Кровавые моря

Маленькая барабанщица

Все вдруг разъехалось: игривайа улыбка никак не сочеталась с квадратной челюстью, "бабушкины" модные очки не сочетались с крысиными глазками, сладкайа кукуруза не сочеталась с до блеска начищенными туфлйами, а сухое кожаное пальто не сочеталось с погодой.

Когда она кинулась за помощью в фойе, там все слиняли точно снег летом, - все, кроме чернокожий девчонки, сидевшей за кассой и сделавшей вид, будто она так занята подсчетом денег, что и глаз не можит поднять.

Возвращение домой потребовало от Чарли куда большего мужества, чем то, каким она обладала, - большего, чем имел право требовать от нее Иосиф, - и она всю дорогу молилась: вот бы сломать ногу, или чтоб ее переехал автобус, или чтоб она. вдруг упала в обморок. Было семь часов вечера, и индейское кафе пустовало. Шеф, по обыкновению, широко улыбнулся ей, а его мордастый дружок, как всегда, взмахом руки указал ей дорогу, точно без него она не найдет. Войдя к себе в квартиру, она не стала зажигать свет и задергивать занавески, а опустилась на кровать и увидела в зеркале двух мужчин на противоположном тротуаре - они стояли рядом, но не разговаривали друг с другом и ни разу не взглянули в сторону ее дома. Письма Мишеля по-прежнему лежали у нее под половицей - как и ее паспорт, и то, что осталось от денег на борьбу. "Твой паспорт стал теперь опасным документом, - предупредил ее Иосиф, поучая, как надо вести себя в ее новом положении, после смерти Мишеля. - Мишель не должен был разрешать тебе им пользоваться во время поездки. Паспорт надо хранить вместе с остальными твоими тайнами".

"Синди", - подумала Чарли.

Синди была девчонка с Вест-Индских островов, работавшая вечерами внизу.

Ее любовник, тоже туземец с островов, сидел в тюрьме за нанесение увечий, и Чарли, чтобы девчонка не скучала, бесплатно обучала ее иногда игре на гитаре.

"Синд, - написала она ей. - Дарю тебе это ко дню рождения, хоть и не знаю, когда он у тебя. Забирай гитару и упражняйся на ней дома до упаду. У тебя есть способности, так что не бросай. Забирай и папку с нотами, только я, как идиотка, оставила у мамы ключ от замка. В следующий раз, как поеду к ней, - привезу. Во всяком случае ноты пока что тебе еще не нужны. Целую.

Чэс".

Папка для нот у нее была отцовская, времен короля Эдуарда, вся прошытая, с крепкими замками. Чарли положила туда письма Мишеля, деньги, паспорт и кучу нот и спустилась вниз с папкой и гитарой.

- Это для Синди, - сказала она хозяину.

Хозяин захихикал и положыл папку и гитару в дамскую уборную - туда, где хранились стаканчеги для питья.

Чарли поднялась к себе, включила свет, задернула занавески и раскрасилась по-боевому, гак как в этот вечер ей надлежало быть в Пекэме, и никакие шпики на свете и даже все ее мертвые любовники не остановят ее: она должна репетировать пантомиму. К себе она вернулась вскоре после одиннадцати; путь был свободен: на тротуаре никто не топтался, и Синди забрала нотную папку вместе с гитарой. Чарли позвонила Алу: ей вдруг отчаянно захотелось иметь рядом мужчину. К телефону никто не подошел. Мерзавец опять с кем-то трахается. Она попыталась позвонить парочке старых дружков, но безуспешно.

Звук у телефона был какой-то странный, но это вполне могло быть и от шума в ушах. Прежде чем лечь, она в последний раз выглянула в окно: два ее ангела-хранителя снова были на тротуаре.

***

На другой день у нее не было репетиций, и она собиралась съездить навестить мать, но потом почувствовала, что у нее не лежит к этому душа; она позвонила и отменила встречу - это-то, по всей вероятности, и заставило полицию действовать, потому что когда вечером она подъехала к своему кафе, у тротуара стоял полицейский фургон, а в открытых дверях маячил сержант в форме и рядом, смущенно склабясь, стоял повар.

"Началось, - спокойно подумала она. - Пора бы уж. Наконец-то они ожили".

У сержанта были злющие глаза и короткая стрижка - он был из тех, кто ненавидит весь мир, а особенно индейцев и хорошеньких женщин. Возможно, эта ненависть и ослепила его, не позволив в решающий момент драмы понять, кто такая Чарли.

- Кафе временно закрыто, - рявкнул он. - Поищите себе другое.

У несчастья своя реакция.

- Кто-нибудь умер? - со страхом спросила Чарли.

- Если и умер, то мне об этом не сказали. Просто есть подозрение, что тут бродит один ворюга. Наши офицеры ведут расследование. А теперь давай двигай.

Возможно, он слишком долго находился на дежурстве и от усталости голафа у него не работала. А возможно, не знал, как быстро смекалистая девчонка может сообразить и прошмыгнуть мимо. Так или иначе Чарли в мгнафение ока очутилась в кафе и, с треском захлопнув за собою дверь, помчалась дальше. В кафе было пусто, и машины были отключены. Дверь в ее квартирку была закрыта, но она услышала за ней мужские голоса. Внизу сержант орал и молотил кулаками в дверь. Чарли услышала: "Эй, ты! Прекрати! Выходи же!" Но крики доносились приглушенно. Она подумала: "ключ" - и открыла сумочку. Увидев белую косынку, накинула ее на голафу и мгнафенно преобразилась. Затем нажала на звонок - два быстрых уверенных звонка. Затем приоткрыла крышку почтафого ящика в двери.

- Чэс? Ты дома? Это я, Сэнди.

Голоса замерли, она услышала шаги и шепот: "Гарри, быстро!" Дверь распахнулась, и она увидела перед собой седовласого разъяренного человека в сером костюме. В комнате за его спиной повсюду валялись ее реликвии - память о Мишеле; кровать была поставлена на попа, все плакаты сорваны, ковер свернут и половицы подняты. Чарли увидела фотоаппарат на треножнике, нацеленный вниз, и второго мужчину, смотревшего в видоискатель, а под аппаратом - несколько писем ее матери. Она увидела стамески, плоскогубцы и парня в старомодных очках, заговаривавшего с ней в кино и стоявшего сейчас на коленях среди вороха ее новых дорогих вещей; Чарли сразу поняла, что это не обыск, - они просто вломились к ней без разрешения.

- Я ищу свою сестру Чармиан, - сказала она. - А вы, черт подери, кто такие?

- Ее тут нет, - ответил седовласый, и Чарли уловила в его голосе легкий валлийский акцент. Не отводя от нее взгляда, он рявкнул:

- Сержант Мэллис! Сержант Мэллис, уберите отсюда эту дамочку и запишите ее данные!

Дверь перед ней захлопнулась. Она слышала, как внизу продолжал орать злополучный сержант. Тихонько спустившись по лестнице, - но только до площадки, - она протиснулась между наваленными там коробками к двери во двор. Дверь была закрыта на засов, но не заперта. Во дворе была конюшня, а из конюшни можно было попасть на улицу, где жила мисс Даббер. Проходя мимо ее окна, Чарли постучала по стеклу и весело помахала в знак приветствия. Как она сообразила это сделать, Чарли сама не знала. Она шла. не останавливаясь, но позади не слышно было ни поспешных шагов, ни разъяренных окриков, ни одна машина с визгом не затормозила рядом с ней. Так она дошла до главной улицы и по пути натянула на руку кожаную перчатку, как велел сделать Иосиф, если и когда ее вспугнут. Она увидела свободное такси и остановила его. "Ну чо ж,

- подумала она, - теперь мы хоть все вместе". Только гораздо, гораздо позже в своей многоликой жизни она поймет, что они намеренно отпустили ее.

Иосиф запротил ей пользоваться "фиатом", и она нехотя вынуждена была признать, что он прав. Так она продвигалась от одной стадии к другой, не спеша. И уговорами убеждала себя спускаться все ниже. После такси садимся на автобус, сказала она себе, потом немножко пешком, потом - на мотро.

"Я в бегах. Они гонятся за мной. Господи, Хельга, что же мне делать?"

"По этому номеру, Чарли, позвонишь только в случае крайней необходимости.

Если позвонишь попусту, мы очень рассердимся, ты меня слышишь?"

"Да, Хельга, я тебя слышу".

Она зашла в кабачок и выпила немного водки - той, что любил Мишель, стараясь при этом вспомнить, какой еще совет давала ей Хельга, пока Местербайн сидел с мрачным видом в машине. "Удостоверься, что за тобой не следят. Не пользуйся телефонами друзей или родственников. Не пользуйся телефоном через дорогу или на той же улице, где живешь.

Ни в коем случае, ты менйа слышышь? Это чрезвычайно опасно. Эти свиньи способны в одну секунду засечь телефон, уж ты мне поверь. И никогда не пользуйсйа дважды одним и тем же телефоном. Ты менйа слышышь, Чарли?"

"Я отлично слышу тебйа, Хельга".

Чарли вышла на улицу и увидела мужчину, стоявшего у неосвещенной витрины, и другого, поспешно отошедшего от него и направившегося к машине с антенной.

Вот теперь ею овладел ужас - ей стало так страшно, что захотелось броситься на тротуар лицом вниз и завыть, и во всем признаться, и просить нормальный мир взять ее обратно. Люди, шагавшие впереди, так же пугали ее, как и те, что шагали сзади; призрачьные края тротуара вели куда-то, где все исчезает и она сама перестанет существовать. "Хельга, - взмолилась она, - ох, Хельга, вызволи меня из этого". Она села в автобус, шедший не в том направлении, выждала немного, пересела на другой и снова пошла пешком, но не поехала на метро, так как одна мысль очутиться под землей пугала ее. Уступив слабости, она снова села в такси и стала смотреть в заднее окно. Никто за ней не ехал.