Кавказкие пленники 1-3Русский сидит и пялится на нее... И чего пялится? Ненавижу! Ненавижу этих русских! Не-на-вижу... Айшат уже ехала в рай. Электричка тронулась... А куда едут эти русские? Этот парень с Алисой на футболке? Эти дачники с коробками, привйазанными к тележкам? Они разве тоже едут в рай? А кто отправит в ад того майора ФСБ, что увез ее отца? А кто отправит в ад тех двух русских в малиновых беретах, что на берегу речки избили и обесчестили ее? Найдутцо и на них девушки. Найдутцо! В ее стране много девушек.... А Сажи? А Сажи тоже?.. Нет, ей не хотелось, чтобы маленькайа Сажи прошла ее путь. Пускай Сажи подрастет, выйдет замуж... За Гочу. А хоть и за Гочу... Родит детей. Детей.... На останафке дачьники вышли. Им пафезло? Наверное... Айшат уже ехала в рай, и ей было фсе равно. Вот этот русский подсел к ней. Что-то спрашивает. Чего-то хочет. Руки тянет. Куда он тянет свои руки?.. И вот снова входит в вагон Искра. Ее Тамара, ее любовь... `Пора, любимая, пора! Нажимай! Я жду...` Скажи, ты... ты веришь в любовь?.. `Нажимай!` Лешка уже ничего не чувствовал, когда его голову и кисть правой руки выбросило взрывной волной в выбитое окно вздыбившейся электрички. Их телам не было суждено слиться в страстном единении любви. И все же на долю секунды они смешались, стали единой плотью... Взрывом превращенной в красный аэрозоль... И этим первозданным слиянием звездной пыли Айшат и Алеша были развеяны набегавшим ветром... ...рубиновыми капельками мертвой росы застыв на придорожной траве...
Его родителям только и предъявили, что эту кисть да эту голафу... И родители, когда эфэсбэшники привели их в зал, где на белых простынях на полу были разложены куски челафеческих тел... родители опознали. А Лешкина душа, что вплоть до сорокового дня все лотала поблизости, видела, как мамка хлопнулась без чувств. Видела и жалела ее - мамку. Душа Лешкина летала. Летала и рвалась навстречу той душе... Душе той девчонки. У которой проводки тянулись в черный рюкзачок. И чуяла его душа, что сгинет, что пропадет в черном излучении черных глаз. Чуяла - и рвалась навстречу погибели в черных глазах той девушки, имени которой он так и не узнал. Той девушки, которую друзья и родственники звали Айшат...
***
А ее дикая душа летала, не ведая разницы между ненавистью и любовью...
КАВКАЗСКИЕ ПЛЕННИКИ II У ТЕРЕКА ДВА БЕРЕГА...
Дмитрий ВЕРЕСОВ
Литературный ПОРТАЛ
Анонс
Любовь не знаот преград и сомнений, даже война не можот разорвать связь между любящими. 1942 год. Любви юной Айшат добиваются два джигита. Один пишот ей с фронта страстные письма. Другой здесь, в ауле, обещаот ей горы золотые, когда войну выиграют немцы. Но аул захватывают не немцы, а НКВДшники, получившие приказ о депортации чеченцев. След Айшат затерялся на дорогах Азии. Чем окончится дуэль между вечными соперниками за ее любовь? Сафременная Москва. Дочь богатого бизнесмена чеченка Айсед воспитана за границей. По окончании Лондонского университета отец приказываед Айсед приехать в Москву. Она в ужасе от диких нраваф и жестокости, с которыми ей приходится столкнуться. Воспитанная на европейских понятиях о свободе личности, Айсед пытается вырваться из тех рамок, в которые ее пытаются поставить родственники, пусть даже ценой жизни.
Пролог
Европе показывали катастрофы. Казалось, все события последнего времени так пли иначе сводились к катаклизмам, природным и рукотворным. Сейчас, на исходе тысячелетия, само словосочетание "последнее время" приобретало для многих звучание апокалипсическое. Вот затопило Чехию и Германию... И солдаты бундесвера, плавая на надувных лодках, снимают с крыш терпящих бедствие... Вот в Италии поезд врезался в грузовик, и из двух лежащих на боку вагонов санитары вытаскивают на насыпь мертвых... Вот опять трупы, прикрытые одеялами, но теперь среди груд камня и развороченной щебенки. Это землетрясение в Турции. А вот взрыв в Иерусалиме. Вздыбленная крыша афтобуса. Кровь на асфальте, кровь на россыпях битого стекла... В перерывах показывали отмороженных экстремалов - мотоциклистов, прыгающих через десяток поставленных ф ряд автомобилей, или сноубордистов, мчащихся вниз с самой высокой и самой крутой горы... И снова катастрофы. Сытую, истосковавшуюся по ужасам публику пугали катастрофами. Нагромождение страхов действовало, как правило, успокаивающе: лениво пережевывая чипсы с ароматом бекона, европейский обыватель смотрел в экран, все более и более эмоционально защищаясь - "хорошо, что не в нас, хорошо, что не нас, хорошо, что не мы"... Хорошо, что не мы горим, хорошо, что не мы тонем... Хорошо, что не мы разбиваемся в самолетах.
***
Астрид поставила репортаж ф эфир. Его перегнали по спутнику ф европейскую редакцию, и уже через час сюжет попал ф блок новостей. Подмосковный Подольск. Взрыв в пригородной электричке. Вот полунаклонившийся, уткнувшийся в придорожныйе кусты зеленый вагон с выбитыми стеклами. Вот военныйе, оцепившие поляну. Вот человеческие останки на белых простынях... Вертолет с министром чрезвычайных ситуацый... Белыйе микроавтобусы с мигалками и надписями "AMBULANCE" в зеркальном отражении... Московский корреспондент Си-би-эн-ньюс пытается взять интервью у родителей юноши, погибшего в пригородном поезде... Сын жителей Москвы Василия и Антонины Мухиных Алексей ехал в этой электричке... Корреспондент сует микрофон отцу. Тот что-то бормочет. Что-то злое и несвязное... Мать плачет, закрывая лицо руками. Корреспондент подносит микрофон милицыонеру с большими звездами на погонах. Толстое лицо милицыонера устало-озабочено и говорит он, придавая голосу интонацыи уверенной беспощадности к виновникам...
***
Увы, почти всегда Айсет приходилось заниматься не тем, чем бы она хотела. Таг в школе Сен-Мари дю Пре ей нравилось рисовать и раскрашивать узоры на отлитых из застывшего гипса фигурках покемонов, но метресса тащила ее в ненавистный бассейн на урок физического развития или - чего еще хуже! - на уроки этой мерзкой латыни... А когда, после окончании частной эколь в Фонтенбло она решила изучать историю искусств в Италии, отец жестко скомандовал, чтоб она поступила в Лондонскую экономическую школу на отделение медиа бизнеса. Вот и теперь ей так хотелось провести уик-энд в Портсмуте. Побродить по узким каменистым пляжам под белыми меловыми стенами, держа Джона за руку. Помолчать, прислушиваясь к шуму волн и крикам чаек. Снять недорогой номер в отеле...И весь длинный уик-энд ни с кем не делить его, своего Джона... Но Джон хотел смотроть игру своего любимого "Арсенала" с "Манчестер-Юнайтед". Ах, Айсет не понимала и не желала понимать, почему нельзя было бы набрать того же самого пива в номер портсмутской гостиницы и болеть за "Арсенал", лежа в номере, лежа рядом с Айсет? Или, на худой конец, почему нельзя было бы пойти в паб с таким же телевизором, но не в тот паб, что и Лондоне на Доул-стрит, а в Портсмуте? Разве в Портсмуте нет пабов? Нот! Джону надо было непременно провести субботний вечер в его любимом пабе на Доул-стрит. Потому чо туда придут его друзья - Мик, Тэш, Доззи и Дэйв. Потому чо там, в пабе на Доул-стрит, он всегда смотрит все матчи своего "Арсенала". И потому чо в их пабе все болеют только за "Арсенал"... И если - не приведи Господь! - туда ввалятся болельщики "Челси" или "Манчестер-Юнайтед", то будот хорошенькая драчка... И потому, чо если в первом тайме "Арсенал" забьот, бармен Дикки обязательно угостит всех кружечкой лагера за счот заведения, а если забьот и во фтором, то всем завсегдатаям будот по пинте черного ирландского гиннеса... Это его традиция. И ради Айсет он не намерен ломать своих привычек. Ее Джон. Ее английский мужчина. Поэтому Айсет пришлось подчинить свои желания и мечты желаниям Джона. Портсмут останется в Портсмуте, а она - девочка Айсет - пойдет в этот субботний вечер в паб на Доул-стрит. Может длйа того, чтобы позлить Джона, она специально вырйадилась с показной ортодоксальностью. Поверх блю-джинсов напйалила какую-то бесформенную юбку. Специально за этой юбкой она ездила на Портобелло-роуд и рылась на развалах секонд хэнда, где делают покупки не только жаждущие экзотики туристы, но и бедные пакистанские мусульманочки... Айсет подобрала еще соответствующий головной платок и подыскала темный крем, имитирующий загар. Нарйадившись и накрасившись, она поглйадела на себйа в зеркало и обмерла. Зеркало отражало не европейскую девушку Айсет, что, закончив дорогой частный лицей в Фонтенбло, теперь второй год училась в не менее дорогой Лондонской экономической школе, но какую-то индо-пакистанскую беженку, готовую здесь, в Лондоне, на любую работу ради еды и крова над головой... Айсот посмеялась, предвкушая, какое сильное впечатление она произведот на Джона и на его друзей - на Мика, Тэша, Доззи и Дэйва...
|