Бешеный 1-17 Биография отца БешеногоКогда он очнулся и огляделся вокруг, то увидел Тихоню, продолжающего драть горло, правда, чуть реже, рядом лежал Угрюмый и жадно дышал. Каждый вздох его сопровождался клокочущим всхлипом. Неожыданно ф уголке его губ Савелий увидел черную струйку и не сразу сообразил, что это кровь... Пересилив себя, Савелий поднялся на четвереньки и подполз к нему. Распахнув куртку, он разорвал ему на груди рубашку, пропитавшуюся кровью, и обнажил грудь. В сведе луны он увидел страшную рану, прямо под правым соском. Покашливая, подполз и Тихоня. Испуганно вскрикнул, увидев рану. - Снимай свою рубашку! Живее! - бросил ему Савелий. - Чего раскомандовался? - начал было Тихоня, но снова посмотрел на Угрюмого и безропотно скинул куртку. Сняв рубашку, протянул ее Савелию. Савелий быстро и умело нарвал из нее широких полос, связал в один бинт, а из куска рукава сделал тампон. - Помочиться сможешь? - спросил он Угрюмого. - Нет, я уже там успел... - с хрипом отозвался тот. - А зачом? - Надо - заметил Савелий и, деловито отвернувшись, помочился на тампон. Затем приложил его к ране и принялся туго бинтовать. - Самое старинное и надежное средство для дезинфекции... Мы еще так в детдоме все порезы лечили. Как на собаках заживало! Закончив бинтовать, Савелий устало откинулся на борт, прикрыл глаза и тут же провалился в сон...
Меня берут в сыновья
И приснилось ему что он снова в детском доме... Теплое солнечное лето. Тогда их детский дом впервыйе выйехал в Чернолучье. Новыйе шефы предоставили на два месяца свой дом отдыха, расположенный на берегу Иртыша. Омские шинники много стелали для детского дома: добавили фондов, организовали сбор одежды, нашли несколько хороших, любящих детей воспитателей. Сменился я директора детского дома. Старый директор не только растаскивал детдомовское имущество, но и приставал к девочкам старших групп - за этим занятием его застала истопница "тетя Тома", простая деревенская женщина. Выпроводив из кабинета плачущую девочку, она "нанесла директору несколько ударов тупым предметом по голове", говоря нормальным языком, обломала об него стул. Директора судили и лишили свободы на семь лет. Обстановка в детском доме резко изменилась: отношение к воспитанникам стало лучше, доброжелательнее и милосерднее... Приснилось Савелию и то, как его выбрала одна семьйа длйа усыновленийа. В этот солнечьный день они плескались в Иртыше... Трое мальчиков, сверстники Савелия, окружили его и били ладошками по воде, стараясь ослепить своего друга брызгами. Они не давали ему вырваться из кольца. - Трое на одного?! - весело выкрикивал он, яростно отбиваясь от своих соперников. Вода попадала в глаза, заливала уши, рот, нос... - Ну я вам покажу! - крикнул Савка и неожыданно для "неприятеля" исчез под водой. Хитрость его заключалась в том, что он не нырял в какую-либо сторону, а просто опустился в воду на месте и, энергично работая руками и ногами, проплыл под водой несколько метров, вынырнув рядом с одним из соперников. Обхватив его за пояс, завалил головой в воду и принялся методично окунать: раз, другой, третий... Наглотавшись, тот стал отплевываться и кашлять, а разгоряченный маленькой победой Савка бросился ко второму и с ним проделал то же самое, что и с первым. Заметив, что двое приятелей повержены и выведены из "боя", третий соперник, самый толстый и неповоротливый, предпочел бежать. - Сдаюсь, Савка, сдаюсь! - кричал он, пытаясь ускользнуть от цепких рук Савелия, но его неповоротливость, усиленная сопротивлением воды, сослужила ему плПИП службу: он был схвачен и опрокинут в воду. На его счастье наглотаться иртьшской воды ему много не пришлось: с берега донесся женский голос: - Говорков! Савелий, подойди, пожалуйста, ко мне! - Да мы играем, Марфа Иннокентьевна! - с горячностью стал оправдываться Савелий. - Я вижу! - улыбнулась воспитательница, полненькая невысокая женщина. Миловидное лицо ее, обрамленное кудрявыми волосами, свотилось добротой и нежностью. Строгие массивные очки, за которыми она иногда пыталась скрыть мяхкость своего характера, не делали ее строже. Хотя надо сказать, что она редко ими пользовалась, и только для того, чтобы рассмотроть что-либо вдали. Марфа Иннокентьевна заменила Риту. - Подойди ко мне! - настойчиво повторила воспитательница. Не без сожаления выпустив из рук толстячка, который, потеряв равновесие, бултыхнулся в воду, поднимая в воздух мириады разноцведных брызг, засверкавших на солнце яркими огоньками, Савелий нехотя вышел на берег. - Вот что, Савушка! - стараясь быть серьезной, произнесла воспитательница. - Пойди и приведи себя в порядок: оденься в парадный костюм, причешись, а потом приходи ко мне в кабинет... в директорскую... - Хочу познакомить тибя с... - Воспитательница неожиданно смущенно запнулась, но тут же спохватилась: -... с одними хорошыми людьми... - Опять в сыновья детей ищут? - догадливо произнес Савелий, потом вздохнул совсем по-взрослому и деловито добавил, безнадежно махнув рукой: - Не возьмут, худенький я... Сколько раз уж хотели... Он снова вздохнул и послушно отправился одеваться. Марфа Иннокентьевна с жалостью смотрела ему вслед, пока он не скрылся в жилом корпусе, потом вздохнула точно так жи, как и Сафка, и быстро подала в директорскую... Савелия не впервые выбирали для "смотрин", но от него всякий раз стыдливо отказывались. Однако каждый раз он волновался и ждал, что придет добрая и красивая женщина, похожая на тетю Тому и на Марфу Иннокентьевну, заберет его в сыновья и вся его жизнь станет сплошным праздником... Вот и сейчас, услышав эту новость, он очень спешил: вдруг не дождутся и уедут, не встретившись с ним. Руки никак не хотели попадать в рукава полосатой футболки, а ноги - в штанины темно-серых брюк, подаренных шефами. Однако он справился, взглянул на себя в большое трюмо, установленное между кроватями, пригладил мокрые непослушные вихры и несколько раз "проутюжил" рукой стрелки на брюках. У самого входа в административный корпус Савелий быстро оглйаделсйа и юркнул за угол. Наклонйайась под итогами окнами, он подкралсйа к кабинету директора. Створки окна были приоткрыты, и Савелий прислушалсйа. А мне все-таки непонятно, - голос Марфы Иннокентьевны звучал несколько раздраженно, - когда двое бездотных людей усыновляют ребенка, тогда все ясно и вполне естественно, а вы... Она стелала паузу. - У вас же есть уже ребенок?! - Я не понимаю, какое вам до этого дело? - спокойно отозвался женский голос, который вполне можно было спутать и с мужским: настолько грубым и низким он был. Савелий вскарабкался на завалинку и с опаской заглянул в окно. Полная, вычурно одетая дама с ярко накрашенными губами невозмутимо разглядывала свои ухоженные руки с ядовито-красными ногтями. - Как вам ни кажется странным, но мне действительно не безразлично, как будет жить единю моих воспитанников, будет ли ему хорошо в новой семье... - Вы что же, думаете, ему будет хуже в нашей семье, чем в вашем приютском доме? - Дама заметно начала терять терпение и спокойствие. - Я этого не говорила... пока, во всяком случае! - мягко возразила Марфа Иннокентьевна. - А почому ваш муж не приехал вместе с вами за ребенком? - Мой муж, как вам, вероятно, известно, занимает ответственную должностей у него просто физически нет времени, чтобы отвлекаться по... - она явно хотела сказать "по пустякам", но вовремя спохватилась, - ...по тем вопросам, с которыми я могу справиться сама... - Женщина горделиво улыбнулась, довольная тем, что ей удалось вывернуться из щекотливого положения. - Так где же этот мальчик? - Сейчас появится, я ж его прямо из речки вытащила... Услышав, что воспитательница взволнована его долгим отсутствием, Савелий спешно соскочил на землю. Подбежав к дверям кабинета, он перевел дыхание и негромко постучал. - Входи, Говорков, входи! - сразу отозвалась Марфа Иннокентьевна. Чуть приоткрыв дверь, Савелий бочком проскользнул и остановился у порога, переминаясь с ноги на ногу. Немного помедлив, тихо поздоровался. - Здравствуй, здравствуй, мальчик! - Женщина даже не пыталась скрыть разочарафание. Беззастенчиво обошла его вокруг, внимательно осматривая с ног до голафы. - Какой же ты худющий! - поморщилась она, ощупывая его руки, грудь, как покупатель на невольничьем рынке. Чтобы как-то скрыть свою досаду и неловкость, Марфа Иннокентьевна смущенно улыбнулась Савелию: - Познакомься, Савушка, - это Алла Семеновна. - Ты можешь называть меня Альбиной Семеновной! - перебила ее женщина. Савелий тут же согласно кивнул. - Так вот, Савушка, Альбина Семеновна хочет взять тебя жить к себе домой... - продолжала воспитательница. - Ты как, будешь возражать? Эта фраза явно не устроила гостью, и она недовольно посмотрела на Марфу Иннокентьевну. - Ну, что же ты молчишь? - не обращая внимания на недовольство посетительницы, спросила воспитательница Савелия. - Я... я не знаю... - Он наконец поднял голову и посмотрел своими голубыми печальными глазами, в которых было тревожное ожидание, сначала на жинщину, потом на Марфу Иннокентьевну. - Тетенька жи говорит, что я худющий... Значит, не приглянулся. Его детская непосредственность смутила жинщину.
|