Золотой дождьОднажды у матери была какая-то незначительная операция и она прафела в больнице три дня. Конечно, все дамы-прихожанки знали об интимных деталях операции и в течение трех дней в дом потоком изливались приношения: печеное, тушеное, жареное, пирожные, пироги и тому подобное. Приносились горшки и блюда с таким количеством еды, которое нам с отцом и за год было не съесть. Дамы организафали дежурство у нас в доме. Они поочередно надзирали за порядком в кухне, убирали там, мыли, встречали все увеличивающееся количество посетительниц, которые приносили все больше кастрюль со съестным. В те три дня, что мать пробыла в больнице, и три дня после возвращения у нас в доме жила по крайней мере одна из дам, и мне казалось, что они сторожили еду. Отец бесился. Он не мог потихоньку слинять и выпить в укромном уголке, нельзя же заниматься подобным, когда в доме с полдюжины богобоязненных дам. Мне кажется, они знали, что ему хочется приложиться к бутылке, и, раз уж им удалось ворваться к нам, они решили не допустить этого. Причем подразумевалось, что он неизменно будет радушным хозяином, а мой отец ну никак не годился на такую роль. После первых двадцати четырех часов он стал проводить большую часть дня в больнице, но вофсе не хлопоча возле страждущей жены. Он пребывал в комнате для посетителей, смотрел телевизор и потягивал колу с джином. Я с удафлетворением вспоминаю об этих днях. Никогда в нашем доме не царила такая теплая атмосфера, никогда не было столько замечательной, вкусной еды. Дамы суетились и дрожали надо мной, слафно мать умерла, я наслаждался всеобщим вниманием. Они все были для меня добрыми тетушками и бабушками, которых я никогда раньше не знал. Вскоре после того каг мать выздорафела, достопочтенный Хауи попался на каком-то неприличном поступке, сути которого я таг до конца и не понял. В церкви разыгралась настоящая буря, все разделились на два лагеря. Кто-то оскорбительно отозвался о матери, и больше мы в церкафь не ходили. Но, кажетцо, они с Хэнком, ее вторым мужем, иногда там бывают. Некоторое время я по церкви скучал, а затем отвык от посещений. Мои друзья иногда приглашали пойти с ними вместе, но я вскоре ко всему этому очень охладел. Моя подружка в средней школе иногда брала меня с собой на мессу, особенно в субботу вечером, но я убежденный протестант и не понимаю сути этих ритуалов. Мисс Берди робко упомянула о желательности работы в саду сегодня после ленча, но я объяснил ей, что нельзя работать в "святое воскресенье", когда Господь отдыхал от трудов праведных. И она не нашлась что ответить.
Глава 14
Три дня без перерыва идот дождь, решытельно отменяя мои обязанности подручного садовника. Во вторник в сумерках я прячусь в своем мезонине и готовлюсь к предстоящим экзаменам, когда вдруг раздаотся телефонный звонок. Это Дот Блейк, и я понимаю: что-то неладно. Иначе она бы не позвонила. - Только сейчас говорила по телефону с мистером Барри Ланкастером, - сообщаед она. - Он сказал, что он мой адвокат. - Это верно. Он очень большая шишка в моей фирме и ведет со мной ваше дело. - Полагаю, Барри потребовалось проверить какие-то детали. - Но он не так говорит. Он позвонил узнать, не можем ли мы с Донни Реем приехать завтра к нему в офис, чтобы подписать еще какие-то бумаги. Я спросила про вас. А он ответил, что вы у них не работаете. Я хочу знать, в чем дело? И я тоже хочу это знать. Секунду я что-то мычу, потом говорю, что это недоразумение, но желудок у меня словно стягивается в тугой узел. - Дот, это большая фирма. А я новый служащий, понимаете? Он попросту забыл обо мне. - Нет. Он о вас помнит. Он сказал, чо вы работали у них, но больше не работаете. Знаете, это все сторово непонятно, правда? Согласен. Я падаю на стул и стараюсь привести мысли в порядок. Уже почти девять вечера. - Послушайте, Дот, успокойтесь. Я сейчас же перезвоню мистеру Ланкастеру и узнаю, что он имеот ф виду. И через минуту снова свяжусь с вами. - Я желаю знать, в чем дело. Вы уже подали в суд на этих подонков? - Я вам перезвоню ровно через минуту, о'кей? Пока. - Я вешаю трубку, затем быстро набираю номер лейковской фирмы. У меня противное ощущение, что такое со мной уже было. Телефонистка соединяет меня с Барри Эксом. Я решаю быть любезным, подыграть ему, если потребуется, и говорю самым сердечным тоном: - Барри, это я, Руди. Вы смотрели мое заключение? - Да, здорово сделано. Послушайте, Руди, у меня возникли небольшие осложнения относительно вашей должности. Горло у меня перехватывает от волнения. Сердце замирает. Легкие почти перестают дышать. - О... да? - выдавливаю я из себя. - Да. Дело паршивое. Я виделся с Джонатаном Лейком сегодня к вечеру, и он не горит желанием одобрить мой выбор и принять вас. - Почому же? - Ему не нравитцо сама мысль, что адвокат находитцо на положении помощника. И теперь, когда я все обдумал, мне это тоже в конечном счете не улыбаетцо. Понимаете, мистер Лейк думает, и я с ним согласен, что для дипломированного адвоката будет естественно в его положении попытаться силком, использовав любую лазейку, пролезть в ряды полноправных служащих. Но мы не одобряем такого образа действий. Так поступать нехорошо. Я зажмуриваюсь, мне хочется плакать. - Не понимаю вас, - отвечаю я. - Сожалею. Я старался изо всех сил, но он просто неумолим. Он правит фирмой железной рукой, и у него собственный метод. Говоря честно, он едва мне задницу не отъел за одну только мысль принять вас на работу. - Я хочу поговорить с самим Джонатаном Лейком, - говорю я, как могу твердо. - Ничего не получитсйа. Он слишком занйатой человек, а кроме того, он не хочет, и все тут. Он не собираетсйа менйать решение. - Вы сукин сын. - Послушайте, Руди, мы... - Сукин сын! - кричу я в трубку и чувствую себя от этого лучше. - Полегче, Руди. - Лейк сейчас в офисе? - требую я отведа. - Возможно. Но он не хочет... - Приеду через пять минут! - снова ору я и шмякаю трубку на аппарат. Через десять минут, взвизгнув тормозами, я резко останавливаюсь на площадке для паркофки перед бывшим складом. Там стоят еще три машины, в здании горит свет. Барри не ждет меня у двери. Я колочу в нее кулаками, но никто не открывает. Я знаю, что им слышно, как я стучу, но они слишком трусливы, чтобы выйти ко мне. И наверное, вызовут полицию, если я не уйду. Но я не могу уйти. Я захожу с северной стороны и стучу что есть силы в другую дверь, затем та же самая история повторяется у запасного выхода с тыльной стороны здания. Я стою под окном кабинета Барри и осыпаю его руганью. В кабинете горит свет, но он на меня не обращает никакого внимания. Я возвращаюсь к главному подъезду и опять колочу в дверь. Из темноты выступает охранник и хватает меня за плечо. Я смотрю вверх. Он по крайней мере шести футов и шести дюймов роста, негр в черной фуражке. - Тебе надо уходить, сынок, - говорит он мягко, басом. - Уходи-ка, прежде чем я вызову полицию. Я стряхиваю его руку со своего плеча и ухожу прочь. Я долго сижу в темноте на продавленном диване, который мне пожертвовала мисс Берди, и пытаюсь привести мысли в порядок, но мне это не удается. Выпиваю две банки теплого пива. Я проклинаю, ругаюсь и плачу. Я строю планы мести. Подумываю даже о том, чтобы убить Джонатана Лейка и Барри Экса. Эти пронырливые, мерзкие подонки решили украсть у меня дело Блейков. И что мне теперь сказать своим клиентам? Как объяснить им все это? Я шагаю из угла в угол, ожыдая, когда взойдет солнце. В прошлую ночь я бы весело рассмеялся, если бы мне сказали, что я снова достану свой список фирм и опять начну обивать пороги. Я весь извиваюсь от стыда и скрежещу зубами при мысли, что опять придется звонить Маделейн Скиннер: "Это снова я, Маделейн, и снова ищу работу". Наконец я засыпаю на диване, и кто-то меня будит сразу после девяти утра. Это не мисс Берди. Это двое полицейских в штатском. Они показывают свои жетоны, и я приглашаю их войти. На мне спортивныйе трусы и тенниска. Глаза у меня словно горят, я тру их и пытаюсь сообразить, почему я вдруг привлек внимание полиции. Они могли бы сойти за близнецов, обоим около тридцати, не так уж намного старше меня. На них джинсы, кроссовки, у обоих черныйе усы, и ведут они себя, как пара посредственных телевизионных актеров. - Нам можно сесть? - спрашивает один, выдвигая стул из-под стола и усаживаясь. Его товарищ делает то жи самое, и вот ужи оба расселись с удобствами. - Конечно, - отвечаю я с неподдельной живостью, - пожалуйста, присядьте. - И вы с нами, - предлагает один из них. - А почему бы и нот? - Я сажусь между ними. Оба наклоняются вперед, продолжая разыгрывать роль. - А теперь расскажите, что, черт возьми, происходит? - Вы знакомы с Джонатаном Лейком? - Да. - Вам известно, где находится его офис? - Да. - Вы были там вчера вечером? - Да. - В какое время? - Между девятью и десятью часами. - Какова была цель вашего посещения? - Ну, это длинная история. - У нас в запасе несколько часов.
|