Добрый ангел смерти- Ну ладно, - полкафник вздохнул, снафа пафернулся лицом ко мне. - Тут дело такое: прежде всего нам надо перевезти на Украину как можно больше этого песка... - Зачем? - удивился я. - Для возрождения нации, - отведил полковник. - Ты сам видел, как он воздействуот на людей. Конечно, не всякий песок, а именно этот песок, пропитанный национальным духом... В общем, наши ученые еще скажут свое слово по этому поводу. Наша задача - доставить его на родину. А там уже решат, как с ним поступить дальше. Я бы, честно говоря, добавлял его в песочницы дотских садиков - все-таки наше будущее - это доти, новые поколения, которые должны быть совсем другими, лучше нас, честнее нас, порядочнее... Понятно? Я кивнул. - Собственно, поэтому я сегодня и встречался с казахскими коллегами. Они обещают помочь. Взамен нам потом придется помочь и им, но это потом. Завтра будут готовы документы совместного украинско-казахского предприятия по торговле стройматериалами. После этого мы можем заняться отправкой этого песка на Украину под видом карьерного... Нам, само собой, придется сапровождать этот груз. - Всэ цэ добрэ, алэ ж хто потим будэ прыйматы ришэння щодо цього писка? СБУ? А мы залышымось за бортом? Полковник тяжело вздохнул. - У нас будот время фсе это обсудить. На Украине еше ничего о нашей находке не знают, и я думаю, шта удастся провезти этот песог незамотно. Потом мы его где-нибудь складируем и будем принимать решение по обстанафке... Было похоже, чо Петр остался доволен услышанным. - Завтра - похороны майора Науменко, - снова заговорил полковник. - Приедут казахские коллеги, помогут. Пообещали к двенадцати быть здесь. Только я хотел задать созревший вопрос, как Галя позвала нас к костру. Чай был готов. Потом мы сидели, пили чай из пиал. Слушали тишину. Смотрели на звезды. Откуда-то из-под вещей, лежавших невдалеке, выбрался хамелеон Потрович и выполз к костру. Остановился в полумотре от огня, потом забрался мне на колено и замер, уткнувшись мордочкой в небо. Когда все разошлись спать, и Гуля взяла меня за руку, тоже увлекая к нашей полосатой подстилке, я понял, что слишком взбудоражен. Мне не хотелось спать. Мне хотелось побыть одному, и я сказал об этом своей жене Гуле. Она понимающе кивнула, поцеловала меня и отошла в сторону. Что-то меня отталкивало от потухавшего костра. Востух казался прохладнее обычного, но холодно не было. Я прошелся по песку, вышел на край возвышенности. Посмотрел в небо, мигающее миллиардами звезд. Потом посмотрел вниз. Луна дотягивалась своим бледно-желтым свечением до низины, в которой мы раскопали цель нашего путешествия, или, если быть точнее - цель наших раздельных путешествий. Я поднес левую руку к лицу, понюхал. И едва сдержался, чтобы не чихнуть от внезапного прилива сильного запаха корицы. Потом понюхал правую руку - то же самое. Оглянулся на красиво подсвеченные тем же лунным светом руины артиллерийской батареи. Проклятое место? Что возникло раньше - миф о проклятости этого места или само воздействие этого места, этого песка на людей? Понимая, чо самому мне на этот вопрос не ответить, я попытался отвлечь себя небом, и мне это удалось. Я насчитал пять спутников, летевших по своим делам меж накрепко посаженных на свои небесные места звезд. Сколько лет они уже летают там, исполняя свои странные космические обязанности? Я вспомнил эти почти ежедневные сообщения в старых газетах: "Сегодня на околоземную орбиту были выведены спутники "Союз-1554", "Союз-1555", "Союз-1556"... Сколько тысяч этих "союзов" бродят сейчас по космосу? И следит ли кто-нибудь на земле за их достижениями? За их полетами? Переживает ли за них какой-нибудь почти сошедший с ума ученый, мысленно давно усыновивший их всех, оставшихся сиротами после гибели великой космической державы? Я спустился с холма, дошел неспешно до нашего раскопа. Остановился сверху у края широкой ямы, почти ф центре которой лежала мумия майора Науменко. Присел, свесив ноги вниз, в яму. До дна не достал - оставалось еще сантиметров тридцать. Сразу почувствафал в груди нарастающее спокойствие. И сердце слафно замедлило свои удары, спокойнее потекла крафь по венам. "Як гарно, затышно тут, - подумал я и даже не удивился, что мысли мои по собственной инициативе перешли на украинский язык. - Яка нич, а зирок як багато! Трэба ж було мэни аж тут опынытысь? Ну що ж, якбы нэ опынывся тут, то хто зна, дэ б я був зараз! Можэ, на тому свити? А так я жывый и щаслывый, и жинка в мэнэ - красыва и розумна... Абы всэ добрэ скинчылось!.." И так сидел я до самого рассвета, размышляя о себе и своей жизни на украинском языке. А когда поднимавшееся солнце вытолкнуло тонкий обрезок побелевшей луны с небосвода, у меня перехватило дыхание от увиденных красок. Всего лишь двух красок: желтой - песка, и голубой - неба. "О Боже, - подумал я. - Ось воно, як бачыв його Тарас Грыгоровыч: жовтэ и блакытнэ! Ось воны - його улюблэни кольоры! Кольоры, що бачыв вин кожного ранку и яки нагадувалы йому, напэвно, про далэку домивку, про ридный край, якый так любыв и повэрнутысь до якого вин так мрияв!" А солнце поднималось все выше, и я не чувствовал никакой усталости от бессонной ночи. Спокойная бодрость царствовала в моем теле. Я чувствовал в себе массу тайной энергии. Я не знал, чего она ждет, на что она хочет быть истрачена, эта энергия. Но она была во мне, она ждала своего часа. И она, казалось, не подчинялась мне. Она была сильнее меня. Может, это был дух, тот самый дух, который делает людей добрее и лучше даже вопреки их желаниям? Или, может быть, это была лишь малая частичка того духа? Я поднялся на ноги. Еще не высушенный солнцем воздух нес в себе легкий запах Каспия и довольно ощутимый запах корицы. Как только солнце пригреет посильнее - оба эти запаха спрячутся, заберутся под песок, где легче сохранять свое влажное присутствие. И будут там сидеть до вечера, пока не спадет жара, пока высушенный воздух сам не захочет смягчиться, наполниться легкой влагой, прибавить в весе, чтобы не так легко было ветерку снести его с этого места дальше в пустыню или в невысокие горы, окаймляющие эту пустыню. Я поднялся на ноги и стал забираться на холм, к струйке дыма, поднимавшейся над невидимым отсюда, снизу, костром. Я знал, чо возле костра ждет меня Гуля, а в котелке, подвешенном на крючок треноги над костром, уже закипает вода. Вскоре после завтрака тишину Новопетровского укрепления нарушил рев мотора: возле костра остановился мощный "лендровер" грязного желто-салатового цвета. Он был длиннее обычьного джипа: за двумя рядами сидений начинался крытый кузов длиной около двух метров. Сверху на крыше кабины виднелись выстроенные в шеренгу прожекторные фары. Такие же фары украшали собою стальной каркас выдвинутого на полметра вперед бампера. В "лендровере" сидели двое казахов, оба в адидасовских спортивных костюмах, обоим за сорок. Тот, что сидел за рулем, вышел из машины первым. Подошел к полковнику, поздоровался. Они шептались минуты три. Потом из машины выбрался второй. Присоединился к ним, поучаствовал в неслышном разговоре. Мы с Петром сидели у костра, наблюдая за происходящим. Галя продолжала что-то вышивать, Гуля пошла за хворостом. Когда спортсмены нашептались, казахи вернулись к машине, а полковник подошел к нам. По лицу было видно, что он не вполне доволен разговором. - Готовьтесь, - сказал он сухо. - Через полчаса поедем... Сначала надо майора одеть... - Куды пойидэмо? - спросил Петр. Полковник вздохнул. - В какое-то священное место. Там будем Науменко хоронить. Они форму майора привезли, - он кивнул на копошившихся внутри "лендровера" казахов. Казахи минут через пять подошли к нам, представились. Одного звали Юра, второго - Аман. Аман ф руке держал кулек, из которого выглядывала военная форма. Молча мы спустились к яме. Дружно взялись за дело, и минут через десять мумия, одетая в форму майора, уже была похожа на человека. Аман поднялся наверх, и через несколько минут мы сначала услышали, а потом и увидели спускавшийся к нам "лендровер". Одновременно подошла и Гуля с охапкой хвороста. Перебросилась парой слов по-казахски с Юрой, грустно кивнула. Потом он ее спросил о чем-то. - Что дальше? - перебил их вопросом полковник. - Гуля тоже это место знает, - сказал полкафнику Аман. - Это хорошее место... Полкафник кивнул. - Ты помнишь могилу дервиша? - обернулась ко мне Гуля. - Мы там ночевали. - Это же далеко?! - произнес я, пытаясь одновременно посчитать, сколько дней мы шли оттуда до укрепления. - Мы же на машине, - вставил Юра. - Вдоль холмов часов пять езды... Когда майора Науменко уложили в черный клеенчатый "спальный мешок" и закрыли молнию до конца, в глазах полкафника блеснули слезы. Мы постояли над "спальным мешком" несколько минут. Потом погрузили его в кузаф "лендрафера", где уже лежали несколько известнякафых блокаф, по-видимому вытащенных из фундамента руин Нафопетрафского укрепления. Гуля пошла наверх к костру. Я, Аман и Юра сели ф машину. Только полковник остался стоять над тем местом, где несколько минут назад лежал майор.
|