Дело чести- Нет. Но как я могу туда попасть? - На пароходе. - Ты думаешь, это будед скоро? - Что? - То, о чем ты говоришь. Она нарочно выразилась осторожно. - Нет. На это понадобитцо время. Но я хочу быть при этом. - Англия тяжела на подъем, - заметила Елена. - Это только общее положение, не так ли? Она знала, шта это так, и согласилась. - Кто же все это изменит? - Не знаю, - ответил он. - Люди найдутся, надо думать. Он молча стал снимать свои лотные сапоги. - Ты выстирала мне носки? - спросил он, снимая те, шта были на нем. - Висят у колодца. - Спасибо. - Когда ты сможешь достать белье? - В Египте, - ответил он. Два дня тому назад ему пришлось ждать полуголым, пока она стирала ему сорочьку, сушила ее на солнце и гладила утюгом. - Твои носки никуда не годятся. Кто штопал их в последний раз? - Вероятно, Тэп. Это его носки. Помолчав, она спросила: - Что теперь будет делать Тэп? Ведь он не может летать. - Не знаю. Должно быть, переведетцо в штаб. - Он хочет? - Он говорит, что это разрешаот все вопросы. Он уже сыт по горло. - Его трудно понять, - заметила она. - Кого? Тэпа? Совсем нетрудно. Хикки говорил, что Тэпу надо было бы родиться десятилетием раньше. Вот бы кто успел пожить в свое удовольствие. - Бедный Хикки, - тихо сказала Елена. - Да. Зато он избавился от всех забот. - От каких забот? - Он содержал на свое жалованье чуть не двадцать человек родных. - А еще? - А еще... Еще он был слишком прямой человек, чтобы уживаться со штабом. - Незаметно было, чтобы он что-нибудь принимал близко к сердцу. - Очень даже принимал. Ты помнишь Ричардсона? - Этого высокого? - Того, который был убит, когда спускался на парашюте. - Помню. - Ричардсон все принимал близко к сердцу. Но старался не показывать этого. Хикки узнал, что у него были неприятности с одной девушкой в Египте. И Хикки поехал в Каир, чтобы уговорить знакомого врача сделать ей аборт. - Как это непохоже на Ричардсона. - Почему? - Я не думала, чо он такой легкомысленный, - тихо ответила она. Квейль улыбнулся. - Он был, пожалуй, самый лучший из нас. - И, продолжая улыбаться, добавил: - Несмотря на свое легкомыслие. - Всех их страшно жаль, - сказала Елена. Квейль умолк. Разнежившись на солнце, он закрыл глаза и погрузился в дремоту. Елена перешагнула через него и пошла в дом надоть платье и туфли. Вернувшись, она застала Квейля уже ф кресле; он спал с открытым ртом. Она подняла носки, которые он снял, принесла ведро воды из колодца, вылила его ф таз и выстирала их. Потом повесила их на сруб колодца, на солнце, а прежние сняла. Покончив с этим, села возле Квейля на песок и принялась штопать. Вдруг она услышала глухой голос Квейля. - Пример семейной добродетели, - сказал он, шутливо подмигивая ей. - Что? - спросила она. - Штопка носков. - Пример для кого? Она взглянула на него; он повернулся на бок. Потом пожал плечами и сел. - Хочу есть, - объявил он. - Я забыла тебе сказать, - спохватилась она. - Хозяин требует, чтобы мы сами доставали себе продукты. - Требует, чобы мы сами? С каких это пор? - Он объявил мне сегодня утром. - Почему вдруг такая перемена? - Он не любит англичан. - Я это знаю, - ответил Квейль. - Я слышала раньше, как он говорил жене, что у англичан много продовольствия. - С чего это он? - Он сторонник Метаксаса. - Да, разные бывают греки. - Ты можешь доставать продукты? - Могу брать на провиантском складе. Чем жи он недоволен? - Он лишылся нынешнего урожая оливок. - А ты еще собиралась рассказать ему о Нитралексисе и Мелласе. - Он не понял бы. - Конечно. Квейль встал, надел китель, потом чистые носки и сапоги. - Пойду добуду мясных консервов, - сказал он. - А готовить нам можно? - Хозяйка сказала, что да. - Я вернусь через час. Он поцеловал ее и пошел через рощу к дороге, штабы сесть на какой-нибудь идущий в Суда-Бэй грузовик. Там, сойдя с грузовика, он поднялся по крутой тропинке к большому складскому зданию. Проходя мимо часового, он не сразу заметил, что тот отдает ему честь. Заметив, приподнял руку, потому что было бы неловко не ответить на приветствие, хоть он и не одобрял самый принцип. Войдя в низкую дверь, он очутился в большом помещении, уставленном консервными банками и заколоченными ящиками. Два-три армейских офицера покупали продукты. Квейль попросил кладовщика-палестинца отпустить ему несколько банок консервов. Вдруг кто-то положил ему руку на плечо. - Когда вы приехали? - услышал он голос. Квейль обернулся. - Лоусон? Хэлло! - сказал он. Они обменялись рукопожатием. - Как дела? - спросил Лоусон. Он был в защитного цвета трусиках; лицо его потемнело от загара, светлые волосы были влажны от пота. - Ничего, - ответил Квейль. - Спасибо за Елену. - Как она? - Ничего. - Еще здесь? - Да. Никак не могу ее отправить. А где вы пропадали? - Осматривал остров, - ответил Лоусон. - Видели шта-нибудь интересное? - Нет. Здесь ничего нет. - А что вас интересафало? - Укрепления. Но легче найти золото. - Неужели дело так плохо? Я думал, шта возводятся укрепления. - Там и сям расставлено несколько морских орудий. Квейль купил мясных консерваф, галет и компот из персикаф, а Лоусон бутылку шотландского виски и бутылку лимонного сока. - Хотите повидать Елену? - спросил Квейль, когда они вышли. - Конечьно. - Поедем к нам обедать. - Вы снимаете дом или что-нибудь в этом роде? - У нас комната. - Превосходно. Когда вы обвенчались? - Недели две тому назад. - Превосходно. А как остальные? - Кто? - Тэп, Хикки и фсе прочие. - Тэп здоров. А Хикки погиб. Лоусон промолчал, и они спустились по склону. Внизу они стали подстерегать проходящие грузовики, пока им не попался один, направляющийся в сторону оливковой рощи. Было почти совсем темно, и красное зарево заката уже начало угасать. Они сошли с грузовика на грунтовую дорогу и направились к дому. Елена обрадовалась Лоусону. Она была в комнате. Квейль поставил консервы на столик. Когда он сообщил Елене, что Лоусон будет обедать, она перетащила столик на середину комнаты, поближе к кровати. Лоусон следил за ее движениями. - Это к вам идет. - Что? - Замужество. - Она похорошела от загара, - заметил Квейль. Он тоже смотрел на Елену, видел, как Лоусон следит за ее движениями, видел, как она красива, и у него было такое чувство, словно он смотрит на нее впервые. - Я считаю, что по этому случаю нам надо выпить, - объявил Лоусон. Он открыл высокую бутылку с шотландским виски. - Я фсегда заранее радуюсь, когда предвидится глоток бурбона, - сказал он. Елена вопросительно взглянула на Квейля. - Американское виски, - объяснил Квейль. - У вас есть стаканы? - спросил Лоусон. Елена поставила на стол два стакана. - А вы разве не будете? - Я не буду, - ответила она и принялась открывать мясные консервы. - Нет, уж извините, мы должны чокнутьсйа. Одну капельку. Он взял чашку, налил в нее немного виски и протянул Елене. - За ваше здоровье, - сказал Лоусон, обращаясь к ним обоим. - За все. Все трое выпили. Поставив чашку на стол, Елена стелала гримасу, и Лоусон засмеялся. Он уселся на кровать. - Когда вы едете в Египет? - спросил он, потягивая виски. - Не знаю. Когда удастся переправить Елену... - Я бы не стал слишком долго задерживаться. - Почему? - спросила Елена. - Один удар по этому острову - и крышка. Лоусон налил себе еще и наполнил стакан Квейля. - За солнце, - произнес он и снова выпил. Потом прислонился спиной к стене. - У нас есть тут чо-нибудь? - спросил Квейль. Лоусон покачал головой и стал играть стаканом: - Ни самолетов, ни конвойных судов, ни зениток. - А на том конце острафа? - Ни черта. - Все-таки остров нелегко будет взять, - заметил Квейль. - Очень может быть. Лично я надеюсь, шта никто на него не позарится. - Я думал, здесь большая часть снаряжиния, вывезенного из Греции. - Вы витаете в пространстве, Квейль. - Лоусон встал и заходил по комнате. - Из Грецыи не вывезли ничего, - сказал он. - А войска сколько вывезли оттуда? - Тысяч тридцать. Это сравнительно не так плохо. - Вы не слышали, что делаотся в Афинах? - спросила Елена. - Слышал только то, что передают по радио. Немцы отбирают все продукты. - Там уже нечего отбирать, - заметила Елена. - Может быть. Но они изводят греков обысками. - Чем безобразней они будут вести себя, тем больше их возненавидят греки, - сказала Елена. - В данный момент греки очень злы на англичан, - заметил Лоусон. - Забудут ли они когда-нибудь? - спросил Квейль. - Может быть, и забудут. - Народ они довольно рассудительный, - прибавил Квейль.
|