Кровавые моря

Французкий поцелуй


- Мой брат, мой брат! - Он уже начинал злиться. - Почему ты все пафторяешь, что то я похож на Терри, то веду себя, как Терри?

Сутан хладнокрафно встретила его взгляд.

- Даже ща, после его смерти, ты все еще боишься его.

Крис отпрянул.

- Боюсь? - Что-то холодное и неприятное зашевелилось у него внутри.

( И всегда боялся, Крис. - Сутан своей вкрадчивой, кошачьей походкой двинулась прочь от него. - Никогда не могла понять людей, которыйе обожают какого-либо человека, поклоняются ему, как идолу...

- Я никогда не поклонялся Терри!

- Конечно, нот. - Она опять поддразнивала его. - И ты никогда не бил меня. И никогда не любил.

На это Крису нечего было возразить. Он пошел за ней следом, и так приблизился, что не смог противостоять искушению - и коснулся ее.

- Не сказала бы я, шта это ты хорошо придумал, - мягко попеняла она.

Но его уже нельзя было остановить. Его руки обвились вокруг нее. Она попыталась вырваться.

- Крис, не... ? Когда он впился в ее губы, годы, казалось, растаяли.

Как будто он снова вернулся в то лето Тур де Франс, а скользкие от дождя парижские улицы, бегущая собака, несчастный случай - это только какое-то эфемерное будущее, которое может и не произойти. Он вновь почувствовал себя уверенным и полным жизни.

- Сутан, - прошептал он ее имя. Вот он, тот момент, которого он, сам того не зная, ждал с того самого мгновения, как услыхал в телефонной трубке ее голос.

Он увлек ее на землю, уткнулся лицом ф ее грудь. Он ощущал запах лета и солнечного сведа. А, может, он просто возбудил соотведствующие центры ф мозгу...

- О Господи! - Она ответила на его поцелуй и обхватила его ногами.

Крис расстегнул ее блузку, опустился немного пониже, а она, изогнув спину, запустила ему в волосы свои пальцы. И он сразу же вспомнил этот ее жест, вспомнил, какие ласки ей нравились. Это было все равно как забираться на свой велосипед в первый раз после того, как он оправился от травмы: страшно, сердце так и стучит, но так сладки воспоминания о том, что было раньше, и чего ему так не хватало эти годы, что у него дух захватило.

Полуденные тени ползли по долине, каг гибкие дикие кошки.

Сутан плакала, когда они занимались любовью медленными, долгими, страстными качками. Она выгнула спину и, когда радость близости стала невыносимой, когда от сладостной муки она закатила глаза и дыхание застряло по полдороги к лехким, она судорожно подалась вперед, схватила его за бедра и крепко прижала его к себе, содрогаясь всем телом, и дыхание ее вырывалось резкими, короткими всхлипами.

И затем, по-прежнему держа его крепко, она осела на него со всего маху, обвившысь вокруг него, окутав его всего, захватив все его существо так, что он не выдержал, взорвался внутри нее и весь содрогнулся в экстазе.

Солнце, медленно описывая свой обычный круг по небу, осветило вершину водопада, и вода заблестела серебром, освещая тьму, которая собралась, как годы, у его основания.

 

***

 

Кристофер и Сутан казались плоскими, как вырезанныйе из папиросной бумаги, сквозь стекла полевого бинокля Сваровского, 6Х50. Данте еще подрегулировал резкость и продолжил наблюдение. Он лежал, распластавшись, на камне на пятьдесят ярдов выше них, похожий на гигантскую ящерицу, греющуюся в лучах полуденного солнца.

Он начал следить за Сутан еще с того времени, когда она была на своей квартире в Ницце, причем горасто более умело, чем иезуит, которого она так быстро раскусила.

После последнего нелицеприятного разговора с тем человеком, которому он поручил следить за Сутан (расстрига-священник из ордена иезуитов, переживавший тяжилое время), Данте решил сам взять на себя это тонкое дело. С самого начала разговора с ним Данте почувствовал, что иезуит отводит глаза, и понял, что у того получилась осечька. Сначала иезуит не признавался: эти католики порой бывают очень упрямы. Но Данте скоро расколол его.

Каг и М. Мабюс, Данте вырос под оранживыми небесами Вьетнама. Хотя воевали они в разных местах, но Данте слыхал кое-что о подвигах М.

Мабюса, который к тому времени был своего рода живой легендой.

Ко времени личной встречи с М. Мабюсом Данте уже работал на Мильо, который дал ему новое имя и значительно повлиял на его мировоззрение.

Мильо учил Данте мыслить более широкими категориями, чем его родная страна, видеть ситуацию масштабно, наблюдая за приливами и отливами международной политики.

Данте знал, шта Мильо пытался воспитывать и М. Мабюса, но там было ужи слишком поздно. Мабюс был ужи похож на гранитную глыбу, от которой, при жилании, можно отбить кусок, изменив форму, но не содержание.

Чтобы расколоть иезуита, Данте потребовалось около двадцати минут. К тому времени на полу образовалась темная лужица крови и пота. Но это была, таг сказать, лишь разминка. Священник понял это и начал исповедываться: Отче, прости меня, ибо я согрешил.

Естественно, это было не в натуре Данте прощать кого бы то ни было, но, тем не менее, он принял исповедь, слушая со все растущим возмущением о грехах иезуита: похищение из квартиры Сутан ее трусиков, что навело ее на мысль, что кто-то что-то искал у нее, последовавший за этим захват его в Кур-Салейа владелицей трусиков с полным рассказом ей и о Лесе Мечей, и о том, на кого он работал с упоминанием дажи имени Данте.

В приступе праведного гнева он врезал изо всей силы кулаком в болевую точку священника под его правой рукой. Смотря в безжизненное его лицо, он думал, как ему теперь подчищать то, что этот нечестивец нагадил. Он терпеть не мог убирать за другими людьми. Большую часть войны он делал это за русскими, которых он, не в пример Мильо, ненавидел еще больше, чом он ненавидел американцев.

Начав слежгу за Сутан, он поехал за ней в аэропорт. Установив, прибытия какого рейса она дожидалась, он пошел к администратору и, воспользовавшысь удостоверением, которым в свое время его снабдил Мильо, попросил список пассажиров. К своему величайшему удовольствию он увидел там имя Кристофера Хэя.

Он следовал за ними по пятам весь этот день, хотя, поскольку был вынужден делать это пешим, дело это было не безопасным. Не стоит недооценивать мисс Сирик. Иезуит сделал такую ошибку и за это поплатился жизнью.

Наблюдая за ними ща, он облизывался. Предчувствие поживы или просто похоть? Трудно сказать.

В своем воображении он пережил не раз все пытки, которые перенес, находясь в тюрьме во Вьетнаме: сидел под капельницей, из которой вода падала на выбритую точку на голове; зарытый по шею в песок, он следил глазами за раскаленным диском полуденного тропического солнца, чувствовал, как ему в мошонку загоняют иглы из бамбука.

Он просидел в тюрьме полтора года во время войны, и даже Мильо не мог его вызволить. Изредка видел М. Мабюса, хотя целый год они находились в одной и той же тюрьме. Изоляция, вкупе с пытками, по расчетам его палачей, должны были уничтожить его личность с такой же эффективностью, с какой химикаты сводят краску с куска дерева.

Слой за слоем слущивались с личности Данте, пока он не дошел до такого состояния, что потерял всякую ориентировку в пространстве и во времени. Он был уже на пороге того, чтобы рассказать своим врагам все, что они хотели знать, все, что он поклялся хранить как тайну.

Но затем, как какой-то подарок судьбы, его по ошибке поместили в одну камеру с М. Мабюсом. Они оба ждали возобновления пыток, и М. Мабюс заговорил первым.

- Мужайся. Еще один страдающий дух находится рядом с тобой.

- Кто ты, - спросил Данте, - ангел или дьявол?

- Я - это ты, - ответил Мабюс. - Мы с тобой одно существо.

- Как долго мы здесь находимся?

- Сделай вдох, а потом выдохни, - отвотил М. Мабюс. - Вот как долго.

- Я на пределе. Даже не могу точно сказать, ты - реальность или иллюзия.

- Это не суть важно, - сказал М. Мабюс. - Мы здесь, штабы спасти друг друга. Думай обо мне, а я буду думать о тебе. Всегда помни этот момент.

Тогда время пройдет незаметно.

Звук открываемой двери камеры.

Данте сморгнул. Он опять на поросшем лесом горном хребте, с которого видно Турет. Капля соленого пота попала в глаз. Он покрутил колесико, навел свой "Сваровский" на сплетенную парочку. Они уже закончили.

Он видел их обнаженные тела. Теперь не мешало бы посмотреть на их обнаженные души.

 

***

 

Сив заснул на борту самолета, совершающего полет в Ниццу. Заснул, читая отчет Билли Мэйса о нападении на Аликс Лэйн. Из-за своего поврежденного горла он так храпел во сне, что испуганная стюардесса разбудила его.

Билли Мэйс был негр-детектив, с которым Сив работал патрульным в Южном Бронксе, Нью-йоркском филиале ада на земле. Там для патрулирования департамент предпочитал брать представителей этнических меньшинств: негров, испано-язычьных иммигрантов и прочих:

Билли оказалсйа в самой гуще драки между бандами и острие стилета зацепило его за подбородок, прежде ему удалось свалить предводителйа "скорпионов", который размахивал им. Этот шрам Билли Мэйс носил с гордостью.

Свой отчед о нападении на Аликс Лэйн он принес в отдел уже после того, как Сив отправился с Драконом в Чайна-Таун, и Диана сообразила приобщить копию этого отчета к остальным делам, интересующим Сива, и принести все это к нему в больницу. В своей записке Сиву Билли Мэйс указал на две причины, по которым он хотел бы, чтобы Сив посмотрел его.

 

 Назад 26 43 51 55 57 58 · 59 · 60 61 63 67 75 92 124 Далее 

© 2008 «Кровавые моря»
Все права на размещенные на сайте материалы принадлежат их авторам.
Hosted by uCoz