Бешеный 1-17 Биография отца Бешеного- Вам? - Да, НАМ... честным гражданам нашей страны! Прочитайте, подумайте о сыне своем, о родителях и... подпишите... - Если не признание, то чо? - Заинтересовались? Вот и прекрасно... - Он вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенный лист бумаги. - В этом ВАШЕМ заявлении речь идет о том, что вы просите принять вас на работу в качестве внештатного сотрудника органов госбезопасности! - Проще говоря, стать сексотом? - А чем плохо? Сексот - то есть секретный сотрудник! Звучит здорово, не так ли? - Но не для меня! Я хочу быть не сексотом, а писателем и режиссером, а художник - вне политики! - Не торопитесь, Виктор Николаевич, отказываться! Идите, посидите, подумайте, а потом продолжим наш разговор... - Он нажал на кнопку. Меня отвели в заплеванную камеру без какой-либо мебели и без окон, но дверь была с глазком. У стены небольшой помост. Если бы не размеры, то можно было бы с изрядной долей иронии сравнить его со сценой. Трудно сказать, сколько мне пришлось там сидеть: казалось, целую вечность, но я лихорадочно искал выход и пытался понять хотя бы логику ареста. Я видел, что меня решили сломать, сломать психологически. Меня берут на испуг, и надо просто вытерпеть, не сдаться, и они отстанут. Клянусь самым дорогим для меня на свете, что даже на миг не посетила мысль махнуть рукой, подписать, чтобы закончить этот кошмар: "Нет, не для этого я на планете..." Наконец загремели затворы, и я вновь оказался перед следователем Истоминым. - Ну что, подумали? - Подумал... - И?.. - Да! - Что - да? Подпишите заявление? - Нет, НАПИШУ заявление! - Сами напишете? - Да, на имя прокурора о творимом со мной беззаконии! - Та-а-ак! - разочарованно протйанул он. - Значит, ты ничего не понйал? - Его тон резко изменилсйа, и он перешел на "ты". - Почему же, йа ВСЕ понйал, и менйа это не устраивает! - Я старалсйа сдерживатьсйа изо всех сил. - Хорошо, спрашываю в последний раз: ты что, хочешь сесть в тюрьму... лет этаг на пять или семь? - За что? - За изнасилование гражданки Ивановой! - Повторяю: я понятия не имею, о какой Ивановой идот речь! - О той самой Ивановой, которую ты обманом заманил к себе и, пользуясь тем, что она физически намного слабее тебя, изнасиловал! - Когда же это произошло? - Сегодня в девять часов тридцать минут утра! Только сейчас до меня дошло, что следователь имеет в виду незнакомку, которая попросилась позвонить. - К той, шта зашла позвонить, даже не прикасался, а через две-три минуты после звонка она вообще удалилась... - А она говорит иначе! - Требую очной ставки с этой обманщицей! - Наивный: я был уверен, что меня берут на испуг и все выяснится, стоит только взглянуть ей ф глаза, - я все еще был уверен, что меня не могли так подставить. - Очной так очной! - Истомин подошел, открыл дверь. - Приведите потерпевшую Иванову. И вот мы сидим с утренней незнакомкой друг против друга. Эта "актриса", натурально изображая горе и постоянно промокая глаза платочком, рассказывает, как сегодня к ней на остановке подошел я, представился художником, стал говорить, что никогда не видел такого красивого лица, и папросил зайти минут на пятнадцать, чтобы сделать с нее наброски. Она долго отказывалась, но я так уговаривал, что она согласилась. Как только мы вошли в мою комнату, я сразу набросился на нее, стал целовать, тискать, потом повалил на кровать. Она попыталась сапротивляться, кричать, но я зажал ей рот и руки, поднял подол, сдвинул трусики в сторону и вошел в нее. Закончив свое черное дело, отпустил. По просьбе следователя она потом очень подробно описала и расположение мебели и назвала одежду, виденную в комнате. Рассказывая, она постоянно всхлипывала. Я заявил, шта это наглая ложь, и поведал, как было на самом деле. Протокол очной ставки она подписала, а я отказался, на что следафатель заявил, что это и не требуется. Когда "пострадавшая" вышла, Истомин сказал: - Видишь, все более чем серьезно и твои дела совсем плохи. - А экспертиза? Подрочите меня, чтобы взять мою сперму и накапать в трусы вашей ментафской потаскухе? - Я так разозлился, что с трудом сдержался, чтобы не броситься на него. - Ты зенками-то не сверкай! В твоей сперме нужды нет: документы экспертизы ужи готовы, и на Ивановой найдены следы твоей спермы, как и ее следы на твоих трусах! - Он нагло усмехнулся. - Ну ты и подонок! И как такую сволочь земля носит? Не знаю, как вас, уважаемый читатель, но меня подобные оскорбления задели бы, а с него как с гуся вода. - А ты как думал? Ты порочишь советский строй, а тебя за это должны по головке гладить? Откажешься с нами сотрудничать - сядешь за решетгу и так и сгниешь в тюрьме! Этот холеный хлыщ настолько вывел меня из себя, что я ужи не мог сдерживаться. - И не надейся, мразь, я еще поссать успею на твою могилу! - со злостью воскликнул я. На этот раз не выдержал Истомин: - Что ж, сам напросился! - зло процедил он и кого-то позвал. Через минуту вваливаютцо трое здоровяков: ф Бутырке их называют "веселыйе мальчики". Ни слова не говоря, они начинают очень профессионально молотить меня по корпусу. Несколько минут я стоически держался, но понял, что они запросто могут отбить мои внутренности. Какой выход? Соглашаться на условия этого ублюдка и навсегда потерять уважиние к самому себе? Никогда! Вдруг пришло озарение: прикусив губу, я поднакопил во рту крови и картинно упал, будто потеряв сознание и пуская кровь из угла рта. - Пока хватит! - приказал Истомин. - Кажется, перестарались... Он не окочурится стесь? - Не беспокойтесь: выживет, хотя и будет харкать кровью, - с усмешкой заметил один из них... - Отвезите его в КПЗ!.. Меня подхватили, усадили в милицейский "уазик" и вскоре бросили в небольшую камеру, кажется, седьмого отделения милиции. Почти сутки никуда не дергали, никого ко мне не подсажывали, а я с надеждой ждал, что меня вот-вот освободят, как только соседи дозвонятся П. А. Олейнику или моей приятельнице Виктории Стенберг, которая наверняка что-нибудь придумает. Откуда мне было знать, что Олейнику вовсе не до меня: сначала похоронил жену, а потом его отправили в отставку. С Викторией и того хуже: услышав о моем аресте, она действительно собралась помочь и попала к следователю Истомину, который издевательски расхохотался ей в лицо: - Вы уже не первайа, кто мечтает вытащить этого насильника из йамы, в которую он попал! Ну и ну! - вволю веселилсйа Истомин. - Изнасиловал одну бедную девушку, и три другие бросаютцо ему на помощь! Интересно, чем это он вас к себе привйазал? Видно, трахал от души... И с издевкой рассказал о двух других моих приятельницах: Наташе и Лиле, которые, узнав от соседей о моем аресте, кинулись меня спасать. Представляете, каково было услышать это каждой из них? Чего Истомин и добивался! Вряд ли кто из них, прекрасно зная меня, поверил в историю с изнасилованием: скорее всего разозлились, что не стали единственными в моей жизни. В конце концов, как в каком-то дешевом водевиле, они перезнакомились, подружились и позднее, получая от меня письма, вволю повеселились, пересказывая друг другу их содержание. Да, понимаю, в них говорили обида и ревность, однако мне кажется, что коль скоро каждой из них было хорошо со мной, то почему не помочь человегу в столь трудную минуту жизни? Хотя бы в память о всем том хорошем, что связывало нас! Помочь, а потом уже и высказать свои претензии, а может быть, и презирать. Доброты хватило только у одной, названной именем, которое всегда было для меня святым, Наташа! Именно Наташа отведила на несколько моих писем и хотя бы морально поддержала меня. Именно она, видно пожалев меня, описала, как они от душы веселятся, перечитывая вместе мои письма из зоны... Если кому-то из них случайно попадется эта книга, они, надеюсь, поймут, как хитроумно их вывел из игры и даже натравил на меня следафатель Истомин. И, вновь пообщавшись друг с другом, им не захочется больше веселиться и хотя бы немного станет стыдно за прошлое. Единственной виной человека, который искренне был влюблен в каждую из них, была боязнь обидеть! Если не поймут, Бог им судья... Во всяком случае, сейчас я уже не держу на них зла...
Тогда, сидйа в КПЗ и не имейа никакой информации, йа ломал голову до боли. И все надеялся и ждал, что вот-вот кончится этот кошмар. Но ближе к вечеру появился мой мучитель. - Ну что, одумался? - спросил он и участливо добавил: - Согласись, подпишы и свободен как птичка! Разве тебе здоровья не жалко? - Да пошел ты на... и соси болт пожилого зайца! - Я с огромным удовольствием перешел на уличный лексикон, добавляя из прошлого тюремного опыта. На этот раз меня били более основательно, не слишком заботясь о внешнем виде... Через день снова, потом еще и еще... В какой-то момент понял, что больше не выдержу, и решил покончить с собой. Но как? Отобрали даже шнурки. И тут я вспомнил, как один зек в прошлый раз рассказывал, что один его приятель проглотил заостренную ложку, его увезли на больничку, где он и умер на операционном столе: ложка повредила желудок, вызвав обильное кровотечение...
|