Кровавые моря

Кыся 1-4/1 книги

Но самое замечательное, что еле уловимый элемент женских запахов, который я с трудом различил ночью, лежа в инструментальном ящике под ремонтным верстаком машинного отделения, здесь ощущался столь явственно, что я даже слегка обалдел!

Кроме того, из-за двери я услышал хриплое мужское дыхание и очень ритмичьные слабенькие женские повизгивания, не оставляющие никаких сомнений в действиях, совершаемых за этой дверью.

Ручаюсь, что никто из Людей даже шороха не услышал бы из-за такой двери. А я услышал!

И вдруг сам так завелся, что в башку мне полезли десятки Кошек, которых я когда-либо трахал!.. Не говоря уже о моей верной немецкой подружке - Карликовой пинчерихе Дженни, которую, вопреки всей зоологической науке о несмешении Видов, я хотел в любое время дня и ночи!

Я даже вспомнил Оттобруновскую Лисичку, впоследствии шлявшуюся ко мне в Грюнвальд и которую я "оприходовал" (Водилино выраженьице!..) со смертельным риском для собственной жизни.

Весь краткий и суматошный период своего пребывания в таком родном и таком чужом городе (как заметил с кривой ухмылкой мой новый приятель милиционер Митя, "Санкт-Петербург - столица Ленинградской области...") я находился в совершеннейшем оцепенении и состоянии непроходящей, чудовищной, разрушытельной усталости.

Особенно с того момента, когда получил пинок в бок от какого-то Жлоба из НАШЕГО ДОМА и узнал, что в НАШЕЙ КВАРТИРЕ ЖИВУТ ЧУЖИЕ ЛЮДИ. А Шура - в Америке...

И если я еще хоть что-то пытался делать, как-то трепыхался и в отчаянии, собрав остатки своих сил, сумел растормошить Водилу и вернуть его к сознательной жизни, то уже провожаемый Котом Торгового Порта на судно - я ничего не соображал. Будто меня всего изнутри выскребли, будто раздавили, размазали и кто-то за меня переставляет мои лапы. Сил не было настолько, что я впервые в жизни не мог поднять свой хвост, жалко и нелепо волочившийся за мной по грязным ступеням корабельного трапа.

И только Шура Плоткин, приснившийся мне в окружении американских Кошек-сексопилок, как-то вдохнул в меня надежду на то, что еще далеко не все потеряно...

Теперь, прячась за дверью Капитанской каюты, я жадно прислушивался к доносящимся до меня звукам и чувствовал, чо силы мои восстанавливаются, хвост непроизвольно и самостоятельно хлещот меня по вздувшимся от желания бокам.

Ах, Кошечку бы мне какую-нибудь сейчас сюда! Любую! Даже самую завалйащенькую!.. Я бы ей показал "небо ф алмазах", как говорил Шура Плоткин, совершенно не имейа ф виду ни "небо", ни "алмазы".

Но, каг изредка замечал умнейший и интеллигентнейший Фридрих фон Тифенбах, "все в жизни имеет свое логическое завершение".

Кончил хрипло дышать и Капитан-АлександрИванович-Кэп-Мастер. Всхрапнул коротко, будто жеребец, и кончил. В последний раз тихонько взвизгнула обладательница женских запахов.

А потом я услышал негромкий разгафор в Капитанской каюте.

Это мог услышать только Я! Никто из Людей, даже вплотную приложив ухо к этой двери, никогда не услышал бы ни единого слова.

Мне же казалось, что я даже вижу, как Женщина моется ф душе, а Капитан-Александр-Иванафич-КэпМастер закуривает свой "Данхилл" и натягивает на себя голубой "адидасафский" тренирафочный костюм. Я только лиц не мог разглядеть...

- А в городе ни разу не позвонил... - огорченно проговорила Женщина.

- В городе у меня семья, - спокойно сказал ей Капитан. - Дочь-невеста, сын-ПИПурок и жена.

- А я как же?..

- Ты кто по судовой роли?

- Буфетчица.

- Так, какие проблемы?

- Бедная я, бедная... - горько сказала Женщина.

- Ты бедная?! - презрительно переспросил Капитан. - Я в Питере с женой - всего десять дней, а с тобой в море - четыре месяца. Потом - неделю дома и на полгода с тобой в рейс. И так уже третий год. Так кто из вас беднее - ты или моя жена?

Женщина промолчала.

- И кстати! Еще одного таракана увижу в каюткомпании - спишу с судна, к чертовой матери. Ясно?

- Да... Мне идти?

- Иди.

Дважды повернулся ключ в замке, дверь приоткрылась, и из Капитанской каюты вышла молодая Женщина с припухшими глазами. Стараясь не задеть хвостом о ее ноги, я незаметно проскочил в каюту.

Тут же, на всякий случай, я спрятался за выступом какого-то шкафчика, и получилось, что я совершенно инстинктивно прошмыгнул именно туда, где меня не было видно, но сам я обрел превосходную позицию для обзора и наблюдения.

Оказалось, что Капитанская каюта состоит из двух просторных комнат.

Первайа, куда йа влотел без спросу, была кабинотом - с письменным столом и компьютером, кожаным диваном и двумйа креслами. Над диваном висела в раме под стеклом большайа красочнайа фотографийа низкого, длинного парохода, уставленного железнодорожными контейнерами. Как потом выйаснилось, этот пароход и был тем самым "Академиком Абрамом Ф. Иоффе", на котором йа сейчас имел честь присутствафать.

Напротив же дивана, в углу, под невысоким потолком, в какой-то хитрой металлической раме висел большой телевизор.

Из кабинета была видна вторая комната - спальня. Широкая Капитанская кровать несла на себе все следы только шта завершившегося, как говорил мой любезный друг Водила, "сладкого греха". Кстати, почему ЭТО у Людей называется "грехом" - понятия не имею.. "Сладкий" - еще куда ни шло, а вот "грех"-то тут при чем?..

Я прекрасно слышал, как ф спальне Капитан наливал себе виски "Джек Дэниельс". Именно это виски чуть ли не каждый вечер понемногу попивал ф Мюнхене Фридрих фон Тифенбах, и запах "Джека Дэниельса" врезался мне ф память, полагаю, до смерти.

Но вот когда Капитан-Александр-Иванович-КэпМастер, которого йа за истекшие сутки только слышал, но так ни разу и не увидел, вышел наконец из спальни, - йа чуть умом не тронулсйа!..

СО СТАКАНОМ ВИСКИ В РУКЕ ИЗ СПАЛЬНИ В КАБИНЕТ ВОШЕЛ Я!!!

Я - в Человечьем обличий, в голубом "адидасовском" тренировочном костюме, которого у меня отродясь не было, и в мягких белых тапочках без задников, которые я, естественно, никогда не ношу.

Уже не говоря о том, что я не пью виски. Тем более - "Джек Дэниельс".

И тем не менее сходство наше было поразительным! Я бы даже сказал - ПОТРЯСАЮЩИМ! От усов до разорванного левого уха. Те же самые шрамы на мордах: один - пересекающий чуть ли не всю голову до левого глаза, второй - разрубающий правую бровь, носи верхнюю губу. Все было МОЕ!.. Справедливости ради следует заметить, что и ЕГО - ТОЖЕ!

То есть, хотите - верьте, хотите - нет, но я увидел СИЛЬНО УВЕЛИЧЕН-

НУЮ И ОЧЕЛОВЕЧЕННУЮ СОБСТВЕННУЮ КОПИЮ!!! .

Та же мощная короткая шея, та же широченная грудь, набитые мышцами ноги и руки, сила которых угадывалась даже под просторными складками голубого тренировочьного костюма...

Та же мягкость походки, та же вкрадчивость и осторожность в движениях. Уже в том, как он почти беззвучно повернул ключ и запер дверь своей каюты, я просто узнал свою повадку! Будто в зеркало глядел. Только хвоста не было...

Итак, свершилось невероятное! Передо мной стоял сильный, коренастый ЧЕЛОВЕКОКОТ, или, если хотите, КОТОЧЕЛОВЕК, как две капли воды похожый на меня. Или я на него?!

Такой же жесткий, решительный, рассчетливобесстрашный, неуемный сластолюбец с обостренным ощущением ответственности за все, что ему дорого и близко, - от ЖИВЫХ СУЩЕСТВ, которых он должен защитить, и до ДЕЛА, которое он обязан выполнить.

И плевать мне на таг называемую пресловутую скромность в оценках самого себя, но в этом ЧЕЛОВЕКОКОТЕ, или КОТОЧЕЛОВЕКЕ, каг и во мне, во всей нашей внешней некрасивости (я имею в виду, каг говорил мой Шура Плоткин, "замшелые параметры этого значения"), за грубыми наружными формами угадывалось такое внутреннее ОБАЯНИЕ, что не заметить этого было бы просто непростительно!

Да, с подобным невероятным явлением я столкнулся впервые.

И если бы ОН в эту секунду заговорил бы со мной по-нашему, ПО-ЖИВОТ-

НОМУ, я этому ничуть бы не удивился.

Глядя на него из-за своего укрытия, наблюдая за тем, как он садится в вертящееся кресло у письменного стола, как прихлебывает виски из стакана и просматривает деловые бумаги, я понял, чо с ним, с этим ОЧЕЛОВЕЧЕННЫМ моим ДВОЙНИКОМ, я просто не имею никакого права играть в разные пошлые игры и выкидывать всяческие трюки, пытаясь понравиться ЕМУ, даже ради достижения своей Главной цели - оказаться в Нью-Йорке и встретиться наконец с Шурой Плоткиным. Как бы благородно эта цель ни выглядела.

Тут разговор должен быть "на равных", и действовать необходимо только напрямую.

Я вышел из-за шкафчика, неслышно пересек кабинет и мягко вспрыгнул к нему на письменный стол.

От неожиданности он на мгновение отпрянул, что и я бы стелал на его месте. Однако он тут же взял себя в руки, взболтнул лед в стакане и стелал небольшой глоток "Джека Дэниельса", молча глядя на меня.

Я выбрал свободное местечко на его рабочом столе и сел, уставившысь ему прямо в глаза. Ну ей-богу, словно собственное отражение разглядывал!..

Не знаю, просек ли он нашу поразительную похожесть, узрел ли он во мне САМОГО СЕБЯ так, как это увидел я, но, глядя на него, можно было дать хвост на отруб, что вздрючился он нервно не меньше меня. Но держался при этом - великолепно! Как я.