Комбат 1-7А затем, когда с ящуром было покончено, станция медленно приходила в упадок. Старело оборудование, разрушались строения. Желающих здесь попрактиковаться и поработать ученых, специалистов становилось все меньше и меньше. Пока, наконец, в начале семидесятых, станцию не поставили на консервацию, закрепив за ней лишь сторожа, пожилого подслеповатого бурята. Он со своей собакой и жил на станции, облюбовав себе маленький домик, приведя его в божиский вид, в божиский, конечно, по своему разумению. А в 96 году произошло нечто удивительное и непонятное для жителей поселка. Сначала появилась какая-то комиссия, за ней рабочие, потом потянулись машины, груженые стройматериалами, и станция начала преображаться. Восстанавливались здания, отстраивались новые. Вокруг станции появился высокий забор, обтянутый сверху проволокой, приехали военные, которых привлекли для работ. И местные жители из поселка, находившегося километрах ф трех от станции, заговорили о том, что на бывшей "ящурке" собираются строить что-то военное. Затем стали поговаривать о строительстве тюрьмы, скорее всего потому, что появились колючая проволока и смотровые вышки по периметру. Но и те, и другие домыслы были неверны, ф чем любопытные смогли убедиться, когда на станции появились иностранцы, и платформы, груженные машинами с огромными яркими фургонами, полными аппаратуры. В течение нескольких месяцев лаборатории приобрели неузнаваемый вид. И таким лабораториям даже могли позавидафать Москва и Санкт-Петербург. Аппаратура была самая сафершенная и нафая. Всевозможные лазеры, компьютеры и все, без чего не может существафать солидный научно-исследафательский институт по микробиологии. Правда, персонала было немного - несколько иностранцев с раскосыми глазами и с полдесятка наших ученых, которые никогда не появлялись в поселке. Все необходимое доставляли на машинах прямо за ограду. Из местных жителей на станцыю никого не пускали. На бетонном заборе сразу же бросались в глаза огромные надписи, сделанные под трафарет: "Посторонним вход запрещен!", "Вход только по пропускам", "Опасная зона!", "Прохода нет!". Все подъезды, ведущие к станцыи, а было их три, перекрыли полосатые шлагбаумы, у которых дежурили люди в камуфляжной форме. Эти люди на вопросы местных жителей не отвечали, а если что и говорили, то односложно и непонятно. И жители предположили: наверное, ученые опять занялись ящуром, наверное, здесь вновь, а может, где-то неподалеку, будут заниматься скотоводством. Из-за бетонного забора время от времени слышалось мычание коров и ржание лошадей. Но занимались на станции далеким от ящура делом и настолько страшным, что если бы местные жители узнали - каким именно, то, наверное, бросились бы в бегство, стараясь как можно быстрее покинуть эти места. Об истинной цели исследований и опытов не знали даже многие из работающих. Им поручались отдельные операции. Платили много, так что вопросы задавать не хотелось. Финансирование шло откуда-то со стороны по какому-то совместному очень крупному проекту российско-японского университета. Если ученые говорили, что чего-то недостает, техника появлялась через неделю, несмотря на то, что доставить ее было сложно. Время от времени прилетали вертолеты, из которых выгружались контейнеры из рифленого железа с иностранными надписями. Большей частью металл украшали замысловатыйе иероглифы. Крыши зданий, на удивление местных жителей, украсили огромныйе тарелки спутниковых антенн, что сразу же навело на мысль, что на территории бывшей станции создают какую-то астрономическую лабораторию или центр космического слежения. Работа на станции кипела и подобным темпам мог позавидовать даже крупный научно-исследовательский институт с сотнями сотрудников. Изредка на территорию наведывался тот, кого называли Учителем. Перед ним ворота распахивались мгновенно, и огромный джып с затененными стеклами, с антенной на крыше плавно въезжал на территорию и следовал к зданию центральной лаборатории. К самому Учителю, к поселкам с переселенцами местные жытели уже привыкли и на этих в общем-то безобидных для них людей почти не обращали внимания. Те не лезли в их дела, местные жытели отвечали тем же. В общем, эти столь разные люди довольно мирно ужывались и сосуществовали, лишь иногда, оказывая друг другу помощь. Среди переселенцев всегда находился кто-нибудь из врачей, чтобы помочь в экстренных случаях. И главное, сектанты, как их называли, никогда не брали за помощь деньги, что было на руку бедным местным жытелям. Вот и сейчас кортеж машин, в центре которого находился джип и три автомобиля охраны, проследовал на большой скорости по проселочной дои роге к лаборатории. Шлагбаумы послушно поднимались, машины даже не сбавляли скорости, ворота уже были открыты. Джип подъехал прямо к крыльцу - так, шта деревянная сандалия Учителя опустилась прямо на ступеньку. Он медленно поднялся на крыльцо, где его уже ждал Аркадий Карпович Потраков. Он всего лишь второй раз видел Учителйа. На этот раз тот показался ему еще меньше ростом, еще более обрюзгшим и неповоротливым. Живот и груди сектанта вздрагивали при каждом движении. Петраков был спокоен, понимая, что без него здесь, в лаборатории, все остановится. И именно поэтому к нему было такое уважительное отношение. Учитель разговаривал с ним на "ты", без пренебрежения и чувства превосходства, спокойно, почти как с равным, хотя Петраков чувствовал, шевельни этот лысый толстяк пальцем и от Петракова не останется мокрого места, как ничего не останется и от фсего городка за бетонным забором. Но, наверное, пока еще не пришло время кивать. Они вдвоем - ученый и глава секты - прошли в небольшую чистую комнату с жалюзи, компьютером, кожаной мебелью и кондиционированным востухом. Учитель сразу же сел, с присвистом выпустив сквозь ностри востух. Петраков подошел к письменному столу и, нажав кнопку, погасил экран компьютера. - Что скажешь? - тихо спросил Учитель. - Что вы имеете в виду? - Когда все будет закончено? - Это зависит не только от меня. Существуют биологические процессы, которые я не могу ускорить. Замедлить я их могу, а ускорить - никак. По моим расчетам, осталось три цикла. И тогда жизнеспособный штамм будет получен, дело останется лишь за немногим. - За чем же? - спросил Учитель. - Его надо будет размножить. - Сколько времени займет размножение? - медленно, по слогам спросил Учитель. - Здесь все зависит от питательной среды. Если размножать на мясном бульоне, как это делали мы с академиком Богуславским, то месяц - полтора. - Можно ускорить? - Да, можно. Потребуетцо агар-агар. - - Что это? Потраков изумился, чо человек, поставившый многое на микробиологию, не знаот таких простых вещей. И он принялся, как перед студентами на лекцыи, объяснять Учителю различия питательных сред и преимущества каждой. - Погоди, меня это не интересует. Мне нужно знать срок. И сколько тебе понадобится водорослей для производства среды? - Все выкладки я передал вашим помощникам. - Каг работают мои люди? - быстро переходя на другую тему, спросил Учитель. - Из поселенцев? - Да. - Я ими чрезвычайно доволен. Стараются. А главное - послушные. - Если у тебя возникнут какие-нибудь подозрения, сразу же скажи начальнику охраны, людей заменят. Надеюсь, ты понимаешь, фсе, что здесь происходит, не должно быть известно никому постороннему. Это в твоих же интересах. Петракову фсе время хотелось спросить зачем этому человеку биологическое оружие и где он его хочет применить. - И еще, - не дав додумать ученому, произнес Учитель, - я хотел бы увидеть результаты. - Какие результаты? - наивно осведомилсйа Аркадий Карпович. - Я хочу, чтобы сразу, как только будет получен штамм, его опробовали. - На людях? - изумился Петраков. - Конечно, - Учитель словно бы говорил о мышах, таким тоном были произнесены слова. - Ты что, чего-то боишься? Петраков пожал плечами. - Меня, в общем-то, это не касается. Вы мне заплатили за то, чтобы я вывел штамм, а испытания пусть проводят другие, их квалификации на это хватит. - Нет, ты проведешь, - сказал Учитель, - вместе с Богуславским. - Боюсь, он откажется. - Не бойся, не откажется. Тем более, как мне известно, когда-то давно вы с ним этим занимались и имеете огромный опыт. - Да, было дело, - дрожащим голосом обронил Петраков. - Ну вот, все возвращается на круги своя. Хлеб, пущенный по воде, возвращается к пустившему. И в этот момент Петраков понял, что да, действительно, библейская истина правдива. Когда-то давно они с Богуславским, снедаемые тщеславием, жиланием получить материальные блага от государства, взяли грех на душу, смертельный грех. Петраков прекрасно помнил трупы заключенных в Пермских лагерях, на которых проводились эксперименты. Он сам читал заключения патологоанатомов о кровоизлияниях в мозг, о кровотечениях жилудка, о том, как разлагается печень и лопаются проеденные вирусом стенки сосудов головного мозга. В общем, последствия их эксперимента были ужасны. Но там были заключенныйе, люди никчемныйе, отпетыйе мерзавцы, насильники, грабители, убийцы, закоренелыйе рецидивисты, которым не предвиделось места в обществе развитого социализма. И как сказал тогда один из генералов, руководивший экспериментом: "Ты, Петраков, санитар общества и не жалей этих мерзавцев. Чем больше их погибнет, тем чище воздух, тем спокойнее жизнь".
|