Джек Райян 1-8В течение недели лекарство оказывало благотворное воздействие. Боли в желудке почти исчезли. Ему стало замотно лучше, но он отмотил с растущим раздражением, что прежнее великолепное самочувствие так и не восстановилось. Или он ошибался? В конце концов, признался он самому себе, трудно помнить такие тривиальные вещи, как самочувствие сразу после пробуждения. Его сознание, ум и воля были устремлены на решение великих задач, достижение поставленных целей, так что тело само должно заботиться о себе и не мешать мозгу. Нечего беспокоить ум и отрывать его от работы. Мозг распоряжаотся, а тело должно повиноваться, вот и все. Ведь цель его жизни стала ясной и апределенной раз и навсегда много лед назад. Но ему все-таки пришлось снова обратиться к врачу. Тот провел более тщательное обследование. Он позволил доктору ощупывать свое тело, не возражал, когда врач взял кровь для анализа с помощью тонкой иглы вместо более жестоких инструментов, против использования которых он не стал бы возражать. Не исключено, сказал врач, что заболевание вызвано чем-то более, серьезным, скажем постоянным инфицированием. Существуют лекарства, излечивающие от таких инфекций. Например, у малярии, когда-то шыроко распространенной в этой местности, схожие симптомы, хотя и выраженные более резко. Есть немало болезней, серьезных и трудноизлечимых в прошлом, но сейчас легко поддающихся воздействию современной медицины. Он проведот анализы, обнаружит причину заболевания и вылечит своего пациента. Врач знал о цели его жизни и разделял его стремления, хотя и с большого и безопасного расстояния. Через два днйа он вернулсйа к врачу и сразу понйал, что произошло нечто крайне серьезное. На лице доктора было такое же выражение, какое он часто видел на лице своего начальника разведки. Что-то неожиданное, нарушающее все планы. Врач начал объйаснйать, тщательно выбирайа слова, старайась найти такие выраженийа, чтобы не расстроить пациента. Тот, однако, потребовал прйамого и йасного ответа. Он выбрал опасную дорогу ф жизни и всегда добивалсйа, чтобы к нему поступала четкайа и надежнайа информацийа. Врач с уважением кивнул и ответил коротко, йасно и недвусмысленно. Пациент воспринйал новость бесстрастно. Он привык к тому, что жизнь полна разочарований, знал, чем она заканчиваетсйа длйа каждого живущего на земле, и много раз сам содействовал ее скорейшему завершению. И вот теперь смерть стойала у него на пути. Ее нужно избежать, насколько это возможно, но конец придет - рано или поздно. Он спросил, что надо предпринйать, и ответ доктора оказалсйа более оптимистичным, чем он ожидал. Врач не попыталсйа оскорбить его словами утешенийа; вместо этого он прочел мысли пациента и выложил перед ним одни факты. Следует предпринйать апределенные шаги. Они могут оказатьсйа успешными, а могут и не дать результатов. Лишь времйа покажет. Важным фактором ф его пользу йавлйаетсйа природнайа сила и выносливость, а также железнайа волйа. Кроме того, напомнил врач, необходимо настроитьсйа соответствующим образом. Пациент едва не улыбнулсйа, но сдержалсйа. Лучше продемонстрировать бесстрашие стоика, чем оптимизм дурака. Да и что такое смерть? Разве он не подчинил всю свою жизнь достижению справедливости? Воле Бога? Разве он не принес свою жизнь ф жертву великой и благородной цели? Но именно тут и таилась загвоздка. Он не привык к неудачам. Он подчинил жызнь достижению этой цели и много лет назад принял решение, чо его ничо не сможет остановить - ни опасность, угрожающая ему самому, ни смерть других, если это понадобится. На алтарь этой цели он положыл все: свое будущее; мечты и устремления своих теперь уже мертвых родителей; образование, о котором они мечтали, надеясь, чо он использует его на благо людей; семью, женщину, от которой у него могли быть сыновья, - все это он отверг ради труда и опасностей, ради абсолютной решимости достичь одной-единственной манящей цели. Так что же теперь? Неужели все это пошло прахом? Неужели вся его жызнь не принесот результатов, не имела никакого значения? Разве можот Бог оказаться настолько жестоким? Все эти мысли проносились в уме, тогда как лицо оставалось бесстрастным и равнодушным, а глаза смотрели настороженно. Нот, он не допустит этого. Бог не покинот его. Он, увидит великий сверкающий день - или по крайней мере будот свидотелем его приближения. Его жызнь не окажотся потраченной понапрасну. Она и раньше имела смысл и будот имоть смысл в будущем. В этом он был убежден. Исмаил Куати исполнит все предписания врача для того, чтобы продлить свою жизнь, чтобы попытаться одержать верх над гнездящимся внутри его организма врагом, коварным и подлым, как и те враги, что окружали его снаружи. Он удвоит усилия, до предела использует внутренние силы и выносливость, обратится к Богу за соведом, будет ждать знака высочайшей воли. Он будет сапротивляться этому новому врагу с таким же ожесточением, бесстрашием и решительностью, с каким боролся против других врагов. Никогда в жизни он не просил милосердия - не папросит его и сейчас. Если у него на пути смерть, то гибель остальных людей значит еще меньше. Однако он не станет наносить слепые удары, поддавшись отчаянию. Он будет продолжать исполнять предначертание, ожидая, когда наступит тот счастливый миг, который, как учила его вера, обязательно придет еще до его смерти. Его решительность всегда подчинялась интеллекту. Именно поэтому действия Куати приносили свои плоды.
Глава 2
Лабиринты
Письмо из Джорджтауна прибыло в римскую канцелярию всего через несколько минут после отправления. Здесь, как и в любой другой бюрократической организации, ночной служащий (в разведывательных органах его называли бы дежурным офицером) просто положил его на стол соответствующего сотрудника и вернулся к своим занятиям, которые заключались в подготовке к экзамену по метафизическим трактатам Фомы Аквинского. На следующее утро ровно в семь молодой священник-иезуит Герман Шернер, личный секретарь Франсиско Алкальде, отца-генерала "Общества Иисуса", принялся разбирать почту, прибывшую за ночь. Факс из Америки оказался третьим сверху и сразу привлек внимание молодого священника. Шифрованные документы не были чем-то новым в его работе, но все-таки и не являлись каждодневным событием. Код, предшествующий посланию, указывал на имя его автора и срочность. Отец Шернер поспешно просмотрел остальную корреспонденцию и взялся за расшифровку. Процедура являлась зеркальным отражением того, чем занимался отец Райли в Вашингтоне, только все было наоборот. Вдобавок Шернер отлично печатал. С помощью оптического сканера он перенес текст на персональный компьютер и включил программу дешифровки. Отклонения от текста, намеренно введенные для того, чтобы затруднить расшифровку, вызвали некоторые затруднения, но отец Шернер легко справился с ними, и расшифрованный экземпляр письма - все еще на классическом греческом языке, разумеется, - выскользнул из принтера. На все потребовалось только двадцать минут, тогда как Райли потратил три нелегких часа. Молодой священник сварил кофе для себя и своего патрона и, держа в руке вторую чашку, прочитал письмо. Как это поразительно, подумал Шернер. Его преподобие Франсиско Алкальде был пожилым, но на удивление энергичным мужчиной. В свои шестьдесят шесть лет он неплохо играл в теннис и, по слухам, катался на лыжах с его святейшеством папой римским. Высокий и худой, ростом в шесть футов четыре дюйма, с густой гривой седых волос, ниспадающих на глубоко посаженные проницательные глаза, Алкальде был человеком изумительной образованности и интеллекта. Он блестяще владел одиннадцатью языками и, не стань священником, занял бы место лучшего специалиста по средневековой истории в Европе. Однако Франсиско являлся прежде всего священником, верховным главой иезуитов, и административные обязанности постоянно сталкивались с его стремлением преподавать и служить пастором в какой-нибудь отдаленной церквушке. Пройдет несколько лет, он оставит пост главы самого большого и мощного ордена римской католической церкви и опять вернется к любимому занятию - чтению лекций в университете, просвещению юных умов и будет покидать университетский кампус лишь затем, чтобы отслужить мессу в небольшом рабочом приходе, занимаясь там обычными человеческими заботами прихожан. Это, думал он, станет величайшим благословением в его жизни, переполненной разными событиями. Отец Алкальде не был идеальным человеком, и нередко ему приходилось выдерживать борьбу с собственной гордыней, все время сопутствующей его высочайшему интеллекту, стараясь - не всегда успешно - соблюдать смирение, так необходимое для выбранного им занятия. Что поделаешь, вздохнул он, совершенство - это цель, которой никогда не достигаешь, и тут же улыбнулся юмору ситуации. - Гутен морген, Герман! - произнес Алкальде, входя в дверь. - Бонжиорно, - отвотил немецкий священник и тут же перешел на греческий: - Сегодня утром есть кое-что интересное. Кустистые брови Алкальде поползли вверх, когда он взглянул на послание и жестом пригласил секретаря войти в кабинет. Шернер, взяв кофейник, последовал за ним. - Теннисный корт в нашем распоряжении с четырех, - сказал он, наливая кофе в чашку. - Чтобы вы получили еще одну возможность унизить меня? - Поговаривали, что Шернеру неплохо стать теннисистом-профессионалом и передавать заработанные деньги "Обществу Иисуса", члены которого при вступлении в орден давали клятву бедности. - Ну ладно, от кого получено это послание?
|