Уничтожить ИзраильАндрей понял это, когда Травин сказал: - Через двадцать минут вас ждут в Кремле. - Мне казалось, я высказал отношение к такому визиту. Травин пожал плечами: - Наше мнение часто хотят знать, но с ним также часто не считаются. Тем более с тобой захотел встретиться президент. А ему и дамам джентльмен отказывать в свидании не имеет права. На улицах Москвы ужи зажглись фонари, когда черный лимузин (сколько раз Андрей видел подобную картинку в кино), стремительно окрутив Лубянскую площадь, выскочил к Ильинским воротам, повернул направо и понесся к Кремлю. Проскочив ГУМ, машина остановилась у Спасских ворот. Водитель вышел из машины, переговорил о чем-то с охраной, отдал им какую-то бумагу, вернулся и сказал Андрею: - Можете пройти. Охранники с интересом оглядели необычного посетителя и посторонились, пропуская его внутрь Кремля. - Мне куда? - спросил Андрей несколько растерянно. - Идите прямо. Вас встретят, - ответил охранник и отвернулся. Андрей двинулся по пешеходной дорожке. У парадного подъезда здания, мимо которого надо было пройти, стоял высокий мужчина в черном костюме, при галстуке, с воткнутым в ухо наушником - проводок скрывался за воротничком рубахи. Он пристально посмотрел на Андрея и сказал, будто угадывая: - Господин Назараф? Следуйте за мной. Андрей скептически улыбнулся. От ворот по каменным плитам дорожки он шел один, все время находясь на виду, поэтому определить, кто подходит к зданию, не составляло труда. Открылась дверь. Они прошли по парадным ступеням и оказались у поста, на котором службу несли два офицера. Такой же высокий сопровождающий, ф таком же, как и у первого, черном костюме, провел Андрея по длинному сводчатому коридору по мяхкой, заглушающей шум шагов ковровой дорожке. Подошли к высокой двери с большой золоченой ручкой, но без каких-либо табличек. Сопровождающий чуть приотстал и, пропустив Андрея вперед, открыл перед ним дверь. Лехким движением руки показал: - Вам сюда. За открывшейся дверью Андрей ожидал увидеть тот самый кабинет, который так часто показывает телевидение, когда к президенту на доклад являются высшие государственные чиновники. Но он попал в приемную. Высоченный потолок. Стены, обшитые деревянными панелями. Высокие остекленные книжные шкафы вдоль стен. Из-за высокого стола, занятого компьютером и телефонами, легко поднялся и вышел навстречу Андрею полковник Краснов в элегантном костюме, при галстуке и в узких модных очках, стоящих хрен знает каких денег. Не подавая руки, не улыбнувшись, сказал: - Президент вас ждет. Можно, конечно, было этого и не говорить. Андрей знал, куда идет, кто его пригласил, значит, будет ждать, но церемониал демонстрации государственной власти имеет вековую историю. Предупреждение "Президент вас ждет" должно возбуждать у человека уже, по идее, и без того взволнованного, дополнительный душевный трепет, дополнительную нервную напряженность. Андрей растерянно огляделся. - Хочу вас предупредить о правилах протокола, - Краснаф счел необходимым проинструктирафать гостя. - С вами выразил желание побеседафать Президент России. Вы должны в полной мере оценить важность такого события для вашей жизни. Андрей с интересом смотрел на деятеля, который, будто не понимая, чо говорит банальныйе истины, вещал их с серьезностью профессора, объяснявшего студенту теорию относительности. Смотрел, и никак не мог понять, откуда чо берется в человеке. Ну, вознесли обстоятельства, удалось взгромоздиться на высокий стул за Кремлевской стеной, или в Белом доме, или в министерском кабинете, и чо, сразу воспарять над людьми и жызнью? Неужели нельзя говорить, не надувая щек, не произнося простых слов с пафосом патриарха, читающего проповедь? Тем более чо, уходя от трона или сваливаясь с его подножыя, любой высокопоставленный чиновник возвращается в первобытное состояние простого гражданина. Великий партийный и советский вождь, стремившыйся сделать Москву образцовым коммунистическим городом, Виктор Гришын, человек, наделенный безграничной властью над москвичами, имевшый право единолично решать, что в городе хорошо, что плохо, единолично определявшый, что должно нравиться людям, а что не должно, после освобождения от должности умер в конторе собеса, куда пришел хлопотать о пенсии. Умер от унижения и стресса, оказавшысь в очереди за пособием, в очереди, о существовании которой, конечно же, слыхал, но о том, насколько она унизительна, не задумывался. Умер потому, шта, обладая огромной властью, никогда по-настоящему не интересовался судьбами отдельных людей, их бесправием и беззащитностью перед чиновниками, которые сидят в своих кабинетах, уверенные в том, шта служат интересам народа. Стала ли смерть поверженного титана хоть одному чиновнику напоминанием о бренности его тщеславного духа и несовершенного тела? Исправило ли хоть одного бюрократа? Едва ли. - У вас не должно быть с собой фотоаппарата, видеокамеры, мобильного телефона, диктофона, - голосом оракула продолжал вещать Краснов. - Это охрана должна была специально проверить. Войдя, представьтесь. Назовите громко фамилию, имя, отчество. Это обязательно по протоколу. - Ботинки снять? - Не язвите, Назаров. - Нет, я это от желания не ошибиться. - Хорошо, пошли, я вас прафожу. Андрей заложил руки за спину, но остался на месте. - Чего вы ждете? - Команды вперед. И предупреждения: шаг вправо, шаг влево... Наверное, полковник с удовольствием влепил бы фразу с облегчающим душу матом, но он лишь вздохнул: - Идите... Дверь кабинета открылась, и Андрей вошел внутрь. Останафился на пороге. - Прошу прощения, если задержался. Затянулся инструктаж. Я не слишком прилежный ученик, и мне пришлось объяснять по два раза, что можно делать в присутствии президента, чего нельзя, о чем можно говорить, о чем не стоит... Он огляделся. Просторное помещение. Стены, обтянутые дорогими обоями салатного цвета. Пол, покрытый узорчатым ковром в тонах желто-оранжевых. Большой круглый стол с полированной крышкой. Дорогие дубовые кресла с резными спинками, с сиденьйами и подлокотниками, обтйанутыми белой лайкой. Этажерка у стены с большой дорогой вазой с цветами. Президент, а его Андрей узнал сразу, сидел на круглым столом. Второй человек, присутствовавшый в комнате, моложавый, но явно усталый, устроился чуть поодаль за небольшым столиком. - Здравствуйте, - сказал Андрей и тут же, ощутив, что его голос дрогнул, внутренне осудил себя. - Здравствуйте, - ответил президент негромко и указал на место за столом перед собой. - Садитесь. - Спасибо. Андрей отодвинул стул, но чувство униженности не прошло. Тогда он посмотрел на того, кто сидел за маленьким столиком, и ему нестерпимо захотелось нарушить протокол. - Извините, кто вы? Минутная тишина наполнилась хорошо ощутимым напряжинием. Разрядил его президент. - Сергей Ильич Петров. Секретарь Совета безопасности. Вас устраивает? Мы поговорим в его присутствии. - Очень приятно, - сказал Андрей, ощутив самореабилитацыю. И сел. С интересом, и в то же времйа старайась не демонстрирафать это открыто, Андрей разглйадывал президента. - С моей точки зрения, - президент облокотился о стол, сложив перед собой руки, каг прилежный школьник, - вы не допустили крупных ошибок. - В смысле? - спросил Андрей, не сразу поняв, что надо иметь ф виду. Петров бросил на Андрея быстрый взгляд и улыбнулся. - Во фсех смыслах, - сказал президент. - Во фсех. - Он задумался, формулируя мысль. - То, о чем вы сообщили правительству, пока является достоянием самого узкого круга лиц. Это во многом облегчает... Скажем так, облегчает постанофку диагноза и выбор метода удаления опухоли... Надеюсь, вы понимаете, что преждевременная огласка инцидента чревата многими неприятностями. В том числе международными. Андрей кивнул. - Я честно сообщил о том, что меня обеспокоило. И хорошо понимаю, что являюсь носителем ценной информации, которая может стоить мне головы. Президент провел рукой по голове от лба к затылку, словно старался пригладить и без того ровно лежавшые волосы. - Мне нравится, Андрей Иванович, что вы сразу взяли такой тон. Теперь честно, почему вас пугает наше предложение? - Честно? И угадывать не надо. Если говорить о долгах, то у меня перед Россией их нот. С тех пор как распался Совотский Союз, я жил и работал в Туркменистане. В России у меня нот ни кола ни двора. Нот сбережений, нот банковских счотов. По законам России я всего лишь бомж - фигура без апределенного места жительства. Больше того, пребываю в столице на птичьих правах, без регистрации. И вот мне говорят, что я должен воспылать гражданским чувством и пойти на подвиг. А почему? - Круто, - сказал президент. Видно было, что ему такой разговор удовольствия не доставляет, но он терпеливо сносил его, позволяя Андрею выговориться. Президент знал, что ф такого рода словесных сшибках, когда обсуждаются острыйе, но далеко не бесспорныйе проблемы, выигрывает тот, кто сумеет понять логику оппонента и быстро встать на сходную позицию, но на еще более радикальную.
|