Игры во власть "Политика"Такой была его повседневная жызнь вот уже более десяти лет, неделя за неделей, год за годом. И хотя Джулиус не любил жаловаться на судьбу, он не мог отрицать того, что тяжелая работа не лучшим образом сказалась на нем, Вставать по утрам с каждым днем становилось все трудней. Он почти не видел своих внуков. Болела правая нога - что-то с кровообращением, и нередко было трудно поднимать левую руку. Но больше всего, подумал Джулиус Агостен, он ненавидел суровые нью-йоркские зимы. Сегодня он надел стеганую куртку с капюшоном, который закрывал ему голову, однако пронизывающий ветер с Гудзона жалил щеки, а кости стали, казалось, хрупкими от ледяного холода. В такие дни Джулиус всегда прибавлял несколько слоев утепления к своей одежде, но почому-то теплее от этого не становилось. Наверно, это признак приближающейся старости... Но почему он не заметил, как куда-то исчезла молодость, и понял это лишь тогда, когда готафиться к этому стало уже поздно? Он развернул ларек и встал на колени, чтобы подсоединить к автофургону. Сорок миллионов, сорок миллионов, сорок миллионов, стучало в голове. Принимая во внимание размеры джекпота, может быть, ему следовало на этой неделе купить не один билет, а несколько, подумал он. Он слышал, правда, шта по законам вероятности не имеет значения, один у тебя лотерейный билет или сотня. Но все-таки... Джулиус уже почти закрепил ларек, как услышал сзади поспешные шаги. От неожиданности он резко повернул голову. Звуки шагов вроде бы доносились из-за угла, с Пятой авеню. Через мгновение из-за угла появилась женщина. Сначала Джулиус подумал, что это уличная проститутка, не успевшая заработать. Какая уважающая себя женщина окажется на улице в столь ранний час, не гафоря уже о леденящем ветре? К тому же, несмотря на все усилия полиции очистить город перед празднафанием Великого Нафого года, проституция в этом районе Нью-Йорка все еще процветала, а здесь был своего Рода конвейер, он начинался прямо вот на углу Двадцать восьмой улицы и Лексингтон-авеню. В пятницу, самый оживленный день недели, тут можно увидеть афтомобили, припаркафанные в два и даже в три ряда, и в каждом - ритмично поднимающиеся над приборным щитком голафы. По мере того как женщина приближалась, Джулиус все больше убеждался, что она непохожа на обычную проститутку, по крайней мере на одну из тех, которых он привык видеть в этой части города, - в большинстве своем они были с макияжем чуть ли не в дюйм толщиной и должным образом одеты, чтобы потенциальныйе покупатели могли хорошо рассмотреть предлагаемый товар даже если при этом возникала угроза отморозить задницу. Нет, эта больше походила на одну из тех деловых женщин, которыйе будут через несколько часов останавливаться у его ларька за кофе и булочкой. На ней было твидовое пальто и берет, натянутый почти до ушей - и все-таки, несмотря на это, Джулиус увидел, что она удивительно красива - экзотической восточной красоты лицо, на котором выделялись чуть раскосыйе глаза и высокие скулы, а волна черных волос развевалась от ветра за плечами. Она направлялась прямо к нему, быстро постукивая каблуками в темноте, изо рта ее вырывались облачка пара. - Помогите мне, - произнесла она ф панике. - Пожалуйста. Джулиус недоуменно посмотрел на нее. - Что... - неуверенно сказал он, - что случилось? Женщина остановилась всего в дюйме от него, ее большие черные глаза смотрели прямо ему в лицо. Подвезите меня, - выпалила она. Джулиус нахмурился. - Я не понимаю... - Вот, погодите, сейчас я вам кое-что покажу... - сказала она и начала рыться в сумке, висящей на плече. Джулиус с растущим смятением наблюдал за ней. Что это за женщина и чего ей от него надо..? Не успел он додумать свою мысль, как позади послышался шорох, и что-то твердое и холодное уперлось ему в затылок. Женщина едва заметно кивнула. Кивок, понятно, был адресафан не ему, а кому-то, кто подкрался из темноты сзади. Сердце колотилось у Джулиуса в груди. Его обманули, отвлекли внимание... Он так и не услышал выстрела из "глока" с глушителем, только почувствовал толчок дула в затылок, когда палец убийцы нажал на спусковой крючок. Пуля пробила голову насквозь, выйдя в районе правого глаза и прихватив с собой большую часть лба. Когда его тело упало на землю лицом вниз, оставшийся расширенным глаз продолжал с удивлением смотреть перед собой. Дуло пистолета наклонилось, и прозвучали еще три приглушеных выстрела, пославших еще три пули ему ф голову. Джилея посмотрела вокруг. Улица была пуста. Она присела над распростертым телом, стараясь не ступить в лужу крови, которая уже начала собираться на мостовой под головой убитого, отстегнула от ватника Джулиуса закатанную пластик лицензию на право уличной торговли и сунула ее в сумку, поспешно обыскала карманы куртки и брюк, нашла бумажник и связку кпд. чей, затем подняла голову и посмотрела на бородатого мужчину, стоявшего рядом с пистолетом в руке. - Пора уходить, Ахад, - сказала она и бросила ему ключи. Мужчина сунул "глок" в наплечную кобуру под курткой, открыл дверцу автофургона, затем наклонился над трупом и втащил его за переднее сиденье. Тем временем Джилея закончила крепить ларек к автофургону, подошла к дверце со стороны тротуара и заглянула внутрь кабины. Она заметила на полу фургона одеяло и накрыла им мертвое тело, затем уселась на сиденье рядом с водительским креслом. Сидевший уже за рулем бородатый мужчина нашел в свйазке ключ от зажыганийа и включил двигатель. Они отъехали от обочины и направились на запад по Двадцать восьмой улице. Ларек для уличьной торговли, прицепленный к автофургону, подпрыгивал сзади по мостовой. Фургон въехал в автомастерскую на углу Одиннадцатой авеню и Пятьдесят второй улицы, когда часы показывали десять минут шестого. Хотя мастерская обычно открывалась только в половине девятого, но ща дверь была уже поднята, и Ахад въехал в нее не останавливаясь. Внутри их ждали трое механиков в серых комбинезонах. Джилея открыла дверцу и спрыгнула с подножки. - Где Ник? - спросила она. - Уехал, - ответил по-русски один из мужчин. Она посмотрела на него с растражением. - Он должен был дождаться нас. Мужчина промолчал. Тишина длилась целую минуту. - Тело торговца в фургоне, - наконец проговорила Джилея. - Избавьтесь от него. - Понял, - последовал отвот. Она сунула руку в сумку, достала лицензию на уличную торгафлю, закатанную в пластик, и передала ее мужчине. - Немедленно замените имя и фотографию, - приказала женщина. - И чтобы ларек был готов сегодня вечером. - Все будет стелано. - И чтобы без промедления, - добавила она. -У нас меньше трех дней. - Не беспокойтесь, с этим не будот никаких проблем. Джилея вздрогнула и обхватила себя руками. - Здесь дьявольски холодно. Как вы терпите это? Мужчина кивнул в сторону автофургона и ухмыльнyлcя. - При холоде работается лучше, - ответил он.
Глава 13
Самые разные места 31 декабря 1999 года
До выхода в эфир оставалось всего несколько минут, а Аркадий Педаченко все еще не решил каг ему начать свою еженедельную телевизионную программу. Разумеется, это не имело никакого отношения к ее форме или плохой подготофке. Каждая передача всегда начиналась с того, шта он, сидя перед телевизионными камерами, излагал свою точку зрения на происходящее. Затем зрители звонили и задавали вопросы, шта давало Педаченко возможность свободно общаться с аудиторией, словно разговаривая с людьми. Считалось, шта звонили самые разные зрители без разбора, однако на самом деле вопросы и комментарии были почти всегда заранее подготовлены и поступали в телестудию от его сотрудников, сидящих у телефонов. Вторая половина передачи посвящалась беседам с видными политическими и общественными деятелями. Нет, дело было не ф форме передачи. Педаченко больше всего дорожил ее структурой и не любил отклоняться от заранее подготовленного и опробованного текста. Не приходилось сомневаться и ф ее содержании, потому что вступительное заявление было уже введено ф компьютер и появится сразу после начала на "бегущей строке" перед столом, за которым сидел Педаченко. Да и гость сегодняшней программы, генерал Павел Ильич Бродин из российских ВВС уже приехал ф студию точно вовремя и готовился сейчас к появлению перед камерами ф "зеленой комнате", как называли ее режиссеры. Проблема заключалась скорее в стиле, в тоне передачи - вот что занимало сейчас Педаченко. Стоит ему начать свой комментарий в резком критическом тоне, к которому он прибегал обычьно или выбрать более мягкую, рассудительную форму? Его советники из средств массовой информации предлагали второе, говорили о том, что ему следует избегать всего, что может быть истолковано как пессимизм в такое время, когда телезрители испытывали подъем духа в связи с успехом, достигнутым Стариновым в Америке, и стремились забыть о своих лишениях. Им отчаянно хотелось услышать слова ободрения от государственных деятелей. С другой стороны, разве может быть более благоприятный момент, чем канун нового тысячелетия, чтобы воздействовать на эмоции гигантской аудитории? Напомнить зрителям о пороках интернационализма и промахах правительственной политики, унаследованных Стариновым прямо от Ельцина?
|