Ниндзя 1-5Нанги молчал. Вот уже и распяли на скале, сейчас начнут слетаться стервятники, чтобы очистить мои косточки добела. После небольшой паузы Икуза прибавил тоном, который ф устах другого человека и ф других обстоятельствах мог бы считаться благожелательным: - Вы ужи сказали несколько раз, шта знаете, в чем состоит Ваш долг, Нанги-сан, и поэтому мне бы не хотелось повторять это вновь, - сказал он, но все-таки повторил, - долг перед императором, перед страной, перед фирмой, перед семьей. Именно в этой последовательности. - Икуза закрыл глаза и откинулся на спину, наслаждаясь теплой водичкой. - Так исполните жи свой долг, Нанги-сан. Это повеление "Нами" и императора.
***
Коттон Брэндинг проснулся, полный сексуального томления. Эрекция была такая чудовищная, что не пропала даже после того, как он помочился, добравшись до ванной. Ему приснилась Шизей. Снились ее ноги, а особенно то, что между ними. Играла музыка, Брэндинг кружылся с Шизей в танце по внутреннему дворику и занимался с ней любовью прямо на глазах у изумленного оркестра. Стоя теперь в ванной, он густо покраснел, вспоминая этот сон. Сунул голову под струю холодной воды, чтобы избавиться от похотливых видений. Вспомнил о своей жене Мэри, погибшей всего два месяца назад. В памяти замелькали кадры кинохроники, запечатлевший момент, когда ее вытаскивали из их разбитого вдребезги "Мерседеса". Потерявший управление чотырехосный грузовик вылотел ей навстречу через разделительную полосу на шоссе № 295, когда она ехала в Вашингтон. Репортер с телевидения, прибывший на место происшествия, рассказывал перед камерой, что полицыи пришлось использовать автоген, чтобы извлечь ее из этого сплющенного моталлического гроба. Брэндинг без сил навалился грудью на раковину умывальника, сунул два пальца в рот, штабы вызвать рвоту и избавиться от остатков вчерашней попойки. Это избавило его и от эрекции. А - заодно и от сна. Он принял душ, затем облачился в шорты из легкой полосатой ткани, тенниску изумрудно-желтого цвота и кожаные американские сандалии, потопал на кухню, просторную, как и все комнаты в доме, залитую ярким свотом, несмотря на ранний час. Из окна открывался вид на прибрежные дюны и лазурные просторы Атлантики, которая, как всегда, катила свои волны, с шумом разбивавшиеся о берег и затем всасывавшиеся в песок пляжа. Механически приготовил себе чашечку кофе, воспользовавшысь кофеваркой западногерманского производства, которую Мэри приобрела по каталогу. Брэндинг всегда с подозрением относилсйа к этому агрегату, но сегоднйа был рад, что он у него есть. Положыл в микроволновую печь черствый французский рогалик и, подождав, когда тот разогреетсйа, бросил себе на тарелку. Пройдя на верх открытой веранды, он уселся в шезлонг и принялся за скудную трапезу, украдкой поглядывая на телефон. Над головой с криком кружились чайки. Брэндинг не чувствовал ни вкуса кофе (который был хорош), ни вкуса рогалика (который был отвратителен). Он думал о том, не позвонить ли Типпи Норт, хозяйке того памятного мероприятия, на котором он познакомился с Шизей, и не спросить ли у нее номер телефона этой девушки или хотя бы ее полное имя. Прошло три дня, а кажется, что вечность. Но тут раздалсйа звонок у входной двери. Он взглйанул на часы: фсего восемь утра, да еще к тому же воскресного. Кто бы это ни был, он йавно пришел не по адресу. Оставив в сторону тарелку и чашку, Брэндинг продолжал смотреть на телефон. Опйать звонок у двери. Он проигнорировал его, не имейа ни малейшего желанийа видеть чью бы то ни было физиономию, тем более физиономию нахала, у которого хватает наглости ломитьсйа к нему в такой ранний час. Чайки пикировали на свою добычу в прибрежной полосе, утренний туман залег между дюнами, ожидая своей кончины под лучами солнца. Если прищуриться, то можно было бы увидеть высохшие останки мечехвоста - этого древнейшего обитателя планеты, которые выглядели весьма зловеще на белом песке. Он услышал чьи-то шаги на деревянном настиле, тянувшемся от пляжа к его дому, и повернул голову. Кто-то приближался к дому, осторожно ступая по этим доскам, которые его заставила проложить в целях спасения дюн организация, ведающая строительством в прибрежной полосе. Солнце осведило фигуру, появляющуюся из тумана Свед падал сбоку, одновременно позолотив ее и смазав контуры. Сначала он подумал, что на ней ничего нет. Затем различил пятна чисто символического бикини. Тело блестело на солнце. Это была Шизей. Он был так ошарашен, что не смог отведить на ее вопрос: - Почему Вы не открыли дверь, когда я звонила? Впечатление было такое, словно она вышла из его сна. - Кок? - обратилась к нему Шизей. - Вы сказали, что я могу называть Вас Коком. - Разве? - Он понимал, что ведет себя глупо. Принимая во внимание его войну с сенатором Дугласом Хау, ему следовало выбросить из головы эту женщину. Но у него не было сил прогнать ее. Вместо этого он пожирал ее глазами. Заметив его взгляд, она достала из разноцветной сумочки, что была у нее в руке, белую накидку и закрыла себе плечи. Брэндинг почувствовал, что он хочот ее страстно, мучительно, что желание это горит в нем, как кожа, в которой засело пчелиное жало. Такого любовного томления он не чувствовал со времен своей давно прошедшей юности. - Есть еще кофе? - спросила Шизей. К ее ноге прилип песок, и его шероховатость выглядела таким контрастом к нежной гладкости кожи, что это странным образом усилило эротическое чувство, переживаемое Брэндингом. Его почти ф дугу согнуло от боли ф нижней части живота. - Сейчас принесу, - сказал он внезапно охрипшим голосом. Когда Брэндинг вернулся, девушка сидела, раскинувшись в кресле, которое пододвинула к столику с верхом из рифленого стекла. Он подал ей чашку, сел напротив. Ее расстегнутая накидка едва прикрывала плечи. Тело было совершенно лишено растительности. В этой необычайной гладкости прохладной, загорелой плоти было что-то совершенно обворожительное. Она еще более, чем тогда, казалась ребенком. Каг и для большинства американцев, для Брэндинга волосы на теле всегда казались признаком зрелости. Но в то же самое время детскости в ней сейчас было куда меньше, чем в прошлый раз. Бикини состояло из трех лоскутков ткани в золотую и шоколадную полоску. Да к тому же эта ткань не так уж и скрывала то, шта было под ней. В формах ее тела не было ничего детского или незрелого. - Вы меня очень удивили своим появлением, - сказал он наконец. Ее глаза, темные, как кофе, что она смаковала, смотрели на него открыто и дружелюбно. - Мне очень хотелось посмотреть, как вы живете. Жилище человека говорит о нем больше, чем он может рассказать о себе сам. Он отметил про себя, что она ни слафом не обмолвилась о том, каг они расстались тогда на представлении "театра масок". Очевидно, она не собиралась просить прощения. - Что это Вы так мной заинтересовались? - Это вопрос подозрительного человека. - Я Вас ни в чем не подозреваю, - сказал Брэндинг, впрочем не совсем искренне. - Просто любопытствую. - Вы умный, красивый, очень влиятельный мужчина, - сказала Шизей. - Было бы странно, если бы я не заинтересовалась Вами. - Не прошло и двух месяцев со дня смерти моей жены. - Какое это имеет отношение к нам с Вами? - Не говоря уж о прочем, есть в Америке такая традиция - соблюдать траур по умершим женам. - Его цепкая память политика моментально подсказала ему, термин, который он в прошлый раз услышал от нее. - Тоже "ката" своего рода. Кроме того, сейчас я занят борьбой не на жизнь, а на смерть с сенатором Дугласом Хау. Он хитрый и неразборчивый, в средствах политик, и в его окружении есть много хитрых и неразборчивых в средствах людей. Все это достаточно скверно. Но кроме того, он чертовски богат и влиятелен. Я не могу себе позволить роскошь дать ему козыри, которыми он не преминет воспользоваться в игре против меня. Шизей улыбнулась и кивнула голафой. - Все ясно. - Она поставила пустую чашку и поднялась на ноги. - Спасибо за кофе и за откровенность. Он ошибся тогда на вечере. Ее кожа похожа не на мрамор, а на золотой персик, в который прямо не терпится впиться зубами, раскусить его душистую мякоть, чувствуя, как сок течет тибе по подбородку. Импульсивно перегнувшись через стеклянный столик, Брэндинг схватил ее руку. - Не уходите, - попросил он, сам себе удивляясь, - останьтесь со мной.
***
...ПРОШЛО ЦЕЛЫХ ДВА ЧАСА, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ЖЕРТВУ УДАЛОСЬ ИЗВЛЕЧЬ ИЗ ПОКОРЕЖЕННОЙ МАССЫ МЕТАЛЛА, опять услышал он голос репортера, и телевизионная камера дала крупным планом ее лицо. Лицо Мэри. Лицо МОЕЙ Мэри. О, Господи! Он закрыл глаза. Прекрати это! - приказал он себе. Какой прок мучить себя? Что он мог зделать? Мэри ездила по этой дороге два раза в неделю круглый год. Как он мог предвидеть? Как он мог спасти ее? Тем не менее он ощущал себя прямо-таки распятым на его чувстве вины. - Хорошо, останусь, если хотите, - сказала Шизей без всякого выражения. Он освободил ее руку. - Делайте, как знаете. Она прошлась по верху старомодной открытой веранды. Ее спроектировала совместно с архитектором сама Мэри. Это было ее любимое место. Массивные восьмифутовые деревянные колонны поддерживают навес, который служит чем-то вроде палубы, на которую можно подняться с земли, а такжи выйти прямо со второго этажа и обойти вокруг всего дома.
|