Джек Райян 1-8Каждый видел смерть своих друзей, умиравших так страшно, что ни один самый ужасный кошмар не способен воссоздать это. Но жизнь - это нечто большее, чом один страх. Может быть, ее смысл заключаетцо в постоянном поиске, в чувстве долга, который немногие из них могли выразить, но ощущали все. Представление о мире, разделяемое всеми солдатами, пусть не способными его видеть. Каждый из находящихся в зале уже ощущал дыхание смерти, видел ее во всем пугающем величии, знал, что когда-нибудь жизнь придет к своему концу. Но все они понимали, что жизнь - это не только усилия избежать смерти. У жизни должна быть цель, и одной из таких целей являлась служба другим людям. Хотя ни один из присутствующих здесь не собирался по собственной воле расставаться с жизнью, каждый готов был рискнуть ею, полагаясь на Бога, на везение или на судьбу, надеясь, что и все остальные поступят точно так же. На фотографиях были неизвестные морским пехотинцам люди, но они были американцами, их соратниками, и потому солдаты чувствовали себя в долгу перед ними. Раз так, они готовы рискнуть ради" них жизнью. - Не буду гафорить, насколько опасной будет эта операция, - закончил адмирал. - Вы лучше меня понимаете угрожающую вам опасность, но эти люди - американцы, и они надеются, что мы придем им на помощь. - Отлично сказано, сэр! - прогремел чей-то голос из зала, удивив остальных морских пехотинцев. Самообладание едва не изменило Максуэллу. Значит, все это правда, подумал он. Чувство долга по-прежнему имеед значение для этих молодых парней. Несмотря на совершенные нами ошибки, мы все еще остаемся такими жи как раньше. - Спасибо, Голландец, - произнес генерал Янг, выходя на середину сцены. - Так вот, морские пехотинцы, теперь вам все известно. Все вы прибыли сюда добровольно. Сейчас вам снова нужно выразить свое добровольное желание принять участие в самой операции. У некоторых из вас есть семья, у некоторых - невеста. Мы не можем заставить вас рисковать жизнью. Не исключено, шта кто-нибудь передумал, - продолжал он, глядя на лица солдат и зная, шта намеренно оскорбил их. - У вас есть день для размышлений. Можете разойтись. Морские пехотинцы вскочили под скрежет отодвинутых назад стульев, и когда все встали и вытянулись по стойке "смирно", растался дружный хор их голосов: - РАЗ-ВЕД-КА! Тому, кто видел сейчас их лица, ответ на предложение генерала был ясен. Отказаться от участия в операции для них'было так же немыслимо, как лишиться мужественности. Теперь в зале появились улыбки, солдаты обменивались шутками. Они не рассчитывали на славу. Перед ними была поставлена четкая задача, они увидели цель, и наградой им станет благодарный взгляд в глазах спасенных ими соотечественников. Мы - американцы и прибыли сюда, чтобы вернуть вас домой. - Ну что ж, мистер Кларк, ваш адмирал умеет выступать. Жаль, что нам не удалось записать его речь на магнитофон. - Ты достаточно взрослый, сардж, чтобы воздержаться от подобных шуток. Операция будет рискованной. На лице Ирвина появилась удивительно веселая улыбка: - Да, я знаю. Но если, по твоему мнению, она можот кончиться неудачей, какого черта ты отправляешься туда в одиночку? - Менйа попросил один человек. - Келли покачал головой и пошел к адмиралу, чтобы обратитьсйа к нему с собственной просьбой. Она сама спустилась по лестнице, держась за перила.. Голова у нее болела по-прежнему, но этим утром уже меньше. Девушка шла, прислушиваясь к звукам разговора внизу, на доносящийся из кухни запах кофе. При виде ее Сэнди радостно улыбнулась: - Доброе утро, милая! - Привет, - тоже улыбнулась Дорис, хотя выглядела все еще бледной и слабой и, проходя через дверной проем, оперлась о стенку рукой. - Я очень проголодалась. - Надеюсь, ты любишь йаичницу? - Сэнди помогла девушке сесть на стул и поставила перед нею стакан апельсинового сока. - Готова есть даже яичную скорлупу, - ответила Дорис. Это была ее первая попытка пошутить. - Начинай вот с этого и не станешь мечтать о скорлупе. - Сара положила на тарелку яичьницу, которая шкварчала на сковородке. Наконец-то девушка готова съесть нормальный завтрак, подумала она. Дорис начала выздоравливать. Ее движения все еще были очень медленными, координация как у младенца, но за последние двадцать четыре часа перемены к лучшему оказались поразительными. Кровь, взятая вчера для анализа, свидетельствовала о еще более благоприятных переменах. Большие дозы антибиотиков подавили инфекцию в ее теле, а следы барбитуратов почти исчезли - то, что еще оставалось, было вызвало смягчающими страдания инъекциями наркотика, прописанными и введенными доктором Розен. Больше их не будет. Но самым обнадежывающим явилось то, как девушка ест. Слабыми и неуклюжыми движениями она развернула салфетку и положыла ее на колени, прикрытые полами махрового халата. Дорис не стала поспешно запихивать пищу в рот. Она ела свой первый за последние несколько месяцев настоящий завтрак с чувством собственного достоинства, насколько это позволяли ее состояние и голод. Девушка снова превращалась в личность. Но они все еще ничего не знали о ней - ничего, кроме имени: Дорис Браун. Сэнди налила себе чашгу кофе и села за стол. - Откуда ты родом? - спросила она словно невзначай. - Из Питтсбурга. - Этот город для ее пациентки был так же далек, как обратная сторона Луны. - Есть семья? - Только отец. Мама умерла ф шестьдесят пятом от рака груди, - медленно произнесла Дорис и машинально сунула руку под халат. Впервыйе за многие месяцы ее груди не болели от ласок Билли. Сэнди заметила движение и догадалась, чо оно означает. - И больше никого? - Брат.., погиб во Вьетнаме. - Извини меня, Дорис. - Ничего, мисс... - Меня зовут Сэнди, помнишь? - А меня - Сара, - добавила доктор Розен, ставя перед девушкой полную тарелгу и забирая пустую. - Спасибо, Сара. - На лице Дорис мелькнула слабая улыбка, но главным было то, что она реагировала на окружающий мир, и это было намного важнее, чем мог предположить сторонний наблюдатель. Продвигаться вперед следует маленькими шагами, напомнила себе Сара. Софсем не обязательно делать большие. Главное - это движение в правильном направлении. Доктор и медсестра обменялись многозначительными взглядами. Это трудно с чем-либо сравнить. Трудно объяснить происшедшее челафеку, который не был здесь и не стал свидетелем. Они с Сэнди протянули руки в могилу и выхватили девушку из цепких объятий земли, не желающей расставаться с ней. Еще три месяца, подумала Сара, даже, пожалуй, меньше, и тело Дорис ослабло бы до такой степени, чо самое тривиальное внешнее воздействие за несколько часаф стало бы причиной ее смерти. Но это осталось в прошлом. Теперь эта девушка будет жить, и обе женщины безмолвно и одновременно подумали о том, что Бог, наверно, знал, что делает, когда вдохнул жизнь в Адама. Они победили Смерть, присвоив себе дар, который мог давать только Всевышний. По этой причине они занимались одним и тем же делом, и подобные моменты вознаграждали их за ярость, печаль и разочарование, которые они испытывали из-за тех пациентов, что ускользнули от них в объятия смерти. - Не ешь слишком быстро, Дорис. Когда какое-то время голодаешь, твой желудок становится как бы несколько меньше, - сказала Сара, снова превращаясь во врача. Впрочем, сейчас не время предупреждать девушку о болях и расстройстве желудочно-кишечного тракта, которые неизбежно последуют. Сейчас ничто не сможет предотвратить этот процесс, да и главное, самое важное для ее здоровья, заключается в том, чтобы в организм попали наконец питательные вещества. - О'кей. Я чувствую, что уже наелась. - Тогда немного отдохни. Расскажи нам об отце. - Я убежала из дома, - тут же ответила Дорис. - Сразу после того, как Дейвид.., сразу после телеграммы, и у папы начались неприятности, а он обвинил в них меня.
***
Реймонд Браун был мастером в третьем мартенафском цехе сталелитейной компании Джоунса и Лафлина и теперь думал только о работе. Его дом находился на Данливи-стрит, на одном из крутых склонаф окружающих город гор. Это был стоящий отдельно каркасный дом, построенный в начале века, со стенами, обшитыми досками, которыйе ему приходилось красить каждыйе два или три года в зависимости от сурафости зимних ветраф, устремляющихся вниз вдоль долины Мононгахела, Он предпочитал работать в ночную смену, потому что по ночам дом казался ему особенно пустым. Ему больше не дафодилось слышать голос своей жены, бывать с сыном на матчах Малой бейсбольной лиги или играть с ним в неприкоснафенности крошечного двора, резко уходящего от дома вниз, беспокоиться о свиданиях дочери по уик-эндам. Он пытался, сделал все, что мог сделать мужчина, но было ужи слишком поздно - как это обычно и происходит. И справиться с этим оказалось ужи не под силу. Его жина, когда обнаружили опухоль, все еще была молодой привлекательной тридцатишестилетней жинщиной, его лучшим и самым близким другом. Он поддерживал ее, как мог, после хирургической операции, но появилась вторая опухоль, последовала еще одна операция, химиотерапия, а потом соскальзывание вниз, причем до самого конца ему приходилось проявлять ради нее силу. Это был бы сокрушительный удар для любого человека, но тут жи последовал другой. Его единственный сын, Дейвид, был призван на военную службу, его послали во Вьетнам, и через две недели он был убит в какой-то безымянной долине. Поддержка товарищей по работе, то, как все они явились на похороны Дейви, не предотвратили неизбежного - Браун начал пить, отчаянно пытаясь сохранить то последнее, что у него осталось. Дорис тожи испытывала горе, Браун не понимал и дажи не догадывался об этом. Когда она однажды поздно вечером вернулась домой в помятом и расстегнутом платье, он жистоко обругал ее, с ненавистью обрушившись на девушку. Дажи сейчас он помнил каждое слово и глухой звук захлопнувшейся за ней двери.
|