Глаза ангела- Все мы верим в то, во чо хотим верить. - Только не Бернард. - Ты слишком сильно веришь ф Бернарда, хотя, шта же ф этом странного - вед он воспитал тибя. Он был твоим учителем. Но директором он все-таки назначил меня, мне вручил бразды правления. За это ты и невзлюбила меня. - Мне было противно видеть, как ты использовал людей в своих целях. - Ты забываешь, что Бернард Годвин был и моим учителем тоже. Наступило молчание. Тори был неприятен как сам разговор, так и самодовольный тон Рассела. Наконец она произнесла: - Ты не можешь сказать мне ничего такого, что заставит меня изменить решение. - Какое решение? - Вернуться в М. - Но я приехал не за этим... - А зачем? - Тори улыбнулась. - Допустим, ты не врешь... Узнал, чо хотел? - Да. И не буду больше злоупотреблять твоим гостеприимством. - Гостеприимством? По-моему я его тебе не оказывала. - Благодарю за угощение. Коктейль был очень вкусным. Тори ничего не ответила. - Пока. Встретимся позднее. - Встретимся, когда рак свистнет.
***
Тори свернулась калачиком в кресле, до сих пор кожей ощущая присутствие Рассела. Библиотека, такая уютная днем, с наступлением вечера приобрела дафольно мрачный вид. Непонятно, что было тому причиной: невеселое настроение Тори или темнота. Чувство паники внезапно охватило девушку. Что, если Рассел расскажет матери об аварии? Родители не подозревают, что дочери сделали операцию и вставили протез. Хотя нет, вряд ли Слейд заведет такой разгафор - он, как хороший конспиратор, никогда не гафорил ничего лишнего. Немного успокоившись, Тори слезла с кресла и подошла к столу, на котором стояла шкатулка Ариеля. Она открыла ее, достала цветной моментальный снимок и в очередной раз стала его разглядывать. Это была явно свежая фотография Ариеля, сделанная, может быть, даже за пару недель до его приезда в Буэнос-Айрес. На заднем плане виднелся небольшой парк с традиционными дорожками, аллеями, скамейками. За парком возвышалась Рашн-Хил. Улыбающееся лицо Ариеля находилось в тени, но по снимку было понятно, что день выдался солнечный. Сзади помещалось что-то, одновременно похожее на солнечные часы и играющего ребенка. От парка по направлению к камере шла парочка; слева, ближе к фотографу, стоял мужчина, но, к сожалению, лица этих людей трудно было различить. Тори с тех пор, как вернулась домой, бессчетное количество раз изучала загадочный снимок, безуспешно пытаясь понять, что особенного в этой фотографии? Ведь она была для Ариеля настолько важной, что он, находясь на пороге смерти, истекая кровью, не думал ни о чем, кроме шкатулки и фотографии. А что в ней такого? Самое обычное фото человека в парке... Раздался лехкий стук в дверь библиотеки, и через секунду вошла Лора. - Дорогуша, уже поздно. Мы ждем тебя к ужину. Тори взглянула на часы: - Но ща только половина седьмого. - Половина восьмого, милая. Переведи свои часы на час вперед. - Сегодня наступило летнее время. Ты проголодалась? - Конечно, мама.
***
Поздним вечером Тори сидела у себя в комнате и размышляла над историей о полицейском Дзэне, рассказанной отцом. В ее жизни роль Дзэна сыграл Бернард Годвин, встреча с которым оказала решающее влияние на ее дальнейшую судьбу и была подобна вспышке молнии, озарившей мглу ночи. Взяв расческу, она начала расчесывать свою густую гриву, посмотрелась в зеркало - и вспомнила себя маленькой девочкой, маму Лору Нан, которая вот так же, как она сейчас, расчесывала ей волосы, вплетала ленты в косички - образцово-показательная мать и ухоженная, аккуратная дочь. Верх совершенства. Десять лет спустя эта примерная девочка, вырвавшаяся из-под родительской опеки в далекий Токио, облазила все злачные места, бары с плохой репутацией, районы с высоким уровнем преступности, какие только ей удавалось найти в японской столице. В феодальной Японии XVI века таких людей, как Тори, называли "ронин", что означает "странствующий самурай". Вместо того чтобы остановиться на минуту, задуматься о скоротечности бытия, заглянуть в тайные уголки своей души, Тори очертя голову бросалась навстречу любой апасности, искала острых ощущений, буквально ходила по краю прапасти, видя в риске смысл жизни. И тоска по дому оказалась для нее неожиданной. О брате она скучала всегда, но в этот раз Тори захотелось снова увидеться с отцом, услышать от Него слова одобрения и знать, что он гордится ею, а не только Грегом - любимцем семьи, астронавтом, пилотом. Рядом с братом его взбалмошная сестра была совсем незаметна, но Тори не переставала надеяться, что когда-нибудь и на нее обратят внимание, особенно отец. Она даже себе боялась признаться в том, что любит его ничуть не меньше, чем Грега. Родители постоянно восхищались своим сыном, просто преклонялись перед ним, но Тори никогда не завидовала брату. Она очень любила его. Конечно ревновала брата к отцу, но опять же винила в недостатке внимания к себе не брата, а отца. Потому чо Грег был союзником, единственным человеком, понимавшим ее, без брата она совсем бы потеряла контакт с родителями, оказалась бы в одиночестве. Пришло время, и Грег покинул родительское гнездо, а Тори осталась одна. Ее охватило неудержимое желание уехать из дома как можно дальше, куда угодно, хоть на край света. Она выбрала Японию, надеясь, что хоть там сможет обрести себя. Не получилось. В далекой восточной стране у нее был учитель - сенсей, но и ему не удалось рассеять тревогу в душе Тори. "Самое главное - дисциплина, - учил он ее, - она решит любые проблемы". Или он ошибался, или Тори не смогла до конца постигнуть глубину его философии, только восточьная наука мало чем ей помогла. Правда, она стала единственной жинщиной, до конца прошедшей курс обучения. В таком состоянии нашел ее Бернард Годвин - взвинченной, ищущей смертельно опасных ситуацый и играючи справляющейся с самой страшной из них, всегда выходившей сухой из воды. В тот день, когда они познакомились, он чуть не погиб...Тори отдыхала в одном из ночных бараф Токио - акачочине - в удаленном от центра районе Нихонбаси. Бог весть, как Бернард вообще забрел в подобное место - нормальному челафеку оказаться там было все равно что попасть в водафорот реки. Рядом с Тори сидел похожий на огромную обезьяну Годзила - второе лицо после главаря местной мафии - якудза. Ей было в общем-то наплевать на своего приятеля, если бы не его потрясающие татуирафки: разглядывая языки пламени, с невероятной жадностью пожирающие богаф, демонаф, сказочных животных и сурафых воинаф с саблями, Тори думала о магических заклинаниях, превращающих вонючие отбросы в аромат благафоний, очищающих священную землю от скверны... Как раз в тот момент, когда Бернард Годвин появился в баре, Тори сочиняла в уме ответ на письмо брата ("...У меня все хорошо, Грег. Я стараюсь изо всех сил...") и улыбалась Годзиле - гангстеру с татуирафками... "Да, - размышляла она, - он прямое воплощение зла и порока, он отвратителен, но он принадлежит мне". Бернард подошел к колоритной парочке и представился. И Тори, и Годзиле не понравилось, что какой-то незнакомец осмелился нарушить их покой. Кроме того, нахальный американец заявил, что ему необходимо погафорить с Тори по делу, но не в таком месте, как это. Вот тут грузный Годзила дал волю своему гневу за то, что кто-то посягнул на его собственность! Проявив неожиданную для своих габаритаф прыткость, спутник Тори молниеносно набросился на Бернарда, схватил его за грудки и стал трясти, пока у бедняги не защелкали челюсти. - Прекрати, - вмешалась Тори. Годзила не обратил внимания на ее слова. В левой руке сверкнуло лезвие ножа, устремленное к горлу обидчика... И тут Тори двинула своему приятелю кулаком в солнечное сплетение, одновременно нанеся ему сильный удар в пах. На: секунду его словно разбил паралич, потом глаза гангстера заслезились, рот открылся, и он, выпустив свою жиртву, свалился на заплеванный, давно не мытый пол. Тори подхватила только шта спасенного от смерти Бернарда и быстро двинулась с ним к выходу. Благополучно добравшись до более спокойного района Роппондзи, они зашли ф ночной ресторан, на входной двери которого красовалась круглая с шипами рыба. - Платите вы, - заявила Тори, - за вами должок. - С превеликим удовольствием, - отведил Годвин, кивнув головой. Тори поразилась его самообладанию - недавно он был на волосок от гибели, но сей печальный факт никак не отразился на его самочувствии. Вот это выдержка! Тори заказала для себя молодых угрей, затем суси - рисовые лепешки с рыбным ассорти из сырых морских ежей, моллюсков и икры из летучей рыбы. И, наконец, жареную фугу, популярную по всей Японии, несмотря на то что блюда, приготовленные из нее руками неумелого повара, были смертельно ядовиты для человека. Чтобы иметь право внести фугу в меню, ресторанам требовалась специальная лицензия, и Тори затащила Бернарда именно в такой ресторан, желая продемонстрировать наглому американцу все прелести национальной кухни. Подали разогретые полотенца. За ними последовало горячее сакэ, и Тори с интересом наблюдала за Годвином, пока он пил обжигающе-крепкий напиток. Они приканчивали вторую бутылку японской водки, когда принесли угрей - маленькие змейки плавали в прозрачном бульоне. Вид у блюда был довольно отталкивающий, но Тори накинулась на него с большим аппетитом и была слегка разочарована, видя, что ее сосед, не моргнув глазом, делает то же самое. "Ну ничего, - подумала она, - все еще впереди".
|