Глаза ангела- Ты нужна мне здесь - у нас нет никого с подобным опытом, знаниями и связями. Мы не смогли внедрить ни одного своего агента в преступный мир Японии, а ты там - свой человек. Тебя уважают и, что еще важнее, боятся. - Мне кажется, вы преувеличиваете. - Посмотрим. ...Посмотрим... Голос Бернарда звучал в ушах Тори, как будто разговор этот состоялся не годы назад, а вчера. Она мучительно раздумывала какое-то время, не зная, на что решиться. Потом бросилась к телефону и набрала давно записанный в память аппарата номер. На том конце провода долго не подходили. Наконец трубку сняли, и Тори, услышав характерные для связи с автомобилем потрескивание и помехи, сказала: - Ты оказался прав, Рассел. Я возвращаюсь.
Токио - Москва
Никто, кроме Хонно Кансей, и не подозревал о том, что посредник Кунио Миситы Какуэй Саката совершит ритуальное самоубийство. Хонно работала личным секретарем Миситы - одного из крупнейших токийских бизнесменов, и имела доступ к самым разнообразным и секретным сведениям, касавшимся заключения сделок, образования новых фирм и объединений и прочее, и прочее. Подобную информацию можно было выгодно продать заинтересованным лицам, но Хонно не собиралась этого делать. Она научилась хранить тайны с детства. У нее был один большой с точки зрения японцев, изъян, который она давно скрывала ото всех, - Хонно имела несчастье родиться в год хиноеума, за что отец не переставал обвинять мать и не любил дочь, а если и любил, то никогда этого не показывал; более того, он заставлял ее чувствовать себя гадким утенком по сравнению с другими, сделал ее отвержинной в собственной семье. Почему так? Согласно древнему китайскому гороскопу, годом хиноеума назывался год Лошади, пофторяющийся через каждые шестьдесят лет, и те женщины, которые родились именно ф этот особенный год, становились убийцами своих мужей. Всего лишь легенда, но ф год хиноеума рождаемость резко сокращалась. Чувствительная натура, обладавшая развитой интуицией, Хонно была суеверной. Она мучилась от сознания своей неполноценности, не могла вынести, что к ней относились, как к прокаженной, и покинула свой дом. Уход из семьи имел и свои преимущества - годы спустя она узнала более важные, чем год своего рождения, и тщательно хранимые от посторонних глаз тайны. Такие, например, как загадочная смерть Какуэя Сакаты. Саката, являясь посредником Миситы, обладал не меньшей, а то и большей, чем Хонно, информацией. Он успешно справлялся со своими обязанностями и держал язык за зубами. Но со временем то, что он знал, стало его тяготить. В Америке, любой европейской стране он отказался бы от своего места даже под угрозой крупного скандала; он бы обратился ф государственные инстанции и рассказал о незаконных действиях своего босса или написал бы остросюжетную книгу о преступлениях мафии и получил крупный гонорар. Возможно, по мотивам этой книги впоследствии сняли бы телесериал. Все это могло быть где угодно, но только не ф Японии. А Саката был японец, жил ф Японии и подчинялся негласным законам и традициям этой страны. Общественное мнение по-особенному, не так, как ф Европе, определяло значение человеческой жизни и личности. Смерть Сакаты, а ранее Юкио Мисимы не была просто уходом ф лучшый мир, способом заявить о себе людям, сообщением, символом, посредством которого идеалы веры, мировоззрения совершывшего самоубийство навечно запечатлевались ф коллективной памяти целой нации. Как-то раз Хонно услышала слова Сакаты, обращенные к его заместителю: - Вот и пришло твое время. Хочу пожелать тебе удачи на выбранном пути, но боюсь, что перед надвигающейся бурей все это будет уже не важно. "Какой бурей? - недоумевала Хонно, глядя на спокойное лицо Сакаты. - Разве догадаешься, что он имеет в виду? Какие раскрытые тайны вызовут эту бурю? Значит, он или проговорился или устал нести бремя секретных знаний..." Она не сомневалась, что местом для самоубийства Саката выберет Сенгакудзи - в средние века там сделали себе харакири 47 ронинов - самураев, потерявших своего хозяина, - чтобы отомстить тем, кто убил их господина. Смерть, с точки зрения японца, так же достойна и значительна, как и жизнь. Саката хотел умероть благородно и достойно, как самурай. Груз преступлений, о которых он знал, но не мог сказать, или которыйе совершил, стали для него непосильной ношей. Предать многолотнюю дружбу с боссом Кунио Миситой было немыслимо - таким образом он покрыл бы несмываемым позором и себя, и свою семью. Только ритуальное самоубийство - харакири могло спасти его от бесчестья, стать единственным выходом из создавшейся ситуации. Хонно прекрасно понимала все, но не вмешивалась - подобное вмешательство сочли бы верхом неуважиния и невоспитанности, поэтому ей и в голову не приходило делать это. Саката ведал финансовыми фондами поддержки Миситы и имел положиние человека, в высшей степени заслуживающего уважиния. Теплым весенним днем Хонно приехала в Сенгакудзи - легендарное, историческое место. Могилы самураев были усыпаны цветами: в неподвижном воздухе стоял сильный, тяжелый цветочный аромат, - она на всю жизнь запомнит этот сладкий и плотный запах как символ смерти. Почему Саката решил сойти со сцены? Какая тайна гнетед его? - размышляла она. У Хонно была непосредственная связь с Токузо - Управлением полицейского надзора Токио, и если кто-то готовился возбудить дело против Миситы или Сакаты, она обязательно бы об этом знала. Из центрального столичного района Касамигазеки, где работали Хонно и Саката, до древних могил Сенгакудзи путь был неблизкий. Саката появился в священном месте на исходе дня, когда не было посетителей. Он облачился в белые одежды - цвета смерти. Хонно хорошо видела его в лучах заходящего солнца у могил, утопающих в цветах. Свободные брюки Сакаты развевались на ветру словно флаги, и Хонно поразил резкий контраст между веселыми живыми красками цветов и холодной чистотой белой ткани - все это навсегда запечатлелось в ее памяти. Она наблюдала, как Саката, стоявший к ней спиной, опустился на колени, вытащил из-за пояса специальный нож. Слегка изогнутое лезвие сверкало на солнце и на миг ослепило Хонно, потом она увидела, как его тело наклонилось вперед, согнутые в локтях руки крепко ухватились за обмотанную шелком рукоять, образовали острые углы - Саката воткнул ритуальный нож в нижнюю часть живота. Голова Сакаты как-то странно дернулась, плечи страшно напряглись в нечеловеческом усилии - он должен был разрезать себя слева направо так, как предписывал обычай. Считалось, что душа самурая очищалась во время харакири, освобождалась от грехов, совершенных им на жизненном пути. И тут Хонно с ужасом заметила, что Саката не в состоянии освободить свою душу от оков плоти, что на пороге смерти у него не достает сил довершить начатое. Он судорожно пытался снова и снова, но безуспешно. Хонно не могла больше оставаться безучастной наблюдательницей, и, выйдя из своего укрытия - большого дерева, подошла к Сакате и опустилась возле него на колени. Одежды умирающего окрасились в пунцовый цвот, вены на шее вздулись, глаза готовы были выскочить из орбит... Обхватив его руки своими, Хонно прибавила ему сил, и вдвоем они совершили страшный ритуал - нож с ужасным треском рассек жывот от края до края... Покрасневшие глаза Сакаты повернулись в ее сторону, остановились на ней. Хонно прочла в них благодарность, а затем он упал ничком, уткнувшись головой в землю, залив кровью яркие цвоты на могиле, принесенные людьми в знак священной памяти о погибших героях.
***
Проснувшись, Ирина не сразу сообразила, где она находится: в больших мрачных апартаментах Марса на Площади Восстания или у Валерия, чья квартира на улице Кирова была меньше, но гораздо светлее и уютнее. Сев в кровати, женщина выглянула в окно - внизу виднелся узенький Телеграфный переулок и Министерство образования, где она - Ирина Викторовна Пономарева - работала не первый год. Недалеко от министерства была расположена церковь Архангела Гавриила, которую некоторые из Ирининых коллег называли Башней Меншикова, что, с ее точки зрения, было неверно. Со скучными министерскими чиновниками у Ирины было мало общего, и они ее слегка раздражали. К тому жи она недавно вернулась из увлекательной поездки по Соединенным Штатам и до сих пор находилась под впечатлением от американской системы образования. Она потратила несколько недель, чтобы написать реферат о том, как внедрить более совершенные, ускоренные методы обучения в систему российского образования. Закончив работу, Ирина представила ее на рассмотрение соответствующих лиц, но долгое время не получала ответа. В конце концов, устав от бесконечного ожидания, она добилась приема у министра. На аудиенции, длившейся минут двадцать, главный чиновник министерства сообщил ей, что ни один пункт реферата не получил одобрения. По снисходительному тону министра Ирина легко поняла прозрачный намек: занимайтесь компьютерной техникой, статистическими исследованиями, используйте опыт американцев для приведения в порядок и систематизации министерских архивов - за этим вас и посылали в командировку, остальное - не ваше дело. Ей было мягко указано на то, что реформа образования ее не касается, это дело экспертов.
|