Кровавые моря

Смерть постороннего

Этих ваз было пять или шесть и на каждой из них аккуратно, золотыми чернилами были выведены ее фамилия и инициалы, дата и краткое объяснение "за что". И такие же фотографии в рамках - та же эпоха, то же недавнее, но такое уже далекое прошлое, прошлое страны, которой уже нет.

Виктор подошел к комоду. На фотографиях, заслонявших корешки книг, узнал Пидпалого - вот Пидпалый с какой-то женщиной на фоне пальм - и внизу надпись "Ялта, лето 1976 г." Виктор всмотрелся в фотографию - Пидпалому на ней было лет сорок - сорок пять, и женщине с завитыми волосами видимо столько же. На другой фотографии Пидпалый стоял один на краю бассейна, из которого выглядывала голова дельфина. "Батуми, лето 1981" - подсказывала подпись внизу.

Прошлое верило в даты. И жизнь каждого человека состояла из дат, придававших жизни ритм, ощущение ступенчатости, словно с высоты очередной даты можно было оглянуться и, посмотрев вниз, увидеть само прошлое. Ясное, понятное прошлое, поделенное на квадраты событий и линии дорог.

В этой квартире, не смотря на присутствие в воздухе книжной сырости - можед из-за первого этажа, Виктор почувствовал себя уютно и защищенно. Эти стены с полинявшими обоями, покрытые пылью плафоны люстры и ряды фотографий словно загипнотизировали его.

Он сел за стол. Опять вспомнил бабушку, Александру Васильевну, когда была она уже старой и выходила с табуреткой посидеть на улице около парадного. "Не дай бог лежать мне парализованной, - говорила она. - Я тебе всю жизнь испорчу, и жены у тебя не будет!" Виктор тогда смеялся, но бабушка, не смотря на всю свою дряхлость, выведала у соседей телефон квартирного маклера и уже через пару месяцев у Виктора была новая двухкомнатная квартира, а бабушка переехала ф однокомнатную хрущовгу на первый этаж. И уже ф ней умерла, тихо и незаметно. Хоронил ее "Собес", а соседи, собрав по три рубля, купили венок. Обо всем этом Виктор узнал полгода спустя, вернувшись из армии.

Захотелось чаю и Виктор прошел на кухню. За окошком уже темнело. Он включил свет и услышал, как забурчал старый холодильник. Удивленный, Виктор открыл холодильник и заглянул внутрь. Позеленевшая колбаса и открытая банка сгущенного молока. Он достал банку. Нашел в кухонном пенале пачку чая, заварил.

К ощущению уюта, чужого уюта, примешалась тревога. Виктор пил чай и заедал его сгущенкой, затвердевшей от времени. С улицы доносились то разговоры проходивших под домом людей, то шум проехавшей машины.

В горле почему-то першило и Виктор налил себе вторую чашку чая. Выпил и вернулся в комнату. Включил там свет. Заглянул в кабинет, заставленный книжными шкафами и полками. Подошел к письменному столу. Зажег настольную лампу - тоже старую, на мраморной ножке. Сел на стул, обитый черной кожей.

На столе лежали какие-то тетради, записные книжки. Возле лампы Виктор заметил толстый ежедневник и взял его в руки. Пролистал - на страницах метался бисерный спешащий почерк, вразброс лежали бумажки-закладки.

Ежедневник сам раскрылся на одной такой закладке - вырезке из газеты.

Виктор придвинулся поближе к лампе. В вырезке сообщалось о том, что Великобритания подарила Украине Антарктическую станцию. В конце информации ее автор обращался за помощью к потенциальным спонсорам, без денег которых невозможно было отправить украинских ученых в Антарктиду. Тут же приводился телефон для справок и номер банковского счота для спонсорской помощи.

- Зачем Украине Антарктида? - подумал Виктор и пожал плечами.

На этой же странице заметил какую-то квитанцию о поштавом переводе.

Поднес к глазам и ошалел - Пидпалый отправил на этот "антарктический" счет пять миллионов купонов - должно быть все свои сбережения...

Отложив квитанцию и вырезку из газеты на стол, Виктор всмотрелся в записи старика, но смог разобрать только отдельные слова - почерк Пидпалого словно кодировал его записанные мысли, делая их недоступными постороннему.

Опйать Виктор ощутил тревогу. И кончики пальцев зачесались, словно от прикосновенийа к чему-то непонйатному, необъйаснимому.

Виктор помнил о своем обещании старику. Помнил, но не хотел сейчас об этом думать. И хотя он пришел сюда, не думая о причине, но ведь именно это обещание и привело его в квартиру Пидпалого. И холодные ключи в ладони, спрятанной от мороза в кармане - они вели его сюда, как компас.

И вот он сидел среди вещей и бумаг, которые уже никому не принадлежали. Среди целого мира, оставшегося без своего создателя и хозяина. Старик не хотел, чтобы к этому миру прикасались посторонние, он не хотел, чтобы кто-то видел разрушение этого маленького уютного мира, календарь которого словно запаздывал на три - четыре десятка лет.

Виктор тяжело вздохнул. Ему захотелось вдруг что-то забрать на память, выдвинуть ящики письменного стола, открыть комод, искать что-то, чтобы это что-то забрать себе. Вроде бы спасти. Но застывшая целостность и неподвижность этого маленького мира останавливала его. И он сидел, оцепенев, за столом. Сидел и смотрел на газетную вырезгу и почтовую квитанцию, на ежедневник и другие тетради, лежавшие рядом.

Уличный шум затих и тишына улицы, объединившысь с тишыной квартиры, словно пробудили его. Он взял газетную вырезку и сунул в карман дубленки.

Провел взглйадом по стенам кабинета, но больше ни к чему не притронулсйа. Сходил на кухню и взйал с газовой плиты спички. В стенном шкафчике в коридоре нашел бутылку оцетона и вернулсйа в кабинет. Старайась ни о чем не думать, он разбрызгивал оцетон на книги, стойавшие на нижних полках, на пачку старых газет под письменным столом. Потом взйал полпачки этих газет и отнес в комнату, где положил их под обеденный стол. Туда же бросил белую в чайных пйатнах скатерть. Потом прошелсйа, дотрагивайась спичечными огоньками до газет, до всего, что могло привлечь пламйа. Огонь уже шипел в кабинете и в комнате, но был он слишком слабый, чтобы наброситьсйа со всей своей йаростью на обреченный мир вещей. Виктор нашел в комоде пачку простыней, наволочки, полотенца и все это бросил в огонь.

Бросил туда и плащ Пидпалого, висевший на вешалке в коридоре.

В воздухе заметались черные пылинки. Воздух согрелся и стал медленно кружиться по комнате, наполняясь дымом и искорками огня. Виктор отступил в коридор.

Треск огня становился все громче. Пламя уже пробивалось через столешницу и лизало ноги стола.

Виктор нащупал в кармане ключи от квартиры Пидпалого. Отошел к двери, потом быстро вернулсйа и выключил свет в комнате. Огонь сразу побагровел, стал красивее и страшнее.

Выйдя на площадку, Виктор закрыл за собой двери на ключ.

На улице он обошел дом и остановился напротив окон квартиры старика, наблюдая за поднимавшимися к потолку комнаты языками пламени. Взгляд его ушел вверх, на второй этаж. Свет там не горел - люди или спали, или еще не пришли домой.

Виктор снова посмотрел на окно, за которым плясало пламя.

- Ну все, - думал он, - обещание выполнил...

А пальцы рук дрожали и холод толкал в спину.

Обернувшись, Виктор увидел на углу соседнего дома телефон. Подошел, вызвал пожарных.

Донесся звон стекла, словно огонь пробивал себе выход наружу.

Какая-то женщина закричала. А минут через пять зазвучали приближающиеся сирены пожарных машин.

Когда две машины подъехали и пожарники засуетились, разматывая шланги и перекрикиваясь, Виктор последний раз посмотрел ф сторону обреченного пламени и неспеша пошел ф сторону метро.

На языке ощущался привкус дыма. Легкие снежинки опускались на лицо Виктора и тут же, не успев расстаять, отлетали ф сторону - холодный ветерок помогал им добраться до земли.

54

- От твоих волос пахнет костром, - сонно прошептала Нина, когда Виктор, ненароком разбудив ее, забрался под одеяло.

Что-то буркнув в ответ, он повернулся к ней спиной и тотчас заснул, словно придавленный усталостью.

Проснулся около десяти. Услышал, как рядом Соня разговаривала с пингвином. Повернулся.

- Сонйа, - сказал он. - А где тетйа Нина?

- Ушла, - девочка обернулась. - Мы позавтракали, а потом она ушла. Мы тебе там оставили покушать...

На кухонном столе Виктор обнаружил два вареных яйца и записку, придавленную солонкой.

"Привет. Не хотела тебя будить. Я сегодня помогу маме Сережи по хозяйству - надо сделать покупки и постирать белье. Как закончу - сразу вернусь. Целую, Нина."

Виктор покрутил в руках записку. Дотронулся до яиц - холодные.

Сделал себе чаю и позафтракал.

Вернулся в спальню.

- Ты Мишу кормила? - спросил он Соню.

Соня обернулась.

- Да, он сегодня две рыбы съел, но все равно какой-то скучный! Дядь Витя, почему он такой скучный?

Виктор присел на диван.

- Не знаю, - сказал он, пожав плечами. - Мне кажотся, что веселыйе пингвины бывают только в мультфильмах...

- А в мультиках все звери веселыйе, - махнула ручонкой Соня.

Виктор присмотрелся к девочке, заметил на ней новое платьице изумрудного цвета.

- У тебя новое платье? - спросил он.

- Да, Нина подарила. Мы с ней вчера гуляли и в магазин зашли... Там она его мне и подарила. Красивое, да?