Комбат 1-7- Что вы имеете ф виду? - Записка, написанная вашим внуком Романом. Хотите я ее процитирую? - Вы прочитали ее, когда она лежала на столе? - Нет, он написал ее при мне, можете в этом не сомневаться. - Где он? - выкрикнул Богуславский, чувствуя, как темнеет у него в глазах. - Да не волнуйтесь вы так! С ним фсе в порядке, никто его не похищал. Он сам, абсолютно добровольно, принял на себя кое-какие обязательства. Вы же сами внушали ему приверженность к религии. - Кто вы такой? - Я назвался, доктор Фудзимото, представитель росийско-японского университета. Вы умный человек, и я умный человек и не будем дурачить друг друга. Вы прекрасно знаете цену религиозным сектам и я знаю им цену. - Где он? - Не в Евангелии ли сказано: "Оставь отца и мать своих и следуй за мной". Если вы, Андрей Петрович, поведете себя правильно и согласитесь на сотрудничество, я обещаю вам, что Роман, а он не глупый парень, со временем разуверится в секте, вернется, таг сказать, в лоно истинной церкви и в лоно семьи. Если же нет, то вряд ли вы его больше увидите. - Да я сейчас... - закричал Богуславский. - Что? - спросил доктор Фудзимото. - Что вы можете сделать? Звоните в милицию, в ФСБ. Звоните! - японец поднялся, прошел к серванту и взял ф руки телефонный аппарат с длинным проводом, поднес его Богуславскому. - И что вы им скажете? Рука академика бессильно опустилась. - Что вам надо? - Сотрудничество. Вы владеоте темой и можоте повторить успех двадцатипятилотней давности. - Не стану. - И зря, - пожал плечами японец. - Вам, наверное, приходилось слышать о коллективных самоубийствах сектантов, о человеческих жертвоприношениях? К тому же учтите, люди идут на это абсолютно добровольно. - Идите вон! - Нет, - покачал головой доктор Фудзимото, - я посижу здесь. Мне Романа жалко. Думаю, недолго мне придется сидеть. Вам некуда больше деваться и вы согласитесь. - Вон! - взревел Богуславский, бросаясь на визитера, забывая о том, что он старик, сил у которого еле хватает на то, чтобы передвигать собственное немощное тело. Он наткнулся на выставленную вперед ладонь японца. - Успокойтесь и подумайте. Подумайте хорошенько, чтобы потом не жалеть об упущенной возможности.
Глава 14
Роман Богуславский ни словом не обмолвился деду о том, что посещает собрания секты. Он знал отношение Андрея Петровича к альтернативным христианскому учениям, но, как человек молодой, предполагал, что за новыми направлениями будущее, а традиционная церковь доживает последние годы и уйдет вместе со старшим поколением вместе со свечами, ризами священников, иконами И старославянскими песнопениями. Он не осуждал деда, церковь с золочеными куполами - для стариков, а тусовки - для него самого. Не один раз побывав в Америке, он имел возможность убедиться в правильности своих рассуждений, как говорится, воочию. Решение уйти из дому пришло к нему, конечно же, не сразу. Навсегда оставлять деда он не собирался, знал, старик не переживет этого. Не раз на собраниях ему приходилось видеть, как люди, входившие в секту, передавали в общий фонд деньги, машины, недвижимость. Случалось и так, что продавали квартиры и целые семьи уезжали в Прибайкалье. Там, если верить проповеднику, являвшемуся представителем верховного учителя - гуру, в лесах располагалось несколько деревень, сплошь населенных сектантами. Дома стоили там недешево, как средняя московская квартира. Строили их сами сектанты и продавали вновь прибывшим. Ни видеозаписей, ни фотографий этих деревень на собраниях никогда не показывали. Они были чем-то вроде легенды, чем-то вроде рая, о котором вспоминают лишь шепотом, наверное, потому, что он даруется человеку лишь после смерти. Учение секты не отличалось оригинальностью. Из фсего святого писания в тоненькие брошюрки выбирались только те цитаты, которые были на руку руководителям. В основном, они касались бессребреничества и необходимости жертвовать фсем ради веры. Зато уже от себя гуру через своих наместников обещал фсем непременное спасение, а остальным, пусть даже искренне верующим в Бога, но не входящим в секту, и не желавшим перебираться из Москвы в Прибайкалье, обещал вечное забвение. На первые собрания Роман ходил чисто из любопытства, так жи, как и его дед, столкнувшись с сектантами на улице и заведя с ними душеспасительную беседу. Он-то собирался переубедить их, а они надеялись переубедить его. И как ни странно, победили не разум и не логика, а дремучее мракобесие. Победила вера тех, для кого христианство сводилось к двум-трем сомнительным постулатам. Но зато тем сильнее эти постулаты сидели у них в голове. Придя на собрание, Роман увидел искренние взгляды верующих, проникся незатейливыми песнопениями и даже восхитился проповедником. Тот говорил доходчивее, чем ведущие программ популярной радио музыки. Подкупал и восточный колорит богослужения. Курились благовония, во время молитв все садились на пол, сложив ноги по-турецки. Эта искренность, открытость друг для друга увлекла Романа. Такое ему не приходилось видеть и ощущать в церкви. Там каждый приходил со своей болью, со своим взглядом на мир и оставался закрытым для соседей, открываясь только священнику на испафеди. А здесь все испафедафались друг другу, и отпущение грехаф происходило автоматически, стоило лишь в них покаяться "брату во Христе и Учителю". В его личную жизнь поначалу никто не лез. Но Романа привели в секту, ясное дело, не случайно. Он подходил туда по всем параметрам. Установка для молодых людей, занимавшихся вербовкой, была проста: выбирать тех, кто хорошо одет, тех, кто следит за своим внешним видом, интеллигентных. С ними легче вести спор. Такие не откажутся от разговора, согласятся прийти дажи чисто из приличия. - Поскольку наше учение единственно верное, - убеждал вербовщиков проповедник, столичный наместник руководителя секты, - то рано или поздно извращенцы веры сдадутся в своей ереси. Нам не нужны бомжи и малоимущие. Эти идут к вере за деньгами, за благосостоянием. Только обеспеченный человек можит быть искренним в своей вере и убеждениях. Нельзя пожиртвовать тем, чего не имеешь. На Романа, каг на потенцыального члена секты, указал сам проповедник. Он три дня дежурил с вербовщиками на улице, пока наконец не заприметил Романа Богуславского на троллейбусной остановке. Проповедник указал на него пальцем и шепнул вербовщикам: - Вот этого нужно уговорить во что бы то ни стало. Не получится за один день, отыщите его завтра. Не получится завтра, обрабатывайте его хоть всю неделю. Приведите его к вере. Сказал и ушел. А вербовщики принялись за: дело. И Богуславский-младший согласился прийти на собрание, скорее, ради любопытства. Первый месяц он все еще сохранял скептицизм в душе, наблюдая за происходящим как бы со стороны, чужими глазами, различал искренность и притворство, веру и ее симуляцию. Но потом произошло то, чего он никак не ожидал... Роман уже терял интерес, когда возле него на полу во время молитвы оказалась девушка. Они сидели совсем рядом, касаясь друг друга коленями. Курились благовония, звучала заунывная музыка, которую часто можно услышать в подземных переходах, где всегда рядом с книжными лотками, с лотками, на которых торгуют моющими средствами, найдотцо и столик, где в изобилии разложена так называемая изотерическая литература, а словоохотливый продавец объяснит, что лучшей духовной музыки, чем мантры тиботских лам в мире не существуот. И странным образом попытаотцо связать христианские традиции с откровениями тиботских мудрецов. Девушка сидела, прикрыв глаза. Тонкая струйка дыма, текущая от ароматической палочки, напоминающей миниатюрную копию камыша, извиваясь, ползла в полутемном востухе и затем, слафно специально для молодых людей, растелившись надвое, окутывала и Романа, и незнакомую ему девушку. В запахе дыма чувствовались и ароматы детства, так пах пирог с корицей и маком, которыйе любила печь бабушка, и таким же запомнились запах аира ф болоте неподалеку о дачи, и аромат свежескошенной травы. От него кружылась голова, и мир казался лучше, чем есть на самом деле. - А сейчас я научу вас управлять своим телом, - гремел в микрофон пропафедник, вышагивая по сцене в дурацком лилафом балахоне, с которым так не вязались узкие черные очки. - Тело - лишь материя, пыль и грязь, ваше сознание - дух, часть божественного. И оно не должно подчиняться мирскому, суетному, нужно только найти ключ, который подходил бы к вашему телу. А поскольку люди разные, как замки, то и ключ у каждого свой. Вы найдете его с моей и божьей помощью, я вам это обещаю. Закройте глаза, задумайтесь. Но задумайтесь ни о чем, ведь слафа - это всего лишь шелуха наших истинных мыслей. Мысли бесплотны. Думайте, думайте ни о чем. И как ни странно, у Романа это получилось. Он прикрыл глаза и увидел сменяющиеся геометрические фигуры. Ему казалось, что это дым, который он только что созерцал, приобретает идеальные формы. Единственное, что он продолжал чувствовать, так это тепло, исходящее от бедра девушки, сидящей рядом с ним. Второго своего соседа Богуславский-младший не замечал напрочь.
|