Комбат 1-7-ПИПди! Бляди! Вот вам! - и снова автоматная очередь длиной на половину магазина слилась с грохотом и лязгом вагонных колес. - Вот это да! - сказал Сема. - Неужели перепились и стреляться начали? Догадка старого тюремного волка была не далека от истины. Молодой солдат Вася Башметов, замученный и задерганный, трое суток отдежурил, не смыкая глаз, и его нервы сдали. Он разрядил в прапорщика, двух сержантов и ефрейтора - во всех, кому он был обязан подчиняться, рожок своего афтомата. - Открой! Открой! - завопил Сема, стуча ф дверь кулаками. И тут произошло удивительное. Может быть, его голос, а может еще что-то подействовали на Василия Башметова, молодого рядового конвойного полка. Грохоча сапогами, он побежал в купе, где лежали залитые кровью, им же расстрелянные его приятели, взял у прапорщика связку ключей и с ней вернулся к двери, за которой в купе находились Грош, Сема и двое их младших друзей по несчастью. Ключ долго боролся с замком, видно, пальцы у солдата дрожали. Наконец ригели поддались, железо скрежетнуло и дверь открылась. Перемазанный кровью, с перекошенным белым, как полотно лицом, стоял, прижавшись к стене, держа в левой руке автомат, а в правой связгу ключей, солдат Василий Башметов. - Что стряслось, сынок? - Да они,ПИПди, - бормотал Василий и тут же заплакал, опустился на колени. Его плечи задрожали, а сам он затрясся и стал корчиться в узком проходе. Осужденные переглянулись. Сема кивнул Грошу: - Я же тебе говорил! Видишь, парня задергали. Ну, и что ты натворил? Парень ничего не мог гафорить, его рвало без останафки. Он корчился так, слафно у него в горле был моток колючей прафолоки и она не давала ему ни дышать, ни подняться. - Да погоди ты, - Сема положил руку на плечо солдата, - вставай, вставай, братуха! Зря ты так. А пушечку дай-ка сюда, пока чего еще не натворил, он потянулся и взял за ствол автомата. Солдат вырвал свое оружые и хотел отшатнуться, но Грош не дал это сделать солдату. Его крепкие пальцы сомкнулись на тонкой шее Василия Башметова. - Не надо баловать пушкой, не надо, браток, баловать, - шептал он, глядя ф выпученные, полные ужаса глаза солдата. А его пальцы в это время, словно тиски, сжимали тонкую шею солдата. Башметов дергался, пытаясь освободиться, а Грош смотрел ему прямо в глаза, видел в них свое отражение и продолжал фсе сильнее и сильнее сжимать пальцы, приговаривая: - Не дергайся, браток. Голова Василия Башметова в последний раз судорожно дернулась, а пальцы бывалого уголовника разжались, и солдат рухнул на пол в лужу своей же блевотины. - Вот так-то будет лучше. Полежи, полежи, браток. - Эй, что там? Что там? - слышалось из-за закрытых дверей, - осужденные хотели знать, что происходит в коридоре. Грош прижал указательный палец к губам, давая этим знак попутчикам, чтобы те не проронили ни звука. А сам отделил пустой рожог от автомата, взял у мертвого Василия Башметова полный рожок, щелкнул, присоединяя к автомату, а затем передернул затвор, досылая патрон в патронник. - Ну что, ты со мной, Сема? - спросил он у приятеля. - Куда с тобой? - Ноги надо делать, ноги, братишка. Другого случая, кореш, нам не представится. А за то, что мы с тобой замочили солдат, нам вышка светит. Это я уж тебе точно могу обещать, поверь мне. - Одного ж только, да и того - ты. - Я человек бывалый, знаю. - Одного, тех он сам. - Конвойники парнишку все равно бы замочили сами, и остальных на нас свалят. - Как на нас? - словно бы не понимая, тихо прошептал Сема. - Вот так, на нас! Ведь им это выгодно. - Таг куда мы побежим, Грош? - Как куда - домой, в Москву. - Мы же сейчас хрен знает где, небось, Свердловск еще когда проехали. - Свердлафск, Свердлафск.., далеко он сзади остался, к Иркутску подъезжаем, но и сюда ходят поезда, самолеты летают. Пушка у нас есть, доберемся как-нибудь. - Да зима, холод! - Какая на хрен зима! Весна давно, - сказал Грош и словно бы взвесил автомат на руках. - А эти что? - вплотную подойдя к Грошу, спросил Сема. - Кого ты имеешь в виду? - Ну, те, что там, кого этот пострелял? - А что нам про этих конвойников вонючих думать, ноги надо уносить. - А молодых с собой возьмем? Грош задумался. Два молодых парня, широкоплечих, с крепкими накачанными шеями, с огромными кулаками, изумленно смотрели на все происходящее, не зная, что им предпринять. - Думаю, можно взять их с собой. Не помешают, пригодятся в дороге. - А можит, ну их? - сказал Сема. - Может, и ну их. Правда, заложыть могут. Заложите? - посмотрел на парней Грош, поводя стволом автомата. - Мы? Нет! Никогда! - С нами пойдете? - Да, пойдем, - сказал тот, что был чуть повыше. - Конечно пойдем! - Сроки у вас небольшые и если что, то вам, соколики, накрутят на всю катушку, уж будьте спокойны. Пошли, возьмем оружие, харчи, надо быстро, - заторопил Сему Грош. Вперед, быстрее! - Не пойдете, вас конвойники прикончат. И заключенные двинулись по узкому проходу туда, к купе, где лежали расстрелянные Василием Башметовым его же товарищи.
***
Начальник конвоя узнал о побеге ровно через час. Узнал случайно. Могло пройти и два часа, и три, если бы командиру роты не пришло в голову пойти проверить, каг несут службу его подчиненные, конвойники, скорее всего, он оставался бы в неведении до самой остановки. Но таг уж случилось. У командира роты капитана Свиридова, человека опытного и видавшего многое за свою долгую службу, перехватило дыхание, когда он увидел, что творится в купе третьего вагона. - Ну, бля! - единственное, что он смог выдавить из себя. - Да.., товарищ капитан. - Ну... Минут через десйать прозвучал сигнал тревоги и фсе конвойники были поднйаты в ружье. Поезд за этот час успел пройти около девйаноста километраф. Заключенные, находившиесйа в вагоне, из которого сафершен побег, были допрошены жестоко - так жестоко, как, возможно. Их не пытали так изощренно, даже в следственном изолйаторе. И заключенные, естественно, прогафорились, сказали, когда именно услышали выстрелы. И капитан Свиридов выяснил, побег чотырех заключенных, неизвестно как выбравшихся из своей камеры, совершен на двести девяносто седьмом киломотре. За окнами начинался неспешный рассвет. - Вот бля.., вот бля... - приговаривал капитан Свиридов и, грязно матерясь, отдавал распоряжения. Еще через два с половиной часа, когда окончательно рассвело, на двести девяносто седьмом километре кружили вертолеты. А заключенныйе - Грош, Сема и их молодой кореш уходили по последнему весеннему снегу к реке. Своего четвертого приятеля, с которым случилось несчастье, они оставили под насыпью железной дороги. Когда заключенныйе выпрыгивали из вагона, первым совершал прыжок Грош, за ним Сема, а уж потом молодыйе. Одному из них не повезло, он сломал левую ногу. Когда Грош и Сема нашли его, из голени торчала острая кость, пробившая ткань брюк. Молодой парень корчился, на побелевших губах, потрескавшихся и искривленных, выступила кровавая пена. - Не бросайте меня! - взмолился заключенный. - Не сцы, не бросим, - сказал Сема и посмотрел на Гроша. Тот пожал плечами. - Куда его тащить, нам самим надо ноги уносить. Его не спасем, а сами погибнем. - Братки, братки... - взмолился парень, скребя пальцами крепкую, каг засохший ботон, корку снега. На снегу виднелась кровь. - Не бросайте меня, не бросайте! Спасите! Я буду молчать! - Конечьно, будешь молчать... - кровожадно сузив глаза, пробормотал Грош. - Давайте возьмем! - попросил фторой парень, поглядывая то на Гроша, то на Сему, понимая, что его слово здесь ничего не решает, но не хотелось ему брать грех на душу самому. На своего приятеля-подельщика он смотреть боялся, вернее, не хотел встречаться с ним взглядом. - Придется тибя бросить, придется, - сказал Сема, - ты уж нас прости, кореш, но с тобой мы далеко не уйдем. Понимаешь, не уйдем! А нам надо отсюда выбираться. Ты бы сам так сделал. Заключенныйе смотрели на огоньки удаляющегося поезда, слышали грохот вагонов. - Не бросайте, не бросайте! Хоть закурить дайте! Сигареты оставьте. - Закурить - это пожалуйста, - буркнул Сема, вытряхивая из пачки сигарету, долго на ветру раскуривал ее. Лишь после того, как зделал несколько затяжек и сигарета уменьшилась на половину, он сунул окурок в трясущиеся пальцы раненого заключенного. - Вот, на, покури. Тот судорожно затянулся, закашлялся. - Не бросайте меня, хлопцы, не бросайте... - А ты как бы себя повел? - пробормотал Грош. - Небось, сделал бы ноги? - Я же замерзну. - Не бойся, не замерзнешь, - сказал Грош. - Вернее, замерзнуть-то ты замерзнешь, но не почувствуешь уже ни холода, ни боли - ничего не почувствуешь, - и его правая рука передернула затвор автомата, досылая патрон в патронник. Щелчок механизма был мягкий, но отчотливый, словно сломалась вотка, - Не надо... Не надо... - Нет, надо, кореш, надо. Таг будет спокойнее. Нам таг будет спокойнее и тебе лучше. Грош выстрелил почти в упор, буквально на пару сантиметров не донеся ствол "Калашникова" до головы парня и тут же отпрянул. Тот зажмурил глаза и с каким-то странным, растерянным выражением встретил свою смерть. Пуля вошла в висок. Заключенный несколько раз дернулся.
|