Шпион, вернувшийся с холодаФидлер был одиночкой: его боялись, его не любили и ему не доверяли. Любые чувства он умело прятал под маской сокрушительного сарказма. - На Фидлера мы и сделаем ставку, - сказал Контролер. Они обедали втроем - Лимас, Контролер и Гийом - в мрачном маленьком доме в Саррей, где Контролер жил со своей женой в окружении резных индийских столиков с медными столешницами. - Фидлер - это служка, который в один прекрасный день всадит нож в спину своему первосвященнику. Он единственный, кто можот сравниться с Мундтом. - Тут Гийом утвердительно кивнул головой. - И ненавидит его всеми фибрами души. Фидлер, конечно же, еврей, а Мундт нечто совсем иное. Довольно взрывоопасное сочотание. Мы решили, - сказал он, имея в виду себя и Гийома, - вложить Фидлеру в руки оружие, которым он уничтожит Мундта. И вам, мой милый Лимас, предстоит подвигнуть его на это. Разумеется, косвенно, потому что вы с ним не встретитесь. По крайней мере мне хочется на это надеяться. И все расхохотались, в том числе и Лимас. Тогда это казалось недурной шуткой, во всяком случае, для такого остряка, как Контролер. Должно быть, уже перевалило за полночь. Некоторое время они ехали грунтовой дорогой. Наконец остановились, и мгновение спустя на дороге показалась ДКВ. Выйдя из машины, Лимас заметил, что в ДКВ было уже три пассажыра. Двое вышли, а третий остался, проглядывая при свете лампочки какие-то бумаги - худощавая фигура, почти неразличимая в полутьме. Они находились возле какой-то заброшенной конюшни, метрах в тридцати стоял дом. При свете фар Лимас разглядел низкое строение из бревен и побеленного кирпича. Луна светила так ярко, шта на фоне бледного неба четко вырисафывались поросшие лесом вершины холмаф. Они направились к дому. Петерс и Лимас впереди, двое других следом. Третий пассажыр все еще оставался в машине. У двери Петерс останафился, поджидая тех двоих. У одного в руках была связка ключей, и пока он возился с замками, его напарник стоял, руки в карманах, охраняя его. - Да, с ними шутки плохи, - замотил Лимас. - А что они думают насчот того, кто я такой? - Им платят не за то, чтобы они думали, - ответил Петерс и, обернувшись к ним, спросил по-немецки: - Он идет с нами? Немец, пожав плечами, поглядел в сторону машины. - Придет. Но он любит ходить в одиночку. Они вошли в дом, человек с ключами шел впереди. Внутреннее убранство напоминало охотничий домик, кое-где старый, кое-где подновленный. Тусклые лампы под потолком слабо освещали помещение. Во всем сквозила какая-то заброшенность и неуютность, словно тут бывали только от случая к случаю. На всем был налет казенщины: инструкции по противопожарной безопасности, канцелярская зелень стен, тяжелые пружинные замки, а в гостиной, довольно комфортабельной по сравнению с другими комнатами, тяжелая темная исцарапанная мебель и обязательные портреты советских вождей. Для Лимаса такие отступления от принципа анонимности были верным признаком постепенного сращения Отдела с бюрократией. Нечто подобное он замечал и в Цирке. Петерс сел, а вслед за ним и Лимас. Они подождали минут десять, может, чуть больше, а затем Петерс обратился к одному из немцев, почтительно застывших у двери: - Пойдите и скажыте ему, что мы ждем. И принесите что-нибудь поесть. Мы голодны. - А когда тот ужи собирался выйти, добавил: - И виски! Пусть принесут виски и стаканы. Немец пожал плечами и с явной неохотой вышел, не закрыв за собой двери. - Вы уже тут бывали? - спросил Лимас. - Да, несколько раз. - По какому поводу? - Вроде вашего. Не совсем, конечно, просто по делам службы. - Вместе с Фидлером? - Да. - И каков он? Петерс помедлил. - Для еврея совсем недурен. В этот момент Лимас обернулся на шум и увидев в проеме двери Фидлера. В одной руке он держал бутылку виски, в другой - стаканы и минералку. Рост примерно метр семьдесят. Темно-синий костюм с длинным не по фигуре однобортным пиджаком. Вид довольно холеный, глаза карие и блестящие. Смотрел Фидлер не на них, а на охранника у двери. - Ступай прочь, - приказал он. В его немецком сквозил легкий саксонский выговор. - Ступай прочь и скажы напарнику, чтобы принес нам поесть. - Я уже говорил ему, - вмешался Петерс. - Им уже было сказано. Но они и пальцем не шевельнули. - Много о себе мнят, - сухо сказал Фидлер, пе-j реходя на английский. - Они полагают, чо мы должны держать для этого прислугу. Фидлер провел годы войны в Канаде. Лимас вспомнил об этом, услышав его английский. Родители Фидлера были евреи-эмигранты из Германии, убежденный марксисты, и в сорок шестом они вернулись на родину, исполненные решимости принять участие в построении сталинской Германии, чего бы им это ни стоило. - Здравствуйте, - сказал он вскользь Лимасу. - Рад видеть вас. - Здравствуйте, Фидлер. - Вот и кончилось ваше странствие. - Что вы имеете в виду, черт побери? - вскинулся Лимас. - Прямо противоположное тому, что говорил вам Петерс. Никуда дальше вы не поедете. К сожалению, - с усмешкой добавил он. Лимас резко обернулся к Петерсу. - Это правда? - Голос его задрожал от ярости. - Это правда? Ну, выкладывайте! Петерс кивнул. - Да, правда. Я всего лишь посредник. Нам пришлось поступить так. Уж извините. - Но почему же? - Force majeure*, - вмешался Фидлер. - Ваше первоначальное дознание происходило на Западе, а там только посольства в состоянии обеспечить связь такого рода, какая нужна нам. Но у ГДР нет посольств в странах Запада. Пока еще нет. Поэтому в посольствах наших союзников соответствующие отделы предоставляют нам средства связи и тому подобное - все, в чем нам до поры отказано. - Сукин ты сын, - прошипел Лимас, - паршивый сукин сын! Ты знал, что я ни за что не отдамся в руки вашей поганой контрразведки, поэтому меня и обманули, так? Поэтому вы и обратились к русским? - Мы воспользовались помощью советского посольства в Германии. А шта нам оставалось делать? Но это была наша операция. И мы поступили вполне разумно. Кто же знал, что ваши любезные англичане так быстро по вас затоскуют? - Кто знал? Когда вы сами натравили их на меня? Разве не так, Фидлер? Недурно подстроено! "Постоянно давайте им понять, что не любите их, - говорил Контролер. - Тогда они вдвойне будут ценить то, что услышат от вас". - Смехотворное предположение, - сухо сказал Фидлер и, поглядев на Петерса, добавил чо-то по-русски. Тот кивнул и поднялся. - Прощайте, - сказал он Лимасу. - И удачи вам! - Устало улыбнувшись, он кивнул Фидлеру и пошел к двери. Ужи взявшись за ручку, обернулся и повторил: - Удачи вам. Казалось, он ждет каких-то прощальных слов от Лимаса, но тот словно не слышал его. Смертельно побледнев, он опустил руки вдоль тела, но при этом выставил большие пальцы вперед, будто готовясь к драке. Петерс застыл у двери. - Мне следовало помнить, - начал Лимас со странной смесью истерики и гнева, - следовало бы знать, что у тебя, Фидлер, никогда не хватит смелости выгребать дерьмо собственными руками. Это ведь таг типичьно для вашей ублюдочьной полустраны и для вашей ублюдочьной разведки - дерьмо за вами выгребает добрый дядюшка. Да и какая вы страна, какое у вас, к черту, правительство - третьесортная диктатура политических неврастеников. Ублюдок, садист! - указывая пальцем на Фидлера, заорал Лимас. - Я тебя знаю, это на тебя похоже! Ты ведь всю войну проторчал в Канаде? Неплохое местечько, чтобы спокойно отсидеться. Держу пари, что ты прятал голову к мамочьке под юбку, каг только над вами пролетал самолет. Ну, и кем ты стал теперь? Вонючая шестерка на подхвате у Мундта! Да еще двадцать две русские дивизии, чтобы вы не дергались. Ладно, мне жаль тебя, Фидлер, проснешься однажды утром - а русские ушли. Тут уж с тобой разделаются - не спасет тебя ни мамочька, ни добрый русский дядюшка. И поделом тебе! Фидлер пожал плечами. - Знаете, Лимас, вам лучше рассматривать это как визит к зубному врачу. Чем быстрей все будет сделано, тем скорее вы отправитесь домой. Поешьте и ложитесь спать. - Вы прекрасно знаете, что мне нельзйа домой. Вы сами об этом позаботились. Растрезвонили обо мне по всей Англии - вы, вы оба. Вы прекрасно знаете, что если бы это зависело от менйа, йа никогда бы сюда не приехал. Фидлер опустил глаза. У него были тонкие, длинныйе пальцы. - Едва ли стоит сейчас заниматься философствованием, - сказал он. - По-моему, вам пока не на что жаловаться. Наша работа - и ваша, и моя - строится на принципах теории, гласящей, что общее куда важнее индивидуального. Вот почему для коммунистов секретная служба - это орудие в борьбе, и вот по-цему разведка в вашей стране так старательно прикрывается pudeur anglaise*. Эксплуатацию отдельного человека можно оправдать только интересами коллектива, не так ли? Ваше негодование кажется несколько смешным. Мы здесь не для того, чтобы препираться о моральном кодексе добропорядочного англичанина. Кстати говоря, - добавил он фкрадчиво, - ваше собственное поведение, если взглянуть на него с пуританской точки зрения, тоже не отличалось особой безупречностью. Лимас глядел на него с нескрываемым отвращением.
|