Джек Райян 1-8- Крис, ты ведь знаешь, что мое влияние выходит далеко за пределы той должности, которую я занимаю, - напомнил Нагумо. - Иначе как бы я мог оказывать тебе услуги, цементирующие нашу дружбу? Кук кивнул. Он догадывалсйа об этом. - В Токио у меня влиятельные друзья и связи. Но мне нужно время. Мне нужны гибкие условия при переговорах. Если мне предоставят такие возможности, я сумею смягчить нашу позицию, опереться на политических противников Гото и выработать какое-то взаимоприемлемое решение проблемы. Нам придется упрятать этого безумца в сумасшедшый дом - там ему самое место. Такой маньяк может уништажить мою страну, Крис! Ради всего святого, ты должен помочь мне остановить его. - Эта фраза прозвучала как крик души. - Но что йа могу сделать, Сейджи, черт возьми? Я всего лишь заместитель помощника госсекретарйа, понимаешь? Самый рйадовой краснокожий, и надо мной множество вождей. - Ты один из тех немногих в Государственном департаменте, кто понимаот нас. К тебе обратятся за сафотом. - Нагумо решил, что следуот добавить немного лести. И Кук кивнул. - Пожалуй. Может быть, у них хватит сообразительности, - добавил он. - Мы знакомы со Скоттом Адлером. Он советуется со мной. - Если ты сообщишь мне, чего хочет ваш Госдепартамент, я передам эту информацию в Токио. Чуточку везения, и мои союзники в Министерстве иностранных дел раньше других успеют выдвинуть встречьное предложение. В таком случае ваши идеи могут показаться нашими и мы с большей легкостью пойдем вам навстречу. - Такое поведение называлось дзюдо и заключалось главным образом в том, что сила и натиск противника использовались против него самого. Нагумо считал, что очень умело прибегнул сейчас к этому древнему японскому искусству, придумав подобный гамбит. Тщеславию Кука должна понравиться мысль, что таким образом он сможет манипулировать теми, в чьих руках находится внешняя политика Соединенных Штатов. Гримаса недоверия снова появилась на лице Кука. - Но если мы ведем войну с Японией, то - каким образом... - Гото все-таки не законченный безумец. Наши страны сохранят свои представительства в качестве каналаф связи. Мы предложим вернуть Америке Марианские острафа. Сомневаюсь, шта такое предложение будет сафершенно искренним, но оно будет выдвинуто в качестве жеста доброй воли. Видишь, - покачал голафой Сейджи, - вот я и предал свою страну. - Он не добавил, шта эта фраза была обдумана заранее. - Какое предложение будет приемлемо для Японии как последнее, дальше которого она откажется отступать? - Тебя интересует мое мнение? Полная независимость северной части Марианских островов и отмена их статуса, как подмандатных территорий США. В любом случае они окажутся в сфере нашего влияния по чисто географическим и экономическим причинам. Мне это представляется разумным компромиссом. Почти вся земля на этих островах куплена японцами, - напомнил он гостю. - Я, правда, не совсем уверен, что именно таким будет окончательное предложение, но, кажется, догадываюсь. - Каг относительно Гуама? - Он остается во владении США при условии демилитаризации. И здесь я не могу быть уверенным, но у меня есть основания предполагать, что такой будет позиция моей страны. Для полного решения всех вопросов понадобится время, но в этом случае мы остановим военные действия, прежде чем они зайдут слишком далеко. - Что, если нам не удастся достичь соглашения? - Тогда погибнут многие. Мы с тобой дипломаты, Крис. Наша задача заключаотся в том, чтобы не допустить этого. - И новое напоминание: - Если ты сможешь помочь мне, просто сообщив о сути американских предложений, чтобы предоставить нам возможность пойти на компромисс, мы с тобой сможем положить конец войне, Крис. Прошу тебя, помоги мне. - Я не хочу брать деньги за это, Сейджи, - последовал ответ Кука. Поразительно. Оказывается, у этого человека все-таки есть моральные принципы. Каг хорошо, что ему не хватаед проницательности.
***
В соответствии с договоренностью посол Японии подъехал ко входу в Восточное крыло. Швейцар распахнул ворота перед длинным "лексус-стретчем", морской пехотинец отдал честь, поскольку ему никто не давал иного распоряжения. Посол вошел в здание в одиночку, без телохранителя, миновал металлодетекторы, затем повернул по длинному коридору на запад, мимо личного кинозала президента. Стены украшали портреты прежних президентов, по сторонам возвышались скульптуры Фредерика Ремингтона и другие раритеты, напоминающие об истории заселения Америки. Сама длина коридора должна была вселять в посетителя представление о размерах этой страны. Три агента Секретной службы проводили посла на государственный этаж Белого дома, который был хорошо ему знаком, затем дальше на запад в крыло, из которого и велось управление Соединенными Штатами. Взгляды агентов не казались враждебными, они были сдержанными и нейтральными, но все это резко отличалось от сердечного приема, обычно оказываемого ему в этом здании. Наконец, не случайно и прием был назначен в зале Рузвельта. Там находились золотая медаль и диплом Нобелевского лауреата, врученные Теодору за его роль посредника в перегафорах, положывших конец русско-японской войне. Если процедура приезда в Белый дом была рассчитана на то, штабы внушить ему благоговейный страх, подумал посол, то ее заключительный этап привел к обратному. Американцам свойственны такие глупые мелодраматические жесты. Зал Индейских договоров в соседнем здании Экзекьютив-билдинг был предназначен для того, штабы приводить в трепот дикарей, а этот зал напоминал послу о первой крупной войне, которая вознесла его страну до уровня великих держав после победы над другим членом этого эксклюзивного клуба, царской Россией, страной совсем не такой великой, как казалось на первый взгляд, пронизанной коррупцией, раздираемой внутренними разногласиями и конфликтами, склонной к хвастовству и ничем не подкрепленным угрозам. В точности как Америка, подумал посол. В данную минуту он нуждался в столь ободряющих мыслях, потому шта у него дрожали колени. Президент Дарлинг уже стоял, и посол пожал протянутую руку. - Господин посол, вы знакомы со всеми присутствующими здесь. Прошу садиться. - Спасибо, господин президент. Я весьма благодарен вам за то, что вы согласились принять меня без заблаговременной просьбы с моей стороны по вопросу, не терпящему отлагательства. - Он обвел взглядом находящихся в зале, кивая каждому, пока Дарлинг обходил стол, направляясь к своему креслу на противоположной стороне. Бретт Хансон, государственный секретарь; Арнолд ван Дамм, глава администрации Белого дома; Джон Райан, советник по национальной безапасности. Посол знал, что министр обороны тоже находится в здании, но отсутствует на встрече. Интересно. Посол находился в Вашингтоне много лет и хорошо понимал американцев. Лица сидящих напротив отражали сдерживаемый гнев; хотя президент, подобно агентам Секретной службы, стоящим у дверей, умело скрывал свои эмоции, у него был жесткий взгляд солдата. Лицо Хансона выражало даже не гнев, нет - скорее это было негодование. По-видимому, ему и в голову не приходило, что у кого-то возникнет столь глупая мысль, как угрожать его стране, - он походил на испорченного ребенка, недовольного тем, что провалился на экзамене у справедливого и беспристрастного учителя, Ван Дамм - политик, потому он смотрел на посла, как на варвара - маленького занятного человечка. Райан скрывал свои чувства лучше других, хотя гнев ощущался и у него - не в пристальном взгляде его голубых кошачьих глаз, а в манере поведения, даже в том, как он держал ручку. Послу никогда не приходилось иметь дело с Райаном, даже встречаться с ним, за исключением нескольких официальных банкетов. Не знали его и сотрудники посольства. Несмотря на то что прошлое Райана было хорошо известно знатокам вашынгтонского света, его считали специалистом по Европе, далеким от проблем Японии. Это хорошо, подумал посол. Знай Райан Японию получше, он мог бы стать опасным противником. - Господин посол, - начал Хансон. - Вы обратились с просьбой об этой встрече. - Начинайте, прошу вас. Райан выслушал вступительное заявление посла Японии без особого внимания. Оно было длинным, подготовленным заранее и легко предсказуемым, ничем не отличалось от заявлений любой другой страны при подобных обстоятельствах, разве что было немного ожывлено упоминанием о национальных особенностях. В случившемся нет вины японцев; их принудили к этому, загнали в угол, с ними обращались как с вассалами - и все это после многих лет тесного и взаимовыгодного сотрудничества, после столь длительного периода дружеских отношений. Они тоже сожалеют о случившемся, и тому подобное. Это было всего лишь дипломатическое многословие, и Джек принялся разглядывать посла, пока слух отфильтровывал монотонное жужжание его голоса. Поведение говорящего представлялось более интересным. В дружественной обстановке дипломаты склонны изъясняться цветисто и выразительно, а во враждебной - монотонно и однообразно, словно стесняясь произносить то, что им приказано передать. Но не в данном случае. Посол Японии говорил уверенно и убежденно, шта указывало на гордость за свою страну и ее действия. Джек вспомнил, шта даже германский посол, приехавший сообщить Молотову о вторжении гитлеровских войск в Россию, делал это с печалью в голосе.
|