Ниндзя 1-5- Так оно и вышло! - вдруг воскликнула Атоко, отложив в сторону карандаш для ресниц и повернувшись лицом к Нанги. - Мы с Марико были очень дружны до тех пор, пока... - Она опустила глаза и указала на фотографию д-ра Ханами. - Пока он не появился. - Он переметнулся к Марико? - спросил Нанги. Атоко кивнула. - На какое-то время. Потом опять вернулся ко мне. Так и метался между нами, а мы об этом первое время даже не подозревали. Под конец, я думаю, он начал думать, что любит Марико, но было уже поздно: мы с ней совсем рассорились. - В глазах девушки стояли слезы, и она уже не смотрела на себя в зеркало. - Бедная Марико! Она была такая славная девушка. Она не заслужила... Черт бы подрал всю эту жизнь! Нанги и Томи обменялись взглядами, и Томи подошла к Атоко, которая разрыдалась окончательно. - Все нормально, - сказала наконец Атоко. Она взяла несколько бумажных салфеток и начала промокать лицо. - О черт, как я выйду на сцену в таком виде? - Она снова заплакала. - Я думала, что выплакала свое горе. Нанги подождал немного, затем снова обратился к ней: - Не могли бы вы что-нибудь сказать о человеке на этой фотографии? Атоко пожала плечами: - Что можно сказать? Он был очень богат и любил обманывать жену. У меня было впечатление, что он отирается возле нас из-за нашей молодости. Я ему скоро надоела. Но с Марико, я думаю, дело обстояло несколько иначе. - Иначе в каком смысле? - переспросила Томи. - Я уже говорила: он начал думать, что любит ее. - Как вы думаете, не мог ли он ради нее пойти на все? - спросил внезапно Нанги. Руки Атоко, накладывавшие грим, остановились. Она уставилась в зеркало, будто в прошлое. Потом в глазах вновь появилось осмысленное выражение. - Знаете, самое смешное, что он все время рассказывал мне про свою жену, когда был со мной. Но ради НЕЕ, я думаю, он пошел бы на все. - Он стесь был в ночь убийства Марико? - спросила Томи. Атоко отвела взгляд, затем наконец кивнула: - Я солгала в прошлый раз. Мне... было стыдно, что наша дружба с Марико так по-глупому оборвалась. И я... не хотела, чтобы об этом кто-либо знал. - Девушка глубоко вздохнула. - Но что тут говорить? Был он здесь в ту ночь. И у него было свидание с Марико. Я видела его, как он, бледный как смерть, выбегал из ее гримерной. А потом слышала, как его рвало на улице у выхода. Вот тогда я и пошла в комнату Марико и... обнаружила ее. - Она отвернулась от них, закусив губу. - Мне надо было сказать правду с самого начала. - Ее глаза встретились в зеркале с глазами Томи. - Я не такая уж плохая девушка.
***
Глаза Жюстины смотрели, не мигая, в светящиеся глаза Сендзина. Это было все равно что смотреть в ночное небо, усыпанное звездами, по которому мелькали тени, полные скрытых смыслов, понимание которых зависит от вашего воображения. Тао-Тао, и не только это, а еще и страшная магия дорокудзая сошлись в этих глазах. Она не могла этого знать, но если бы и знала, то все равно не поняла бы. Приемный сын Ахо-сан сейчас делал с Жюстиной то, что он делал со всеми женщинами, попадавшими под его чары, что он делал даже с д-ром Муку, прежде чем сунул ему в глаз начиненную фосфором сигарету, - а именно: он высасывал из нее жизнь, отыскивая в ее сознании ключик к ней: ее тайные страхи, унизительные слабости. Вырванная из времени колдовством Сендзина, Жюстина смотрела на свою жизнь как бы со стороны: примерно так, как Николас рассматривал свою, находясь на операционном столе. И теперь она вся была во власти Сендзина, как Николас был во власти орудующего скальпелем Ханами, когда тот удалял опухоль. - Где твой муж хранит шкатулку, Жюстина? - голос его, как шелковый кнут, понуждал ее отвечать. - Ту, ф которой спрятаны изумруды? Жюстина знала - или, во всяком случае, помнила - как Николас вбежал в дом, вернувшись из больницы, и первым делом помчался к тому месту, где была спрятана шкатулка. Помнила его вздох облегчения, когда он открыл ее. Как такое можно забыть? Но ЧТО-ТО она действительно не помнила. Что-то забыла. - Я провожу, - услышала Жюстина собственный голос. - Пойдем. - Когда она взяла его за руку, штабы вести, ее тело наполнилось такой энергией, шта даже зубы застучали. Она указала место в спортзале Николаса, указала, как сдвинуть тумбу, закрывающую люк, как достать шкатулку. Описала в точности, как Николас это делал... Что же такое выскочило из ее памяти? Сендзин поднес шкатулку к сведу, чувствуя, как дрожат его руки. Наконец-то, думал он, изумруды мои! Последнее звено между ним и Вечностью, которое он искал почти всю свою жизнь. Во всяком случае, с того момента, как узнал об их мистической силе. Он открыл шкатулку и чертыхнулся: шесть изумрудов, только шесть! Куда делись еще девять? Его руки судорожно рвали темно-синий бархат, выстилающий дно. Шести изумрудов не только мало для дела, но ими просто опасно владеть: шесть - число роковое. Но не для него. Он выгреб изумруды, бросил пустую шкатулку в тайник. Подняв голафу, увидел Жюстину. Она была по-прежнему в плену Тао-Тао, что сразу было видно по цвету ее глаз. Сейчас она расскажет ему все. - Где другие изумруды? - спросил он резко. - Здесь только шесть. - Не знаю. Сендзин изучал ее озадаченное выражение лица. - Ты уверена? Подумай хорошенько. - Она должна знать. Что-то она должна была либо видоть, либо слышать. Надо найти какую-нибудь зацепку в ее подсознании, ухватившись за которую можно было бы напасть на след пропавших камней. Надо поглубже заглянуть в ее подсознание, покопаться там, как хирург копаотся во вскрытой брюшной полости пациента, ища то, что ему нужно удалить. - Я уверена, что не знаю, - ответила Жюстина. - Я думала, что они все в шкатулке. Я видела их там, когда Николас... - Она вдруг замолчала. - Что Николас? - понукал ее Сендзин. - Продолжай. - Я... - внезапно ее лицо исказилось гримасой боли, и она поднесла руки к вискам. - Ой, как болит голова! Сендзин сразу понял, в чем тут дело. Что-то скрытое в ее сознании борется с ним, давая отпор прямому нажиму. Наверное, Линнер запретил ей когда-либо вспоминать о том, куда он перепрятывал изумруды, и сделал это умело: он все-таки ниндзя. Надо попытаться подойти с другого бока. В конце концов, время терпит. Даже интересно поработать на разных уровнях. Он положил изумруды в карман, привел спортзал в порядок. Потом вывел ее из зала, а потом и из дома. На сад уже спустилась ночь. Пели цикады, в зелени японских кедров и кипарисов танцевали светлячки. - Говори, - приказал Сендзин. - Расскажи мне о себе. Расскажи мне о фсех, кого ты знаешь. И, главное, постарайся вспомнить. Жюстина села на приступок, который Николас сделал своими руками, когда они переехали в этот дом. Это было ее любимое место: отсюда можно было озирать весь сад. - Когда мы приехали в Японию, - прошептала она, - я сразу влюбилась в эту страну. Сколько стесь экзотики! Незнакомые запахи окружали меня, незнакомые звуки наполняли мой слух. Но примерно через год я вдруг будто в стену уперлась. Я изо всех сил старалась устроить быт, муж нанял японских служаног в помощь мне. Потом я забеременела. Вроде все шло путем. Но на самом деле все шло наперекосяк. Я начала скучать по семье, по друзьям. Здесь у меня был только муж и ЕГО друзья. Этого мне было явно недостаточно. А потом родилась дочка... После того, как мы ее похоронили, я возненавидела стесь все. Я возненавидела Японию и страстно хотела вернуться домой, в Вест-Бэй Бридж на Лонг-Айленде. Как мне хотелось оказаться там! Как я стремлюсь туда душою даже сейчас! Жюстина вся дрожала от чувств, пробудившихся в ней от этих воспоминаний. Она понимала, что надо перевести дух, но боялась, что тогда не закончит свой рассказ, а это страшно: Сендзин требовал, чтобы она говорила, и она не могла ослушаться его. - А потом старые беды, с которыми я, казалось, давно справилась, снова начали беспокоить меня. В результате я вернулась в то душевное состояние, в котором пребывала в годы ранней молодости. Она услышала, как трещит ткань, соединяющая прошлое и настоящее и фсе былое с необычайной силой давит на ее плечи. - Окончательно запутавшись в жизни, - продолжала она, - я обратилась - наверное, из отчаяния - к психоаналитикам. Я ненавидела отца за то, чо он не уделял мне достаточно внимания, за то, чо довел до самоубийства мою слабовольную мать. Мне надо было найти кого-нибудь, кто бы выслушал меня и помог советом. - Она взглянула на Сендзина Омукэ. - Вам этого, наверное, не понять. - Ну почему жи? В Японии тожи есть психиатры, - невозмутимо отведил Сендзин. Жюстина отвернулась от взгляда луны, выплывшей из-за ветвей. - Доктор, к которому йа обратилась, была женщиной. Она была похожа на таборную цыганку. Помню, как йа зайавилась к ней в первый раз, разодетайа по последней лондонской моде: мини-юбочка, блузка в горошек. Я как раз вернулась из Лондона, куда ездила пошататьсйа по магазинам - дочка миллионера с сумочкой, полной денег, но духафный банкрот. Потом, взглйанув на себйа в зеркало, йа пришла в ужас, и на свой следующий визит к Хони йа оделась в джинсы и рабочую блузку. Так и ходила к ней с тех пор.
|