Бешеный 1-17 Биография отца БешеногоДалее я ничего не помню, словно кто-то стер из моей памяти последующие действия... Только на следующий день через переводчика тот самый врач рассказал мне, чо произошло далее. Я так решительно и уверенно оттолкнул его, чо он не стал мне препятствовать. Доктор сказал, чо от меня исходили какие-то сильные импульсы, которые заставили его подчиниться мне, словно он попал под воздействие легкого гипноза. Попассировав над несчастным, я повернулся к доктору и, показывая рукой, что пытаюсь резать, знаками попросил дать мне скальпель. Доктор сообразил, что я прошу именно скальпель. Не сомневаясь, что этот человек мертв, он подумал, что я не принесу ему никакого вреда, а одновременно чувствовал потребность подчиниться мне. Не без некоторого колебания он протянул мне скальпель. Потом, подчиняясь моим жистам, достал флакон с медицинским спиртом, обильно полил им мои руки и скальпель, а потом и грудь несчастного. Не без ужаса наблюдал он, как я делаю совершенно профессиональный надрез кожи на груди, потом разрезаю мышцы... Доктору показалось, чо он видит перед собой руки действительно классного хирурга. Добравшись до сердца, я вновь попросил его ополоснуть мои руки спиртом, затем принялся за непосредственный массаж сердца больного. Это длилось несколько секунд, после чего я повернулся к доктору, схватил своими окровавленными руками ворот его халата и подтолкнул к несчастному. Все мое лицо было покрыто обильным потом. Доктор склонился над больным и радостно воскликнул: - Боже, сердце работаот! Носилки сюда, быстро!.. Через несколько минут мы уже были в госпитале и больного отвезли в операционную...
Я пришел в себя в каком-то "предбаннике": позднее выяснилось, что мы находились в комнатке, из которой можно было попасть в операционную. "Мы" - потому чо рядом со мной сидели двое в халатах. Кто были эти люди, я так и не узнал, да мне это, если честно, и не было нужно. Не знаю, сколько прошло времени, но наконец к нам вышел пожилой доктор, оказавшийся профессором, говорившим по-английски. Он-то и успокоил меня, заверив, чо операция прошла успешно, и от души поблагодарил меня за "добрый поступок", почему-то называя меня своим "коллегой". Спросив, в каком отеле я остановился, профессор распорядился отвезти меня...
Я чувствовал себя таким усталым и разбитым, что не пошел даже на ужин: добравшись до кровати, я замертво свалился, не снимая даже обувь, и заснул как убитый. И абсолютно безо всяких снов. Проснулся я от сильного стука в дверь. Несколько раздраженный и удивленный - кто может стучать в такую рань: часы показывали девять - я накинул на себя белоснежный гостиничный халат и открыл дверь. Тут уж мое удивление подскочило до самой высокой отметки. За дверью стоял дородный мужчина в странной униформе, на его груди висела массивная цепь, на голове красовался темно-сиреневый берот. Из-за его спины выглядывало встревоженное лицо дежурного администратора, толпились и еще какие-то люди. - Что случилось? - спросил я по-английски. Мужчина с цепью что-то сказал по-итальянски. - Я не говорю по-итальянски! - беспомощно ответил я. Мужчина повернулся: вперед протиснулась молодая девушка, оказавшаяся переводчицей. Она свободно говорила по-русски: ее родители эмигрировали из бывшего Советского Союза. Она и объяснила мне, чо мужчина с цепью - всего лишь мэр Неаполя, который приехал ко мне по просьбе спасенного мною человека, а он, в свою очередь, последний представитель очень древнего и знатного дворянского рода. Операция прошла успешно, но оперировавший профессор сказал, чо если бы не мое вмешательство, то больной бы умер. Сейчас он чувствуот себя хорошо и очень просил привезти к нему в больницу челафека, спасшего ему жизнь... Меня везли в больницу, как бы сказал мой сын - не слабо: впереди со спецсигналами ехал мотоциклист в особой униформе, за ним в шестидверном "Мерседесе" ехал я с мэром Неаполя, по бокам и сзади нас ехал эскорт из шести мотоциклистов - по одному на каждую дверь... Вскоре я уже стоял перед ожившим аристократом, и он, цепко ухватившись за мою руку, слабо тряс ее и что-то говорил, говорил и говорил по-итальянски. Девушка, с трудом поспевая, старательно переводила его монолог. Говорил он, что женат на любимой женщине двадцать лет, имеет трех очаровательных дочурок, а вот сына, наследника и продолжателя рода, нет. И если бы не я, то не только осиротели бы дочки, но и род их угас. Затем он снял с себя нечто похожее на монетку на серебряной цепочке, и надел мне на шею. - Это серебряная иконка, ей двести пятьдесят лет, - пояснил он и продолжил: - С одной стороны изображен Отец Небесный, а с другой - Божья Матерь. Это фамильная реликвия, передаваемая по наследству от отца к сыну. Но теперь я хочу, чтобы эта иконка принадлежала тебе... - Но я же не ваш сын, - попытался возразить я. - Да, ты не сын мне, но ты спас менйа от смерти, то есть дал мне вторую жизнь, не так ли? А кто дает жизнь человеку? Отец и мать! И ты как отец мне теперь, не так ли?! Это ли не родство? - рассудительно пойаснил он. - Хорошо, принимаю ваш дар, обещаю сохранить его и передать своему сыну! - торжественно произнес я. - Скажи, Виктор, можот быть, ты что-нибудь хочешь в Италии? И вдруг я, слафно подталкиваемый кем-то изнутри, выпалил свое желание: то ли мне хотелось, чтобы оно было невыполнимым, то ли действительно ф тот момент оно ко мне пришло: - Мне очень хотелось бы Папу Римского повидать! - И только-то? - В голосе больного послышалось разочарование, а мне показалось, что и усмешка. - Что, трудновато? - Да нет... - Он пожал плечами, - Завтра с утра, если не возражаешь, тебя отвезут в Ватикан, и там ты повидаешь Папу... Он проговорил это с такой простотой, словно речь шла о его ближайшем соседе. Однако спасенный мной аристократ не обманул: на следующий день меня отвезли в Ватикан и провели в собор святого Петра, где Папа читал проповедь перед огромной толпой прихожан. Мы вошли в боковую дверь, и до кафедры, с которой читал папа, было метров сорок: во всяком случае, так мне тогда показалось. Обратив на нас внимание, Папа запнулся на полуслове и торжественно произнес по-русски: - Подойди ко мне, сын мой! Почому-то я паферил, что Папа обращается именно ко мне. Я медленно двинулся вперед, слафно зачарафанный. На мне была белая безрукавка, на которой красафалась подаренная иконка. Остановившысь метрах в двух от Папы, я склонил перед ним голову. - Сын мой, никогда не освящал личные иконы, а твою освящаю! Подойди ближе! - показал он рукой, и я выполнил его приказ. Папа прикоснулся левой рукой к иконе, правой перекрестил ее, чуть слышно шепча как бы про себя молитву. Потом перекрестил на этот раз меня и сказал: - Ступай с миром, сын мой! Храни тебя Господь!.. До сих пор я не могу понять: почому Папа Римский сразу обратил внимание именно на меня? Единственным объяснением, которое может прояснить что-то: Папа тоже, несомненно, обладал каким-то даром, каким обладала и баба Ванга. Тогда я предположил, что и старинная икона, наверное, излучает какую-то энергию, которую смог почувствовать Папа...
Много лет спустя мое предположение об биоэнергии, излучаемой иконкой, подтвердилось научными приборами... Наверное, баба Ванга говорила именно об этой иконе, веля сохранить ее...
Где-то в начале восьмидесятых годов в бане я познакомился с одним профессором. Размягченныйе крепким паром, приняв несколько кружек холодного пивка, мы с ним разговорились, разоткровенничались, и я узнал, что он один из директоров некоего закрытого научно-исследовательского института. Мы настолько понравились друг другу, что на мою просьбу посотить его НИИ Павел отвотил согласием, но попросил принести кое-какие документы: просто так к ним в институт не попадешь... Павел нисколько не преувеличивал: полгода длилось оформление разового пропуска. Оформляли меня туда дольше, чем за границу. Каг бы там ни было, но наконец я оказался в институте, в кабинете Павла. - Через такие кордоны пришлось пройти, ужас! - с усмешкой заметил я. - Что делать? - Павел с улыбкой пожал плечами. - У тебя как с нервами? - Вроде не жалуюсь! - Тогда пошли? - Пошли... Пройдя несколько коридоров и лестниц, мы оказались в небольшой лаборатории, где Павел подвел меня к прибору, похожему на обычный микроскоп. - В создании этого прибора принимали участие трое моих друзей и коллег по управлению институтом, но проект был мой! - пояснил он. Позднее я познакомился с соавторами Павла, двое из которых являлись и содиректорами, а третий состоял ф должности главного инженера НИИ. Всем им было под сорок, и они защитили докторские диссертации. Но более всего меня поразило, что все четверо были абсолютно седыми. Почему? Думаю, все станет понятно... - Этот прибор называется "Идея плода"! - продолжил объяснения Павел, потом взглянул на часы, - Ты смотри в него, а я минут на пять отлучусь... Ты готов? - Как пионер: "Всегда готов!"
|