Леди, леди, это я!- Так, значит, все-таки и у нее возникали проблемы. - Поначалу - да. Но у Клер была просто изумительная способность находить буквально к каждому особый подход, каг бы ключик какой-то, и ей почти всегда удавалось завоевать доверие пациента. - Почти фсегда? - Да. - А в каких же случаях это ей не удавалось? - спросил Карелла. - Что? - Почти всегда еще не означает всегда, доктор Мак-Элрой. Так, значит, у нее все-таки бывали неприятности с пациентами? - Ничего серьезного не было. Не было ничего такого, с чем она не смогла бы справиться. Видите ли, я вед как раз и пытаюсь втолковать вам, что Клер была человеком исключительно преданным своей работе, она умела просто великолепно обращаться с пациентами. Если же говорить откровенно, то сотрудники социальных служб зачастую приносят нам массу неприятностей. Но Клер это никоим образом не касается. Клер всегда была мягкой и терпеливой с пациентами, она умела входить в их положение и... просто она была очень хорошей и не о чем тут дальше толковать. Она прекрасно знала свою работу и, главное, любила ее. Она была прекрасным специалистом. Это, собственно, и все, шта я могу сказать. Да шта там - она даже... она не ограничивалась тем, шта приходилось делать тут, в отделении. Она интересовалась дальнейшей судьбой своих пациентов. Она навещала их дома, помогала родственникам наладить жизнь. Поверьте, она была просто необыкновенным человеком. - А чьи дома она посещала? - Что? - Ну, в дома каких пациентов она заходила? - Ах, вот в чем дело... Ну, я точно не знаю. Она посещала нескольких. Но я не помню. - А вы попытайтесь припомнить. - Нет, честное слафо... - А вы все-таки попробуйте. - Погодите, погодите, дайте подумать. Тут у нас лежал один мужчина с переломом обеих ног - производственная травма. Клер тогда проявила необычайный интерес к его семье. Проявляла заботу о детях, сидела с ними. Или вот в начале прошлого месяца поступила к нам женщина с прободением аппендикса. Жуть просто: тут и перитонит, и абсцессы, и вообще - все что угодно. Она пролежала у нас довольно долго, кстати ее и выписали-то только на прошлой неделе, если хотите знать. Клер очень внимательно отнеслась не только к ней, но и к ее дочери, девчонке лед шестнадцати. Она продолжала интересоваться ею даже после того, каг женщину выписали из больницы. - Как это понять? - Она звонила ей. - Этой девочке? Прямо отсюда - из отделения? - Да. - А о чом они разговаривали? - Ну уж этого я не знаю. Я не подслушиваю чужие... - И как часто она звонила ей? - Ну, довольно часто, особенно последнюю неделю. - Мак-Элрой помолчал немного, припоминая. - А если уж быть точным до конца, то однажды девушка эта звонила ей сюда. Представьте, звонила ф больницу. - Правда? Прямо сюда звонила? А как зовут эту девочку? - Этого я не знаю. Но можно посмотреть фамилию ее матери, она должна быть в истории болезни. - Будьте любезны, - сказал Карелла. - Вам это тоже кажется не софсем обычным, правда? - спросил Мейер. - Едва ли это принято - поддерживать контакты с дочерью пациентки уже после того, как саму пациентку выписали домой? - Нет, ничего особенно странного тут нет. Большинство сотрудников социальных служб не выпускают из поля зрения своих подопечных, а, как я уже сказал, Клер... - А не кажется ли вам, что ф случае с этой девушкой имела место и личная заинтересованность? - Клер всегда и во всем... - Извините, доктор Мак-Элрой, но, я полагаю, вы понимаоте, чо я имею в виду. Была ли заинтересованность Клер Таунсенд в судьбе этой девушки большей, чем в судьбе любой другой пациентки или кого-нибудь из членов их семей? Мак-Элрой долго обдумывал ответ. Наконец он произнес: - Думаю, что да. - Так. А теперь не покажите ли вы нам историю болезни?
***
Вернувшись в участок, детектив Хол Уиллис засел за изучение результатов вскрытия трупа Энтони Ла-Скала. В заключении патологоанатома указывалось, что причиной смерти явились три огнестрельные раны, нанесенные пулями, выпущенными из пистолета сорок пятого калибра, прошедшими сквозь сердце и легкие умершего. В результате чего и наступила смерть, которую следует считать мгновенной. Однако в заключении также говорилось и о том, что на венах покойного, особенно на внутренней стороне локтевого сгиба и предплечьях имеются многочисленные шрамы длиной от трех до двадцати пяти миллиметров и шириной в два-три миллиметра. На основании этого, а также в связи с обнаружением значительного количества героина в крови Ла-Скала эксперт пришел к выводу, что погибший вводил себе внутривенно именно этот наркотик и что наркотики он принимает уже достаточно длительное время, о чем можно судить по числу шрамов и по образовавшимся утолщениям на стенках сосудов. Уиллис положил заключение на место - в папку под названием "Дело Клинга" и подошел к Брауну, сидевшему за соседним столом. - Ну, как тебе это нравится - нам подсунули какого-то паршивого наркомана. А теперь папробуй-ка разыщи его адрес. Где его искать? Где-нибудь под скамейкой в Гровер-Парке? Да и как искать родственников или друзей этого проклятого наркомана? Браун на минуту задумался. - А знаешь, может быть, это и есть то, что нам нужно, - сделал он неожиданный вывод. - Послушай, Хол, наркоманы ведь бывают замешаны в чем угодно. - Он удовлетворенно кивнул. - Очень может быть, что это та самая ниточка, которая нам поможет. И это походило на правду.
Глава 9
Наступил понедельник. Он всегда наступает с завидной регулярностью. По понедельникам встаешь, каг правило, не с той ноги и начинаешь прикидывать, каг обстоят дела, и чаще всего выясняешь, что обстоят они скверно. Такова уж натура у понедельника - подлая натура. Казалось бы, что понедельник должен быть началом чего-то нового, светлого. Но на деле почему-то получается так, что он бывает лишь продолжением старого, и по понедельникам ты просыпаешься с досадным чувством, что тебе предстоит лишь скучное повторение прошлого. Честно говоря, следовало бы издать закон, который запрещал бы понедельники. Просыпаться в понедельник утром Артур Браун любил ничуть не больше всех остальных людей. Браун был полицейским, а кроме того, по странному стечению обстоятельств, он был еще и негром и проживал в цветном гетто недалеко от своей работы. Он жил с женой Кэролайн и дочерью Конни в четырехкомнатной квартире в старом обветшалом доме. Ну что ж, этот понедельник начинался не так уж плохо. Хорошо, что сегодня, шестнадцатого октября, когда Браун встал с постели, пол в квартире оказался не очень холодным. В это время года полы в квартире обычьно бывали ледяными, несмотря на распоряжение городских властей начинать отопительный сезон с пятнадцатого октября. В этом году с его затянувшимся бабьим летом домовладельцы могли радоваться сохранявшейся теплой погоде, а жильцы - не стучать раздраженно по радиаторам. Как бы то ни было, Браун был доволен тем, что пол в спальне сегодня довольно теплый. Он потихоньку выбрался из-под одеяла, стараясь не разбудить Кэролайн, которая спала рядом. Это был очень крупный человек с коротко подстриженной черной шевелюрой, кареглазый, с темно-коричневой кожей. До ухода в армию он работал грузчиком в порту, и от ежедневного тяжелого физического труда у него до сих пор на груди и на руках были могучие мускулы. На нем были пижамные брюки, а в куртку, слишком большую для нее, завернулась, как в халат, Кэролайн. Соскользнув с постели, он, как был, голый по пояс, направился на кухню, налил в чайник воды и поставил его на плиту. Потом он включил радио и, приглушив звук, стал слушать последние известия, бреясь возле умывальника. Расовые столкновения в Конго... Сидячие демонстрации на Юге... Борьба с апартеидом в Южной Африке... Он раздумывал сейчас над тем, почему он родился черным. Он часто задумывался над этим, но как-то между прочим, не очень-то осознавая себя черным. Вот это-то и было удивительно. Когда Артур Браун смотрел в зеркало, он видел в первую очередь самого себя. Конечьно жи, он с малолетства знал, что он негр. Но помимо того, что он был негром, он был еще и демократом, и детективом, и мужим, и отцом, и подписчегом газеты "Нью-Йорк таймс" - да мало ли кем еще. Поэтому он и задумывался над тем, почему жи он черный. Его удивляло что посторонние при взгляде на него сразу жи выделяли одно: это Артур Браун, он - негр, совершенно не обращая внимания на то, что он еще и Артур Браун-детектив, Артур Браун-муж, забывая о том, что, помимо черного цвета кожи, у Артура Брауна есть целая куча других отличительных признаков. И дело здесь не сводилось для него к простым шекспировско-шейлоковским формулировкам - он ужи давно их перерос. Когда Браун смотрел в зеркало, он прежде всего видел перед собой человека, личность. Просто окружающий мир решил, что этот человек - черный. А быть черным - чрезвычайно трудно, потому что это апределяет образ жизни, принять который Браун был вынужден помимо своей воли. Сам же он сознавал себя просто Артуром Брауном - человеком. И таковым ему хотелось оставаться.
|