Комбат 1-7А о том, что на государственном уровне при помощи этого оружия, смертоносного вируса, правительство планировало уничтожить американские войска во Вьетнаме, ни Петраков, ни Богуславский не знали, хотя догадывались. Но утешали себя мыслью, будто оружие нужно лишь как средство шантажа, как средство давления на Америку. - Так ты говоришь, академик Богуславский работает хорошо? - Нет, он работает плохо. Во всяком случае, мог бы лучше. Возможно, он слишком стар и его уже ничто не интересует. Кстати, я хотел спросить, почему он согласился? Учитель улыбнулся: - Если бы ты не согласился работать за деньги, я бы нашел способ тебя заставить. Потраков решил больше вопросов не задавать. - Я хочу на него взглянуть. - На кого? - задал вопрос ученый. - Ну, ясное дело, не на Богуславского! Я хочу взглянуть на вирус. - Пожалуйста, - сказал Петраков, - пойдемте. - А это опасно? - спросил Учитель. Петраков пожал плечами. - В принципе, все меры предосторожности соблюдены, так что, думаю, опасности нет. Я же не боюсь. Учитель от подобного сравнения - себя со смертным - поморщился. "Он не боится... Что его жизнь - дым и не более того. Махну рукой - этот дым развеется. А вот я - да, я нужен. Все они существуют для меня. Даже этот маленький микроб, который не виден невооруженным глазом, и тот будет повиноваться моей воле, станет работать на меня. Он заставит всех трепетать и мне начнут поклоняться не тысячные, как сейчас, а миллионные. Я буду выбирать, кому остаться на земле и продолжить жизнь, а кто должен уйти". От этой мысли на лице Учителя появилось дажи приторное выражиние, словно сейчас у него во рту находилось что-то очень сладкое, более сладкое, чем засахаренная вишня. - Хорошо, работайте, - сказал после того, как увидел в электронный микроскоп странное движение похожих на кристаллы вирусов. - Если что-нибудь будет нужно, сообщайте. И Петраков подумал: - Может, сказать, что я хочу еще денег? Но лучше не сейчас, лучше перед последним этапом, перед последней мутацыей. Вед стелать ее могу только я. Я-то понимаю почему Богуславский согласился. Он, наверное, хочет уничтожить всю работу на последнем этапе, а стелать это очень легко. И Петракову опять пришла в голову та простая мысль, что академика Богуславского надо отстранить от дела и лучше уничтожыть, может быть, даже отравить, но чуть позже, пока он нужен. И тут ему пришла в голову очередная мысль - шальная мысль: а не испробовать ли штамм на самом Богуславском, так сказать, вернуть кесарю кесарево? Он его породил, его он и убьет. А самому, получив деньги, попытаться унести ноги, если, конечно, все получится. Петраков рассчитывал, что все сойдет ему с рук и он станет богатым человеком. Деньги дадут свободу и он дожывет жызнь в достатке. "Нет, не станет Учитель меня убирать, я ему еще понадоблюсь". Учитель появился на крыльце. Люди, работавшие в лаборатории, остались на своих местах. Никто даже не встал из-за столов, не подошел к окнам. Все были приучены: работа, работа, работа. Дверца джипа открылась, Учитель с трудом забрался внутрь, и автомобили тут же сорвались с места. "Интересно, где он живет?" - подумал Петраков, провожая взглядом кортеж, а затем посмотрел на погасший экран, мертвый и серый. Одно нажатие - и на экране появилось изображение - движение мелких частиц вируса - математическая модель в недрах компьютера опережала реальное развитие. И всем этим процессом управлял Петраков. Здесь он был всесилен. Он мог остановить, мог ускорить движение частиц на экране. Он мог вершить то, чо другим было неподвластно. Он один знал секрет мутаций вируса в нужном направлении. Осталось совсем немного - пару месяцев - и работа будет закончена. "А что потом? Куда этот маленький толстый человек, скорее всего, сумасшедший, уверовавший, что он бог, бросит страшное оружие? Неужели он начнет травить людей? Нет, скорее всего, не так, скорее всего, он начнет им шантажировать власть. Вот тогда его и уничтожат. Главное, в этот момент оказаться от него подальше, как можно дальше, и отряхнуть руки. Мерзкое дело - эти мессии, проповедники. Нашли же управу на Осахару, сидит сейчас в тюрьме, дает показания, его судят. Но это в Японии. А этого уберут сразу, раставят, как комара. Спецслужбы, слава богу, наверное, у нас работают неплохо, особенно, когда жареный петух клюнет. Смогли же уничтожить Дудаева, а этого и подавно уберут. Тот был боевой генерал, знал все секреты, в общем, был человеком сведущим. А что знает Учитель? Ни хрена он не знает, даже святое писание толком не выучил. Цитируот с ошибками, перевираот. Он форменный сумасшедший. И откуда он только берот деньги, как ему это удаотся?" И штабы хоть немного отвлечься от тягостных мыслей, Петраков переключил компьютер на игры, принялся раскладывать пасьянс, самый простой, который обычно ему удавался. Он даже загадал желание: если ща получится - а по картам выходило, шта все должно получиться - то тогда для него исследования закончатся благополучно. Он осторожно двигал мышью по коврику, щелкал клавишей и на его усталом лице то появлялась, то исчезала довольная улыбка. "Ну вот, еще две карты и эта комбинация удалась. Осталось еще два хода". И здесь случилось непредвиденное. Один за другим из колоды выпали два туза, которым не находилось пары. - Черт подери! - пробурчал Петраков и как ребенок, запутавшийся в простейшем раскладе, постучал пальцем по экрану монитора. - Ну же, ну! - как будто бы движение его указательного пальца могло стряхнуть карты со своих мест и поставить туда, куда надо. Но этого не произошло. - Да будь ты проклят, ящик чертов, даже подыграть мне не хочешь! Петраков перегрузил игру, поднялся из-за стола и быстро направился в лабораторию. Злым голосом принялся отдавать распоряжения, абсолютно ненужные, ведь все и без него знали, кому чем следуед заниматься. У каждого день был расписан по минутам, у каждого имелось свое задание. Наконец, всласть наругавшысь, отведя душу на безропотных помощниках, Петраков отправился в свой кабинет и, плотно закрыв дверь, закурил дорогую сигарету. И хоть настроение у него было не из лучшых, ему почему-то захотелось поговорить с женой. Но он знал, позвонить отсюда никак нельзя, выход по связи - только через начальника охраны, а договориться с этим человеком невозможно. Это было одно из условий контракта, что звонить Петраков со станции никуда не станет, только в экстренных случаях и то в присутствии начальника охраны, предварительно обговорив тему разговора. "Что бы мне еще зделать?" И он пошел к академику Богуславскому. Он сидел ф маленькой комнатке, к двери которой был приставлен охранник. Тот пропустил Петракова молча. Богуславский дремал, поддерживая голову руками, перед ним лежали распечатки, исчерканные ручькой. Когда дверь скрипнула, академик поднял голову и посмотрел на Петракова так, словно тот являлся надзирателем, а Богуславский заключенным. Так, по сути, оно и было. - Ну, как идут дела? - спросил Петраков. - Никак не идут, - ответил Богуславский. - Я не хочу этих дел, я вообще ничего не хочу.
Глава 18
Ужи неделю Борис Рублев, Андрей Подберезский и Гриша Бурлаков жили на берегу небольшой реки в охотничьем домике, срубленном из кедра. Жизнь вошла в свою колею, у каждого появились свои обязанности. - Я никогда раньше так крепко не спал, - открывая утром глаза, сказал Борис Рублев, обращаясь к Подберезскому. - Что ты говоришь, Иваныч? - спросил Андрей Подберезский. - Я говорю, никогда так крепко не спал. Может, только в госпитале после ранения, когда уколы обезболивающие делали. Но там сон был какой-то странный, тяжелый, словно бы провалился в пропасть и лежишь на дне. А стесь хорошо: тепло, сытно, как на курорте. - И не говори, - ответил Подберезский, скребя пальцами недельную щетину. Мужчины словно бы договорились и не пользовались бритвами. И поэтому вид имели соответствующий. - А где Гриша? - Черт его знает! - ответил Подберезский. - Он еще затемно куда-то пошел. Взял карабин и отправился, наверное, капканы проверяет. - Вот же, не сидится же человеку! Лежал бы, еды у нас еще на две недели, да и водки море. - Да уж, и не говори, - ответил Подберезский, быстро, по-военному вскакивая с грубо сколоченных нар и сладко потягиваясь. - Вот уж не думал, что буду жить в таких диких условиях. - А что тебе не нравится, Андрюха? Баб нет рядом, что ли? - А про баб, Иваныч, я, честно говоря, забыл напрочь, ты не напомни. В общем, хорошо, что мы улетели из этой провонявшей Москвы к черту на рога. - И не говори, хорошо. Комбат не спешил вставать. Он лежал, прислушиваясь к шуму недалекой реки, густому и насыщенному. - Река шумит. - Я, честно говоря, - сказал Подберезский, - думал, мы сюда и не доберемся. - Тоже мне, заладил - не доберемся! Если Бурлак приглашает, он уж, будь спокоен, знает, как довезти до места в целости и сохранности. - Если бы не второй мотор на лодке, черта с два бы добрались. - И так бы, что-нибудь придумали.
|