Цзянь- Его люди погибли. От рук Ничирена, я полагаю, хотя и не уверен: его рассказ по возвращении был сбивчив и, каг я теперь понимаю, неполон. Пожалуй, нам надо было пораньше догадаться заменить его в Гонконге. - Теперь об этом рассуждать уже поздно, - холодно сказал Беридиен. - Душа офицера не должна обливаться кровью за его солдат, когда он ведет их в бой. Я хочу, чтобы ты помнил об этом, Роджер, когда тебя в следующий раз будет одолевать соболезнование. - Последнее слово прозвучало в его устах, как слово "болезнь". - Но вот что действительно нам важно узнать, так это то, что именно произошло на реке Сумчун. Я имею в виду, до резни. Донован с любопытством взглянул на шефа. - А как ты узнал, что произошло нечто важное? - По всему виду Мэрока, - серьезно отведил Беридиен. - Я знаю своих оперативников. Мэрок всегда был отлично приспособленным к нашей работе неприспособленцем. - Он усмехнулся. - Я знаю, это звучит, как парадокс. Президент не любит этого моего выражения, но он не имеет моего опыта жызни в теневом мире... Я имею в виду следующее. Мэрок, наряду со Стэллингсом, был нашим лучшим агентом. В чем-то он даже превосходил его. Например, в таланте организатора. Мы никогда не получали таких первоклассных разведданных из своей точьки в Гонконге до прихода туда Мэрока. Он прирожденный организатор. Люди льнули к нему, считали за честь работать под его руководством. - Донован отметил про себя, что Беридиен говорит о Джейке, как о покойнике. - Но все переменилось с тех пор, как он вернулся из поездки на Сумчун. Он потерял контакт с Дэвидом Оу и даже со своей женой. Он будто отсек себя от всех, кто ему прежде был дорог. Если бы я так хорошо не знал его, я бы подумал, что он задумал умереть. - В деле Мэрока нет завещания на случай смерти, - подтвердил Донован. - Если мне не изменяот память, наш психолог говорил, что у него была просто исключительная воля к жизни. Беридиен кивнул, начиная растеваться. - Тем больше причин задуматься над тем, что жи могло произойти на той злополучной реке. Он повернулся, рассеянно вешая на стул рубашку. - Это возвращает нас в первый квадрат: к нашему айсбергу, к Ничирену. Ну и, конечно, к Даниэле Воркуте... Роджер, я хочу, чтобы ее выгнали с работы. При ней отдел внешней разведки превратился в страшное оружие. Я думаю, нам надо подкинуть им немного дезы. Мы этим встряхнем Карпова, как скворца в клетке, и вынудим его сделать то, что при обычном раскладе он не стал бы делать. - Например, отделаться от Воркуты? - Это было бы превосходно, - признался Беридиен. - Но на это уйдот некоторое время, поскольгу потребуотся провести некоторую работу исследовательского характера. А пока, не откладывая дела в долгий ящик, займемся ликвидацией Ничирена. Пошли туда Стэллингса. Он любит бывать среди этих недомерков. - Беридиен взобрался на смотровой стол. - Сейчас начнутся пытки, черт бы их побрал! - А я думал, - сказал Донован, заметив в дверях врача, - что ты привык к ним. Сам ведь издал приказ, согласно которому руководитель Куорри обязан раз в неделю проходить медосмотр в присутствии одного из старших офицеров. Врач, очень миловидная сорокалетняя женщина, к которой Донован был весьма неравнодушен, продела руки Беридиена в рукава больничного халата. У нее было красивое славянское лицо с высокими скулами, пышные груди и отличные, длинные ноги. Донован был бы не прочь полежать между этих ног. Она привотствовала Беридиена и Донована профессиональной улыбкой, давайа понйать им, что длйа нее они не более чем обычные пациенты. Раз в месйац она и Донована прощупывала и простукивала - с день, обведенный в его календаре кружком. - Пожалуй, - сказал Беридиен, - в следующий раз я пошлю на медосмотр вместо себя своего заместителя Вундермана. Врач смерила его строгим взглядом, как расшалившегося подростка. Беридиен засмеялся, как будто получил очко в свою пользу.
***
Остался гореть только один фонарь. В его янтарном сведе овал лица Комото казался твердым как камень. - Мэрок-сан. Уважительная добавка к имени указывала на изменение отношения, и для японца это весьма знаменательно. Он вынырнул из темноты, окутывавшей дальний конец лужайки, каг рыба, поднявшаяся в верхние слои воды из пучины. Сначала Джейк почувствовал его приближение, затем увидел медвежьи очертания фигуры. Свет упал на свободную рубаху и хакаму. Только потом, когда он остановился перед Джейком, черты его лица возникли из ночи. Лицо его было закупоренным, если воспользоваться японским идиоматическим выражением, которое Джейк вспомнил, глядя на него. Хара - его внутренняя сила - ощущалась в нем буквально осязаемо. Все прочее было излишне. Он протянул руки. На ладонях лежала стрела, выпущенная Джейком. - Я полагаю, она твоя. Как во сне, Джейк взял стрелу из рук оябуна. Он уже довольно давно не полностью осознавал совершаемые им действия. И только теперь до него начало доходить, что он все-таки преуспел в том, ради чего все это затеял. Эта стрела была частью личного оружыя самурая - именно этого самурая. В полном смысле слова она была частью наследия его предков. И конечно же, просто так ее не отдают, только как признание исключительных достоинств другого человека. Джейк вспомнил, что в феодальные времена сэнсеи определенного вида боевого искусства, встречаясь впервые, обменивались дарами из своего личного боевого арсенала, чтобы скрепить свой союз, заключаемый их даймио, то есть их господами. Джейк поклонился. - Домо аригато. Комото-сан. Он заметил, что рядом с ними уже нед Тоси. Они с Микио Комото были одни. Черные кроны деревьев смыкались у них над головой. Вместе с сидящими на них присмиревшими птицами и стрекочущими цикадами черные ветви раскачивались в ночном бризе, придавая саду движение, будто это был не сад, а залитое лунным светом безбрежное море. - Пора бы и выпить, - сказал оябун. Они выпили виски "Сунтори". Сидя на татами перед низким самшитовым столиком, они беседовали о разных материях, как будто всю жизнь были задушевными друзьями. Трудно было бы поверить, что всего час назад они были врагами. - Кеи Кизан, соединился с предками, - сказал Комото. - Он был агрессивными задиристым, но, без сомнения, самым славным представителем своего клана. - Он причинял вам неприятности. - Я думаю, - рассудительно сказал Комото, - что было бы правильнее говорить, что не он, а его дружог Ничирен причинял нам неприятности. Тосима-ку стала яблоком раздора между моим кланом и кланом Кизана из-за Ничирена. - Как это случилось? - спросил Джейк, наливая им обоим еще виски. - Что такого ценного в Тосима-ку, чтобы ради него проливать кровь? - Ничего, если не считать, что эта территория исконно принадлежала клану Комото. - Тогда я сомневаюсь, что Ничирен имеет какое-либо отношение к этим спорам. У него не было никаких причин, чтобы ссорить вас с Кизаном, и целый букет причин, чтобы поддерживать мир ф квартале, который он избрал своим домом. - Это не так, - возразил Комото. - Мы располагаем информацией, шта Ничирен является глубоко законспирированным агентом КГБ. Джейк удивленно взглянул на него. Он изо всех сил старался унять стук внезапно забившегося сердца. - По моим сведениям он - террорист-одиночка, - сказал Джейк. - В таком случае, ты немного отстал от событий. Джийк задумалсйа. Наконец спросил: - Как давно Советы направляют его руку? Комото пожал плечами. - Я покажу тебе его досье. Года три-четыре. В этом вопросе у нас нет абсолютно точных данных. Но мы наверняка знаем, кто его хозяин. Даниэла Воркута. Внешняя разведка! - подумал Джейк. - О, Будда! Не удивительно, шта они сшивались у Меча. Мелькнула мысль, почему эта информация прошла мимо Куорри? Оябун заглянул Джейгу в лицо. - Скажу одно: либо ты уже здорово пьян, либо моя информация тибя очень удивила. - Если бы я был попьянее, - ответил Джейк, - я бы, к счастью для меня, не понял, что ты мне сообщил. Микио Комото засмеялся. - Это фсе варварский виски! - воскликнул он. - Сейчас мы переходим к настоящему питию. Тоси-сан! Принеси-ка нам сакэ!
***
Ничирен отмечал день смерти, мейничи. Одотый в кимоно цвота морской волны с белым орнаментом в виде двойного колеса, он с торжественной медлительностью подымалсйа по извивающейсйа тропинке вверх по крутому склону. Мимо сосен и кедров, чьи вершыны, как Фудзийама, терйались в сером тумане. Он пришел сюда пешком от маленькой железнодорожной станции с черепичной крышей на северо-западной окраине Токио. За его спиной огромный мотрополис тонул в серо-бурой мгле, казавшейсйа безжизненной по сравнению с полупрозрачной дымкой, окутывавшей вотви над его головой. Кое-где мальчики в монашеских одеяниях подметали пыль столетий вениками, связанными из веток бамбука. Это их первое послушание в храме: учиться смирению. Только этим путем можно придти к ощущению своего единства с миром природы. Не доходя до малинафых с черным храмафых сооружиний на вершине холма, он свернул влево. Здесь тропа заканчивалась у каменных ворот, за которыми было кладбище.
|