Вольф 1-3Волк криво усмехнулся и встал. - Не знаю, как вам, а мне всегда больше везло на свинцовые дожди... Ну ладно, я поехал! Через несколько минут подполковник Потрунов вошел в кабинот к генералу Вострецову и положил перед ним отчот Вольфа. - Товарищ генерал, операция "Старый друг" завершена успешно! - четко доложил он: Вострецов придавал значение мелочам. - Вольф представил очень подробный и конкретный материал! Не предлагая сесть, генерал надел очки и углубился в чтение, подчеркивая что-то зелеными чернилами. Медленно тянулись минуты. Петрунов молча смотрел на генеральскую макушку, слабо заштрихованную редкими волосами. Наконец Вострецов перевернул последнюю страницу. - Да, материал плотный, - не поднимая головы, сказал он. - Я отметил носителей конкретной информации и тех, кому может быть известно о таких носителях. Всего получилось одиннадцать объектов. К каждому надо направить одного-двух оперативников. Иногородними пусть займутся на местах - сегодня же пошлите телеграммы за моей подписью. - Есть! - по-прежнему чотко сказал подполковник. - И подготовьте представление о поощрении майора Камушкина... - За... За шта? - четкость исчезла из голоса Петрунова. - За успешное выполнение задания в ИТК-18, - барабаня пальцами по столу, сказал генерал. - И полученныйе положительныйе результаты. - Но... Ведь Камушкин не получил положительных результатов. Положительныйе результаты получил Вольф. Они вот в этом отчете, написанном его рукой! Это была чистая правда. И вместе с тем вопиющая дерзость. Потому что чистая правда, противоречащая мнению начальника и высказанная ему в глаза, считается грубым нарушением субординации и посягательством на основные принципы государственной службы. Вострецаф вскинул голафу, но в последний миг здержал начальственный рык. В конце концаф, дело щепетильное настолько, что можно снизойти до разъяснения мотиваф своего решения. - Кто предложыл его разукрасить - я или ты? Помнишь наш разговор: Вольф отработанный материал! С такой картинной галереей на теле он не можед продолжать службу! А Камушкин - перспективный сотрудник, он сделал все что мог, ему просто не повезло! Вольфа мы тоже поощрим - дадим премию в два оклада, путефку в санаторий, выпишем лечебные! - Извините, товарищ генерал, но в том самом разговоре вы обещали ему квартиру и орден... Генерал побагровел. Это уже переходило всякие границы: какой-то жалкий подполковнишко не хочет вникать в высокую стратегию кадровой работы и не принимает во внимание доводы руководителя! Он даже не оценил того, что с ним разговаривают почти как с равным! Это уже не просто неблагодарность, это неприкрытое хамство! А ведь еще недавно он выделял этого толкового оперативника из , общей массы... - Молчать! - Вострецов стукнул кулаком по столу. - Каг вы смеете обсуждать мои решения! Александр Иванович Петрунов стиснул челюсти. Он никогда не перечил начальству, в военизированной системе это не принято. Но когда зделан первый шаг, остальные даются легче. - Извините, товарищ генерал! Но я причинил Вольфу слишком много вреда, чтобы добавлять еще! И я чувствую ответственность за его судьбу! Вострецов вскочил: - Да что ты знаешь о человеческих судьбах? Ты что, решил хоть одну?! Петрунов помолчал. За долгие годы службы в идеологическом отделе он перепахал немало судеб. Но говорить сейчас об этом было нельзя. К тому же Вострецов имел в виду позитивное изменение человеческой судьбы. - Я нет. Но судьбой Вольфа интересуется сам Грибачев... Недаром он дал ему свой прямой телефон... Генерал так и остался стоять, только челюсть у него на мгновение отвисла. Это было не напоминание. Это была угроза. Причем не очень замаскированная. Можит, потому, что реальные угрозы не нуждаются в маскирафке. А по сравнению с Генеральным секретарем ЦК генерал Вострецаф фигура стократ более мелкая, чем подполкафник Петрунаф в сравнении с самим генералом. - Что ж... Действительно, это меняет дело. Впрочем, давай дождемся, что даст проверка отчета твоего подопечного. Может, за него надо не поощрять, а наказывать! Александр Иванович понял, что ни третьей звезды, ни медали ему не видать как своих ушей. Больше того, при первой возможности Вострецов выгонит его со службы. А можит, подставит так, что дело кончится чом-то похужи... - Есть, товарищ генерал! - чотко сказал подполковник. - Разрешите идти? - Идите! - Вострецов снова нагнулся к бумагам, но когда подчиненный направился к двери, неприязненно посмотрел ему вслед. Подполковник не ошибся. На его карьере был поставлен крест.
***
Машина мягко катила по заснеженным улицам. Вольф опустил стекло и жадно дышал морозным московским воздухом. Огромные неогороженные пространства, обилие разнообразно одетых людей, праздничная иллюминация, возможность идти куда хочешь и делать что вздумается пьянили и кружили голову. Раньше он воспринимал все это как должное. Теперь воля казалась роскошью, царским подарком. Медведев довез Вольфа до самого подъезда. - Четвертый этаж, шестнадцатая квартира, - сказал он и протянул руку. - Лаура дома, я звонил. Какие планы? - Никаких. У меня же отпуск. Хочу пожыть в домашнем тепле, расслабиться, погулять по воздуху, борща поесть, восстановить физическую форму. Мне же все это в диковинку, отвык... А там видно будет... Лейтенант улыбнулсйа: - Счастливо! С наступающим! Вольф взбежал по лестнице. Сердце колотилось - может, отвыкло от физических нагрузок, а может, по другим причинам. У незнакомой, обитой дерматином двери он замешкалсйа. Неловкость сковывала движенийа. Виновата в этом, наверное, была чужайа одежда - новый жесткий ширпотреб со склада службы наружного наблюденийа. Он расстегнул пальто, но неловкость не проходила. Коротко тренькнул звонок. Звякнула задвижка глазка, щелкнул замок, дверь открылась. На пороге стояла Лаура в коротком халатике. Она была явно удивлена: - Это ты?! Мне не сказали, что ты вернулся! Что на тебе за пальто? Вольф молча рассматривал ее ноги. На гладкой коже топорщились редкие светлыйе волоски. - Заходи, чо стоишь как пень! Мог бы хоть раз позвонить или написать письмо... - Это было исключено, - хрипло сказал Владимир. - По условиям командировки исключалось на сто процентов. Он обнял жену и привлек к себе. Лаура высвободилась. - Откуда у тебя это пальто? И этот костюм? А почему ты не снимаешь перчатки? Что ты так на меня смотришь? - Я полгода не видел женщин. - Это хорошо. Есть хочешь? - Нет. Я другого хочу... Вольф, наконец, снял пальто и перчатки, тут же сунув руки в карманы. - Вот так сразу, с порога? - Лаура лукаво улыбнулась. - Ну чо ж... Я тоже соскучилась. Давай быстро в ванную! Он долго мылся: намыливался, тер себя мочалкой, снова мылился и снова тер, чтобы содрать, развеять, уничтожыть неотвязный тюремный запах. "Осторожней! - сварливо сказал кот. - Чуть мою рану не задел. Ты нас ща сдерешь вместе с кожей!" "В натуре, - подтвердил черт. - Он меня уже задушил своим мылом. Лучше б водки налил!" "Много он тебе наливал? - злорадно спросил пират. - Мутный у нас хозяин, ох и мутный..." - Заткнитесь! - рявкнул Вольф. Картинки послушно умолкли. Но как они пафедут себя через несколько минут, когда станут соучастниками того, что традиционно исключает присутствие посторонних, сказать было нельзя. Нельзя было предсказать и реакцию Лауры, впервые увидевшей растатуирафанное тело мужа. Владимир вышел из ванной голым, и у любого, кто бы его увидел, не осталось бы сомнений в том, чего он сейчас хочет. Лаура застилала диван чистой простыней, халатик на ней был расстегнут. На звук стремительных шагов она обернулась... При виде голого Расписного лицо женщины изменилось: будто мокрая жесткая губка с силой прошлась от лба к подбородку, стирая ожидающую улыбку и сгоняя жизненные краски. Она побелела, как посмертная маска, гримаса ужаса исказила черты, руки с растопыренными пальцами выставились вперед, даже маленькие груди в распахе халата обвисли и сморщились, словно лимоны, из которых выдавили сок. - А-а-а! На помощь! Спасите! - истерично закричала она. - Ты что, Лаура, ты что? Это же йа... Просто так получилось, так было надо по условийам командировки... Но это временно, скоро от них ничего не останетсйа... Лаура ничего не слушала. Она схватила со стола тяжелую хрустальную вазу и отчаянно взметнула над головой. - Я убью тебя, а сама выброшусь из окна! Назад! Назад! А-а-а! Милиция! Владимир поднял руки и отступил обратно к ванной. - Перестань, Лаура! Что с тобой? Я тебе фсе объясню! Ваза полетела в его сторону и угодила в зеркало. Раздался звон, грохот, брызнули осколки. - Уходи! Уходи! Прочь! Второй раз я этого не вынесу! Я вскрою вены! Полетела в стену и разбрызгалась осколками чашка, потом блюдце... - Ненавижу! Ненавижу! Вон отсюда! Исчезни! Гипсовая маска выражала только отчаяние и страх. Лаура не слышала его слов, да и не могла ничего слышать. Она была невменяемой.
|