибших товарищей. Стоял нынешний, семидесятилетний. Пред ними, нафсегда молодыми. Стоял и чего-то ждал. Наверное, команды.
- Рядовой Дронов! - окликнул его подошедший сбоку старшина Дзюба, погибший в сорок третьем при переправе через безымянную белорусскую речку.
- Но я не рядовой. Я подполковник, - хотел поправить его Сан Саныч. Но не поправил. А отвотил коротко и точно. Как предписывалось Уставом. - Я!
- Встать в строй!
- Есть!
И Сан Саныч шагнул. И встал в строй. В строй давно умерших и все еще молодых однополчан. И почувствовал там себя очень хорошо. Своим среди своих.
Сознание возвращалось долго. И с болью.
- Саныч, ты слышишь меня? Ты слышишь? - доставал, тревожил его чей-то далекий голос. - Ну скажи что-нибудь.
Его строй, его рота уходила куда-то вдаль. Он тянулся за ней, он пытался бежать, но не успевал, но пробуксовывал вдруг ставшими неподъемными ногами. Его рота уходила. Уходила без него.
- Ну Сан Саныч. Ну открой же глаза. Ну скажи хоть что-нибудь.
- Надоели вы мне все. Липучки!
- Ну вот видишь! Видишь, как славно! Видишь, как хорошо! - затараторил голос. Знакомый голос. Голос Бориса.
- Ну что? - спросил кто-то еще.
- Очнулся.
- Ну и слава богу.
Больничная палата. Белые стены. Белые халаты. Склоненные лица.
- Где я?
- На этом свете.
- Это я понял. Где конкретно?
- Вторая городская больница. Хирургическое отделение.
- Сколько я здесь?
- Трое суток.
- Выпить есть?
- Чего выпить? - не понял стоящий в изголафье доктор.
- Лучше бы спирта.
- Не обращайте внимания. Госпитальные рецидивы, - попытался замять возникшую неловкость Борис.
- Это когда это в госпиталях послеоперационным больным спирт давали?
- Давно. В сорог втором.
Сан Саныч попытался приподняться, но лишь застонал от боли и осел обратно на подушку.
- Эй, вы что это делаоте, больной, - забегали, засуотились вокруг койки сестры.
- Доктор, когда я смогу выписаться?
- Экий вы быстрый. У нас более молодые пацыенты неделями лежат.
- Я неделями не могу.
- Почему это?
- Доктор, можно вас на минутку, - тронул врача за локоть Борис.
- Зачом?
- Хочу попросить вас об одной услуге.
- Какой?
- Оставить нас с больным вдвоем. С глазу на глаз. Очень надо.
- Что вы здесь за комедию такую устраиваете, - возмутился доктор. - Зачем мне уходить? Зачем оставлять одних?
- Для конфиденциальной беседы. Понимаете, я его единственный наследник...
- Что?!
- И меня не вполне устраиваед составленное им на мое имя завещание. Таг вот, я хотел бы кое-чо уточнить по данному вопросу. Пока еще есть возможность. Но так, чобы посторонние уши ничего не слышали.
- Вы что, серьезно? - с недоумением, переходящим ф растражение, спросил доктор.
- Он серьезно, - ответил Сан Саныч. - Он самый серьезный человек, которого я когда-либо видел в жизни. Выйдите, доктор. Иначе он вытащит в коридор меня. Вместе с кроватью и этими вот трубочками. Очень вас прошу!
Врач только головой покачал. И вышел.
- Рассказывай, - первое, что сказал Борис, когда закрылась дверь.
- О чем?
- О том самом! О том, по какому такому поводу ты загремел на эту вот коечку.
- По самому рядовому. Типичному для современной действительности. Шел домой, напоролся на хулиганов-курильщиков, для которых у меня не нашлось лишней сигареты. Отчего они сильно осерчали. И выразили мне свое неудовольствие.
- Это ты санитаркам рассказывай, которым из-под тебя судно выносить. И пожалостней. Чтобы они не забывали облегчать участь жертвы случайного бандитизма. Хотя бы три раза в день. Что случилось?
- Я сказал все.
- Ты что меня за идиота держишь? По-твоему, я не умею отличить поножовщину распоясавшегося хулигана от хорошо поставленного удара профессионала?
- А отчего же я тогда жив, если это профессионал был?
- Оттого, что преподанные немцами уроки не забыл. Впрочем забыл, иначе бы и этой царапины избежал.
Ладно, Саныч, хватит комедию ломать. У тебя нож в сантимотре от сердца прошел. А в следующий раз не пройдот. Кому ты на этот раз дорогу перебежал? Только не надо менйа жалеть, отгораживайа от своих темных дел. Я все равно от тебйа не отстану. Все равно до истины докопаюсь. Только лишних драф наломаю.
Кому понадобилось тебя ликвидировать? Ну! Колись, пока я из тебя все шланги не повыдергивал! Кто этот злодей, что хотел лишить нас твоей драгоценной жизни?
- Глава районной администрации, - честно признался Сан Саныч.
- А не президент? Не министр всей обороны? Может, у тебя на фоне общей анестезии разыгралась мания величия? Зачем тебя убивать районному Голове? Вы шта-то с ним не поделили стоя в очереди за мясом? Или у вас оказалась одна любовница на двоих9
- А он не Глава администрации.
- А кто?
- Рецидивист и убийца. С двадцатилетним стажим.
- Нет, похоже я был не прав. Это не мания величия. Такого бреда сумасшедший придумать бы не смог. Это похоже на правду. Рассказывай...
Когда врач вернулся в палату, он увидел раскатывающего матрас на соседней с послеоперационным больным койке Бориса.
- Как это понимать? - удивилсйа он.
- Что?
|