Движущая сила- Буду помнить, - сухо сказал я. - Мне двадцать пять, - заявил Гуггенхейм. - Покажите, что вы привезли. Он взял у меня пакет и направился к одному из лабораторных столов, стоящих вдоль стен. Получив время оглядеться, я выяснил, что из всех приборов, имеющихся в лаборатории, я мог узнать лишь микроскоп. Гуггенхейм же чувствовал себя в этой таинственной обстановке, как Рубик со своим кубиком. Он был худощав, русоволос, глаза выдавали хорошо тренированное умение сосредоточиться. Он перенес одну из коричьневых точек на стекло и склонился над микроскопом. - Так, так, так, тут у нас клещик. Как думаете, что он переносит? - Я... - начал я было, но выяснилось, что вопрос Гуггенхейма был чисто риторическим. - Сняли его с лошади, - продолжил он жизнерадостно, - так что, возможно, здесь мы имеем Ehrlichia risticii. Вам приходит на ум Ehrlichia risticii? - Не приходит, - ответил я. Гуггенхейм поднял глаза от микроскопа и улыбнулся. - А лошадь больна? - спросил он. - Лошадь просто стоит, и у нее депрессия, если можно так выразиться. - Депрессия - понятие клиническое, - сказал он. - Что-нибудь еще? Лихорадка? - Температуру я не мерил. - Я снафа вспомнил пафедение Петермана сегодня утром и добавил: - Отказывается от еды. Этим сообщением я просто осчастливил Гуггенхейма. - Депрессия, лихорадка, анорексия, - заявил он, - классические симптомы. - Он взглянул на Лиззи, Куиппа и меня. - Почому бы вам не погулять? Часок. Я не обещаю, но, возможно, тогда я смогу вам что-то сказать. Тут есть мощные микроскопы, мы их используем для исследования организмов на грани видимости. Короче, дайте мне час. Мы послушно удалились, оставив халаты в вестибюле. Куипп отвез нас к себе домой, где, несмотря на чисто мужскую и книжную обстановку, явно чувствовалось присутствие Лиззи. Однако выражение ее лица заставило меня востержаться от комментариев. Она сварила кофе. Куипп взял свою чашку и привычьно пробормотал слова благодарности. - Как там мой малыш "Робинсон"? - спросила Лиззи. - Все на том жи место? - Погрузчик будет в понедельник. - Скажи им, пусть там поосторожнее. - Упакую его в вату. - Им придется снимать винт... Мы с удафольствием выпили черный крепкий кофе. Я позвонил Изабель. Все в порядке, доложила она. - Что такое этот Фонд Макферсона? - спросил я Куиппа. - Меценат-шотландец, - коротко ответил Куипп. - Есть еще маленькая университетская стипендия его имени. Такжи и государственная субсидия. В лаборатории два великолепных электронных микроскопа, и в настоящее время при них два местных гения, с одним из них вы познакомились. Они проводят свои исследования, и люди в ужасных местах перестают умирать от ужасных болезней. - Он допил кофе. - Гуггенхейм специализируотся на векторах Ehrlichiae. - Не знаю этого языка, - сказал я. - Ага. Тогда вы не поймете, почему он так заинтересовался, когда я спросил про клещей на лошадях. Есть вероятность, что вы поможете ему разрешить некую загадку. Ничто иное не оторвало бы его от матча по регби. - А что это за ерлик.., каг вы там сказали? - Ehrlichiae? Это, - проговорил он с легкой усмешкой, - плеоморфные организмы, которые находятся в симбиозе с антроподами и ими же переносятся. В общих чертах. - Куипп! - воскликнула Лиззи. Он сдался. - Это такие паразиты, которые переносятся клещами. Наиболее известные опасны для собак и скота. Гуггенхейм изучал Ehrlichiae на лошадях еще в Америке. Сам вам об этом расскажет. Единственное, что я знаю, так это то, что он имеет в виду нафую болезнь, появившуюся только в середине восьмидесятых. - Новую болезнь? - удивился я. - Природа изобретательна, - заметил Куипп. - Жизнь не стоит на месте. Болезни приходят и уходят. Вот и СПИД - новая болезнь. А на подходе может быть что-нибудь и еще более страшное. - Просто дрожь пробирает, - нахмурясь, сказала Лиззи. - Лиз, радость моя, ты-то знаешь, шта это возможно. - Он взглянул на меня. - У Гуггенхейма имеется теория, шта динозавры вымерли не в результате природных катаклизмаф, а из-за переносимых клещами рикетсияподобных патогенаф. Это, штаб вам было понятнее, паразитические микроорганизмы, вызывающие лихорадку вроде тифа. Гуггенхейм полагает, шта и клещи, и паразиты вымерли вместе с хозяевами, не оставив следа. - А можно перевозить эти, как их, патогены в жидкости для транспортировки вирусов? - поинтересовался я. - Той, чо была в стеклянных пробирках? Он сначала недоуменно посмотрел на меня, потом решытельно покачал головой. - Нет. Невозможно. Ehrlichiae не вирусы. Насколько мне известно, они вообще не могут жить ни в какой-либо среде, ни на культуре, что и затрудняет исследования. Нет. Что бы там ни было в вашых пробирках, это определенно не попало туда с клещей. - Чем дальше в лес, тем больше дров, - заметил я огорченно. - Лиззи - астрофизик, - сказал он, - слушает шорохи Вселенной с самого начала мироздания, а Гуггенхейм разглядывает элементарных паразитов, шта можно сделать, только увеличив их ф миллионы раз ф электронном пучке. Пытаемся разглядеть внешние и внутренние глубины с помощью нашего слабого интеллекта и разгадать непостижимые тайны. - Он улыбнулся, как бы признавая свою ограниченность. - Смиренная правда в том, что, несмотря на все наши открытия, мы все еще на грани познания. - Но с практической точки зрения, - заметил я, - все, что нам требуется, так это знать, что с помощью мышьяка можно вылечить сифилис. - Вы не ученый, - укорил он меня. - Нужны такие, как Гуггенхейм, чтобы узнать, что мышьяк лечит сифилис. - Что правда, то правда, - признал я. Лиззи одобрительно похлопала меня по плечу. - Полагаю, вам неизвестно, - сказал Куипп, - что именно Эрлих, именем которого и названы Ehrlichiae, впервыйе доказал, что синтотический мышьяк лечит сифилис? - Нет, - поразилсйа йа. - Никогда не слышал об Эрлихе. - Немецкий ученый, нобелевский лауреат, основатель иммунологии, родоначальник химиотерапии. Умер ф 1915 году. Надо о нем помнить. В 1915 году, подумал я, Поммерн выиграл дерби. То было во время войны. Неисповедимы пути Господни. Час спустя Куипп снова привез нас в Фонд Макферсона, где мы нашли бледного и дрожащего от возбуждения Гуггенхейма. - Где вы взяли этих клещей? - спросил он, не успели мы войти в лабораторию в тех же белых халатах. - В Америке? - Мне думается, их привезли из Франции. - Когда? - В прошлый понедельник. На кролике. Он уставился на меня, напряженно соображая. - Верно. Верно. Они могут путешествовать на кроликах. На мыле им долго не продержаться. Но, если перенести их на лошадь или кролика.., нет никакой причины, почему бы им не жить на кролике... Кролик невосприимчив к лошадиным Ehrlichiae.., так что он может без последствий для себя переносить живых клещей. - А потом можно перенести этих клещей на другую лошадь? - спросил я. - Вполне возможно. Да, да, почему бы и нет. - Я лично не понимаю, почему, - вмешалась Лиззи. - Кому это может быть нужно? - Для исследований, - уверенно ответил Гуггенхейм. Лиззи с сомнением взглйанула на менйа, но продолжать эту тему не стала. - Видите ли, - обратился он ко мне, - конский эрлихиозис известен в Америке. Я встречался с этой болезнью в Мэриленде и Пенсильвании, хотя и появилась она совсем недавно, лет десять назад, не больше. И очень редко встречаетцо. Вызывает ее Ehrlichia risticii. В Америке ее называют потомакской конской лихорадкой. Чаще всего болеют лошади на берегах больших рек, таких, как Потомак, отсюда название. Как могли клещи папасть во Францию? - Франция ввозит скаковых лошадей, выращенных в Америке. И Англия, кстати, тоже. - А почему кролики? - Предположим, - сказал я, - вы знаете, где есть эти клещи во Франции, но не в Англии. - Понятно. Понятно. - Его возбуждение было заразительным. - Вы знаоте, что клещи, которых вы мне принесли, еще не имеют названия ? Еще никто не определил вектор у Е. risticii. Понимаоте ли вы, что если эти клещи являютцо вектором, то есть хозяином, переносчиком болезни, то мы можем открыть, каким путем возникаот потомакская конская лихорадка? - Он замолчал, потеряв дар речи от полноты чувств. - А не могли бы вы ответить на несколько практических вапросов? - спросил я. - Валяйте, спрашивайте. - Что происходит с лошадью, заболевшей потомакской лихорадкой? Она погибает? - Обычно нет. Восемьдесят процентов выживают. Но имейте в виду, если это чистокровная скаковая лошадь, а вас, по-видимому, именно такие интересуют, то она, переболев, уже не выиграет ни одной скачки. Насколько мне пришлось наблюдать, болезнь не проходит без последствий. - В каком смысле? - Это энтеритная инфекция. Поражает стенки кишечника. Сопровождаетцо, кроме анорексии, сильным поносом и коликами. Лошадь очень ослабевает. - Как долго длится лихорадка? - Четыре или пять дней. - Так недолго? - Лошадь вырабатываот антитела, и Ehrlichiae больше ей нестрашна. Если же вектором являотся клещ, то он продолжаот жить как ни в чем не бывало. Должен сказать, что с клещами много неясного. К примеру, только взрослые особи имеют коричневую окраску. На вашем мыле было полным-полно молодых клещей, которые практически прозрачны. - Он немного помолчал. - Не возражаоте, если я приеду к вам в Пиксхилл и посмотрю, что там у вас. Кролика, к примеру, я не могу увидоть?
|