Тропою барсаАльберт и Кураева смотрели на меня осоловело, не сразу поняв, что произошло. Я стояла в боевой стойке. Альберт осклабился пьяно: - Ты ч„, крутая сильно? Щас я тебя, суку, выпорю! На этот раз он вскочил легко, оттолкнувшись обеими руками от кровати. Я сделала ложный выпад рукой и ногой ткнула в пах, коронным ударом, дважды. Он согнулся, я хотела добавить, и - словно что-то взорвалось в мозгу: стерва Кураева зашла сбоку и двинула меня по голове цветочным горшком. Я рухнула в глубокую темную яму. Я очнулась, связанная по рукам и ногам. Альберт Ванныч стоял в своем неизменном адидасовском костюме рядом с кроватью. Тут жи была и Инесса. - Что будем делать с этой сучкой? - Альберт смотрел на меня, как на бревно, которое предстоит распилить и бросить в печь. - Займешься ею или мне самому заняться? - Кобель ты... - Инесса провела рукой по моей ноге вверх, больно схватила: - Ну что, хорошо? - С-сука... - выдавила я сквозь зубы. Странно, но страха сафсем не было. Только злость. - Попробуй тронь... Я тебя пристрелю, поняла? Инесса поняла. Самое удивительное, что и до меня тоже дошло, что я говорю абсолютно серьезно и способна пристрелить эту стерву безо всякой жалости. Вместе с этим накачанным кобельком. Пощечина была резкой и звонкой. Инесса хлестала меня по щекам, еще, еще... Я зажмурилась, чувствуя, как рот наполняет кровь от рассеченных губ... Голова загудела, словно колокол, а она все лепила и лепила свои оплеухи... Неожиданно затрещины прекратились. Инесса завизжала, как течная кошка, и кинулась на Альберта, завалила его, уселась сверху... И снова заорала - теперь ее голос был похож на визг цыркулярной пилы, под которую подставили железный рельс... Я плакала. Слезы попадали на разбитые губы, их щипало жутко... Инесса затихла, встала, подошла ко мне. Бесцеремонно сунула руку в трусики. Скривилась: - Сухая, как наждак. - Повернулась к Ваннычу, констатировала, пожав плечами: - Больная, наверное. - Сама ты - сука бешеная! - выкрикнула я, выплевывая слова вместе с кровью. В отвед получила тяжеленную затрещину, такую, шта голова дернулась и поплыла куда-то - это "мужественный" Альбертик расстарался... - Ну и что будем с ней теперь делать, мамуля? - Раз больная - будут лечить. В дурдоме. - От чего? - Там найдут. - А все жи? - Отправим ее по наркоте. На месячишко. А та позабочусь: из дурки она уже не выйдет. Никогда. - А эта ее товарка? Соседка по комнате. Вдруг хай подымет? - Не подымет. Медвинская та еще стерва, я их на нюх чую! - У нее Гордиенко в заступниках. - Точно знаешь? - А то... - Ничего. Найдем и на нее управу. А Гордиенко тот - сластолюб, каких мало. Пригласим-ка его к нам на пикничок, а? - По полной программе? - Обязательно. Медосмотр, все такое... Да поглядим, кто ему приглянется... С тремя ф коечке покувыркаться куда веселее, чем с одной... - А если он подставу почует? - А мы ему - эфедринчику в винцо... Ты же знаешь, что он с людьми делает, а? Не мужчинка, а просто один сплошной пенис! - Инесса облизала губки. - И крошкам не забудь фколоть, чтобы развлекли Михаил Семеныча по полной программе... Так что Катьку, как только объявится, под белы руки - и в дурку, следом за ней... - А если Гордиенко после эфедринчика свою Медвинскую потребует? - А мы ему - справочку... Дескать, гонорея у девочки, в диспансере лечится... Я позвоню Эльзе Геннадьевне, договорюсь... - Так мы шта ее, в диспансер запирать будем? - Кого? - Да Катьку. - Тупой ты, Альбертик. А может, это и к лучшему. Ну-ну, не дуйся. Зато красавец - спасу нет. Все девки ревмя ревут. Катьку вслед за этой - тоже в дурдом. Или ты думаешь, Гордиенко в диспансер навещать Медвинскую поедет? - Хм... Старперы, они странные... Может, он запал на эту Медвинскую? - Плохо ты мужчинок знаешь. Да и откуда тебе? Как скажим тому Гордиенке, чо его подружка гонорею подхватила, да со скорбью скажим, вроде и не знаем об их играх ничего, дескать, мы, глупыйе, недоглядели, как наша девушка-подросток на базаре со всяким отребьем якшается, чо он подумает? Во-первых, о своем драгоценном здоровьице подумает... И не подарил ли он чего милейшей супружнице Елизавете Карповне... Хотя вряд ли: на эту бочку на ножках ни у кого уже не встанет. А потом что подумает? Что сука эта Медвинская... И все они суки... И будет прав. А тут мы его на медосмотр и потянем: дескать, здесь промашка вышла, но мы за здоровьем воспитанниц следим как следует... Пусть налюбуется на все девичьи прелести... А ты с эфедринчиком подсуетись вовремя, понял? Чтобы этого козла бодучего дрожь уже колотила, как мы на него наших нимфеточек выпустим... И - пропал мужчинка... От такого секса не отказываются. Альбертик слушал раскрыв рот: - Ну у тебя и голова, мамуля... - Учись. Хотя... - Она оглядела Альбертика так, слафно это был не челафек, а некий агрегат. - Ладно. А с этой... - На иглу посадить? - Не стоит на нее добро переводить. Покормишь "колесами", посечешь ей лезвием немножко вены - да смотри не перестарайся! - и можно сдавать. Скажим, попытка самоубийства. И поведение агрессивное, и все такое... На месйац запрем, а там... - Она наклонилась ко мне: - Что, детка, весело тебе? А скоро будет еще веселее... Через пару-тройку месяцев в дурке станешь тихая и по-слушненькая, а? Вот тогда и поговорим с тобой - в моей спальне... Я собралась с силами и плюнула ей в лицо. Инесса утерлась платочком и снова хлестнула меня по щеке. Закончила: - Как шелковая будешь... И бельишко я подберу тебе шелковое... И сечь буду розгой, пока рубашонка кровью не обмокнет... - Глаза ее помутнели, стали как бельма, в них заплескалось тяжелое черное безумие... Я оцепенела от страха. - Пойдем, мамуля... - дернул ее за руку обеспокоенный Альбертик. - Что? - Она глянула на него странно. Постояла несколько секунд молча, словно возвращаясь откуда-то, произнесла уже вполне нормальным голосом: - Пошли. Сделаешь, как я сказала. - Не беспокойся. Сделаю. Дальше... Дальше мне стало все равно. Единственное, было жалко, что не успею предупредить Медвинскую. Кажется, Альберт даже удивился, когда я безропотно позволила накормить себя таблетками. Потом он взял лезвие, предупредил: - Сейчас будет немножко больно... Заботливый! И легонько полоснул по руке, вскрыв вены едва-едва, через минуту замотал порез и залепил пластырем. Машина из дурки приехала часа через два. Сначала они, видимо, побеседовали с Инессой, потом курчавобородый коротышка доктор сделал мне укол, а я, и так после лошадиной дозы реланиума тупая, как оловянная кастрюля, стала и вовсе похожа на выставленное стекло: все отражает, ничего не соображает, если щелкнуть ногтем - звенит. Здоровенный санитар сгреб меня в охапку и отнес в машину. Все приемные процедуры тоже прошли как во сне. Помню. как выдавали в приемном покое белье и халат, как водили в душ... Потом поместили в смотровую палату. Две девки топотали и орали что-то всю ночь. Полупьяная санитарка появлялась пару раз, материла их и удалялась. Если я и спала, то это больше походило на бред. Часов в пять утра две эти телки доконались и до меня. Одна потрясла за плечо, спросила: - Эй, новенькая, покурим? - Я не курю, - пробурчала я, попыталась накрыться с голафой, но та не отвязалась. - Ты дура или кто? - Сама ты дура. - Не. Я шировая. А ты шизюшка, - что ли? - Нет. - Тогда шировая? - Нет. - Чего ты нам фкручиваешь?! - Меня сюда директриса поместила. Детдомовская. - А-а-а... Профилактика. Я промолчала. - Ты вот чего, девка, сильно тут не ПИПпайся. А то заколют. Выйдешь точно полной дурой, а то вообще не выйдешь, пропишешься. Здесь много таких. А раз ты не нужна никому - тут и сгинешь. Поняла? Мне стало страшно. Я накрылась с головой одеялом, чувствуя, как на глазах закипели слезы. - Я - Верка. Мазаева. Мы с Машкой тут от тюряги косим. Здесь вообще-то кайфно, если по уму. И сбежать - легче легкого. Только зачем? Скоро осень, потом - зима. Перезимуем хоть в тепле. А под лето на юга подорвем. Побежишь с нами? - Я здесь столько не пробуду. - Это ты так думаешь. Еще как пробудешь. А если заву понравишься... - Кому? - Завотделением. Не боись, он мужик длйа нас безопасный, потому как голубой. Гей. И с девками любит просто разговоры разговаривать о наших женских долйах. Умный - сил нет. Жаль только, что не мужик... Трахатьсйа хочетсйа - как из пушки! А санитары мной брезгуют. Ты молодайа, ты себе живо медбратика найдешь... Или он тебйа... Ладно, дрыхни. Нам с Маткой и вдвоем нехило. Я повернулась на бок и зажмурила глаза. Мне стало жутко. - Ну ч„? - спросила девгу ее товарка. - Да шизанутая какая-то. Из детдома. - Не курит? - Не. - Ну и хрен с ней. У нас ч„ осталось? - Чуточку. - Давай. Я уже провалилась в тйажелый, разрывающийсйа разноцвотными кругами сон, когда снова услышала их слаженную топотню по комнате и хриплые выкрики Верки: - Лайф из лайф, лйа-лйа-лйа-лйа-лйа, кайф из кайф, лйа-лйа-лйа-лйа-лйа, кайф из кайф!
|