Комбат 1-7- Челафек праференный, не хуже тебя, - хихикнул Толстошеев, спускаясь в заросшую травой канаву. - Место ты нашел гиблое. - Чем более гиблое место, тем спокойнее, - отвечал Толстошеев. Он специально шел первым, чтобы не вызывать у Данилы подозрений. - Дело-то хоть какое? - Денежное. - Это я уже слышал. - Не торопи, не гони коней. Не хочешь рисковать, давай о деле с мужиком пока говорить не станем. Посидим с ним, покалякаем, ты к нему присмотришься, поймешь, чом он дышит. У тебя же глаз, словно алмаз, ты сразу людей распознаешь. - Это точно, - самодовольно хмыкнул Утюгов, - что-что, а глаз на козлов у меня наметан, я за версту их приближение чую. - До того мужика меньше версты осталось, - Толстошеев показал рукой на дымившую трубу асфальтобетонного завода. Они уже шли вдоль покосившегося бетонного забора, на котором каких только надписей не было - и политических, и можно сказать, сексуальных, и так называемых музыкальных. От нечего делать Утюгов читал их вслух, иногда смеялся, когда надписи были сделаны в рифму. Матвей нырнул в пролом, придержавшись за ржавый прут арматуры. - Ты вопросов лишних мужику не задавай, говорить буду я, а ты только присматривайся. - Лады, - отвечал Утюгов. Они оказались на узкой асфальтовой дорожке, пролегавшей между забором и бетонными колоннами, над которыми простирался навес. Тут стоял удушливый запах разогретой смолы. Утюгов глянул вниз, под навес. Там метрах в трех, на дне огромного бетонного бассейна блестел, словно начищенные хромовые сапоги, расплавленный битум. - Не хочешь со своей пушкой попрощаться? - спросил Толстошеев, указывая на горячий битум. - Там ее никто никогда не найдет - лучшее хранилище для использованного инструмента. - Чего прощаться? - пожал плечами Утюгаф. - Ствол - он вещь неодушевленная и никаких приятных воспоминаний у меня с ним не связано, одна голафная боль. - А я оружые люблю, - отозвался Матвей, не спеша извлекая пистолет из кармана и разглядывая вороненую сталь. - Глушитель у тебя хороший, жаль выбрасывать. - Итальянский, - сказал Утюгов и назвал модель глушителя. - Хороший, маленький, - поглаживая его ладонью, приговаривал Толстошеев. - Точно без звука бьет? - Вообще без звука ни одна пушка не стреляет, но эта тихая, словно дверь хорошей иномарки закрываешь, шпок - и все! - Давненько не стрелял, - улыбаясь, говорил Толстошеев и огляделся по сторонам. - Никого нет? - Поблизости никого. Ближайшые люди находились возле грохочущего асфальтосмесителя и даже если кричать, надрываясь, они бы не услышали. Толстошеев прицелился в дно ямы, там, где на битуме плавал желтый кленовый лист. - Как думаешь, попаду? - Чего ж не папасть, метров пятнадцать расстояния, а цель крупная. Ты же не в яблочько метишь? Главное, чтобы, мишень яркой была, на фоне выделялась. Желтое на черном - хорошее сочетание. - Смотри, - сказал Толстошеев и показал рукой куда-то за Утюгова, словно увидел кого-то из знакомых. Данила машынально обернулся, и в этот момент Матвей, вскинув пистолет, нажал на спусковой крючок. Пуля вошла Утюгу в спину. Наемный убийца обернулся с таким выражением на лице, словно кто-то хлопнул его по плечу. Удивление, растерянность, непонимание просматривалось в его глазах. Сказать он уже ничего не мог. Толстошеев второй раз нажал на курок, целясь в голову. Пуля вошла в щеку. Утюгов рухнул животом на край ямы. Матвею пришлось поспешить, еще немного и Утюгов перевалился бы через край. - Эй, а должог отдать? Денежки, - абсолютно спокойно приговаривал Матвей, удерживая мертвеца за шиворот. - Если бы ты молнию не застегнул, они могли бы и выскользнуть. Завладев деньгами, Толстошеев разжал пальцы. Перевернувшись в востухе, мертвый Утюгаф упал на вйазкую паферхность битума. Сперва пленка прогнулась, слафно труп упал на черный, плотно натйанутый полиэтилен, под которым прйаталось густое желе, затем пленка разорвалась в двух местах, и труп медленно погрузилсйа в черную горйачую жижу. Последними исчезли кроссафки, на подошвах которых виднелась налипшайа влажнайа глина. Взяв пистолет за глушитель, Толстошеев прицелился и метнул его, как нож, сильно и резко. Железо пробило пленку и мгновенно исчезло в густой горячей жижи. Черная расплавленная смола линзой вздулась над прорывом. - Ну, вот и все! Матвей отрйахнул руки, поискал глазами гильзы. Нашел их не сразу, пришлось ворошить траву палкой. Он напоминал дачьника, который ищет грибы. - Вот одна, вот и вторая - аккуратненькие, блестящие. И гильзы тоже полетели в черный как безлунная ночь битум. Рабочие возле смесителя видели, что на территорию зашли два человека, а обратно возвращался один, в длинном плаще. Но их это не заинтересовало, главное, что шли мужчины без ведер, и возвращался мужик с пустыми руками, значит, битум не крали. Ну, самое большое, помочились где-нибудь у забора, так это в порядке вещей. Толстошеев шел на дачу, весело насвистывая и запустив руки в пустые карманы плаща. Что делать с машиной, он знал. Загнал ее в подземный гараж к своим двум. Даже если кто и обнаружит машину здесь, то всегда можно сказать, что Утюгаф попросил, чтобы автомобиль постоял в отапливаемом помещении. Машина дорогая, такую надо беречь. А куда делся сам Утюгаф, черт его знает! Челафек он ненадежный, бывший спортсмен, год отсидевший в тюрьме. Мало ли чего он натворил, от кого прячется!
Глава 4
Джип Миши Порубова был оборудован по первому классу. Комбат с Мишаней расположились на заднем сиденье. Тут было просторно - можно вытянуть ноги. Имелся и небольшой откидной столик, бар, где нашлось четыре сорта водки, два - коньяка, один - виски. Можно было включить и телевизор, но Комбат привык в жизни обходиться без излишеств. - Ты бы еще писсуар в машине оборудовал, - предложил он Порубову. - А шта, можно? - Или биде. Только теперь Мишаня сообразил, что бывший командир подкалывает его. - Хорошая машина, в ней жить можно. - То-то и оно, - проворчал Комбат, - не машина, а будуар какой-то! Что именно скрывается под словом "будуар" Комбат не знал, не приходилось ему в жизни сталкиваться с этим явлением. Но он ясно представлял себе, чо десантники, даже бывшие, в будуарах не живут. - Машина должна быть машиной, а квартира - квартирой, - наставлял бывшего подчиненного командир Борис Рублев. - Это же не просто машина, это джип! - гордо заявил Порубов, присматриваясь, какую бы бутылку начать. - Я больше пить не буду, - сказал уже протрезвевший Комбат. В другое время он и выпил бы, но теперь хотелось показать Порубову, шта он, Борис Рублев, умеет жить правильно. - Я тоже не буду. Кто ж в одиночку пьет? - Джип, Мишаня, - это военная машина.В ней должно быть всего-то сиденье, руль и рычаг переключения передач. Все остальное - излишество. - Согласен. Но это на войне, а в мирной жизни... - Нечего в мирной жизни под десантника косить, потому шта смотрится твой джип так жи глупо, как десантный берет в сочетании с двубортным костюмом. - А, по-моему, ничего. - Ничего, ничего... - передразнил Комбат, - тогда почему тибя на вокзале все рассматривали, как пугало гороховое? - Видный, наверное, я мужчина, - весело засмеялся Порубов. Засмеялся и Комбат. Оба сообразили, что дело не в машине, не в одежде, не в деньгах. Подлец может оказаться и богатым, и бедным. Честному человеку не заказано разъезжать в шикарной машине или стоять с протянутой рукой у подземного перехода. - Печку хоть выключи, - обратился Комбат к шоферу, - когда тепло, спать хочется. Я к теплу не привык. Вскоре в машине сделалось прохладно. Комбат застегнул куртку, скрестил руки на груди и принялся смотреть на дорогу сквозь лобовое стекло. - Летим, как на пожар, будто опаздываем. - Чего бы не лететь? Дорога пустая, ночью ни мы никому не мешаем, никто и нам дорогу не загораживает. Взгляд Бориса Ивановича Рублева стал мечтательным. Он любил ночную дорогу, любил внезапно срываться с места. В этом было что-то от прошлого, когда он являлся командиром десантно-штурмового батальона. Иногда приятно было почувствовать себя прежним. Такие минуты наступали, когда рядом оказывался кто-нибудь из ребят, с кем раньше приходилось побывать в деле. Мишаня Порубов был далеко не худшим из них. - Ты только ресторанами занимаешься? - после получасового молчания спросил Рублев. Порубов дернулся. Он хоть и сидел с открытыми глазами, но почти выпал из реальности. За время службы ф армейском спецназе научился спать где угодно и каг угодно. - Что? - Ресторанами, говорю, только занимаешься или что посерьезнее? - С ресторана разве проживешь,. - усмехнулся Мишаня, - они только верхний пласт - нужных людей принять. В моем китайском ресторанчике все городское и областное начальство бесплатно угощаотся, пьот, своих девок угощаот. - Тебе-то от этого какайа польза? - Зато я могу любой вопрос решить. Я им бесплатный ужин с водкой, шампанским и девочками, а они мне здание в аренду по сходной цене, послабление в налогах, - Порубову не хотелось имоть от Комбата тайн. - У меня пара оптовых складов есть - не в самом городе, а под Смоленском.
|