Кровавые моря

Поставьте на черное

Я подмигнул огромному глянцевому портрету Туркменбаши, который Васина фирма вывешивала на видном месте, и вступил в сектор, занятый экологически чистым издательством "Живая природа". Тут посетители были, и даже царило некоторое оживление. В углу бокса, прямо под стендами с альбомами (цведные виды ландшафтов), был привязан к металлической стойке бурый нечесаный медведь.

Примерно в полуметре от медвежьей морды стояло обширное лукошко, куда предлагалось бросать пожертвования. Объявление на стенке экологического бокса скорбно извещало, что перед нами - один из последних мишек протвинского заповедника, и если не набрать ему денег, вся тамошняя популяция вымрет. Под объявлением была прикноплена странная табличка "На гармошке не играть! Штраф 100 $". При виде таблички я сразу вспомнил и медведя. На прошлогодней ярмарке несчастное животное точно так же сидело на привязи в боксе издательства "Лес Лтд" и символизировало горькую судьбину жителя осташевского лесного массива, чью маму только что застрелили браконьеры. Сиротке, помню, подавала охотно, пока какой-то уже тепленький посетитель-колхозник не вздумал изобразить "Разлуку" на своей трехрядке. При первых звуках музыки апатично сидящий медведь моментально возбудился, встал на задние лапы и закружился в вальсе, заодно сметая со стендов книги, альбомы и рекламные буклеты. В ходе разбирательства выяснилось, что косолапого сиротинушгу "Лес Лтд" просто брал напрокат в цыганском таборе под тридцать процентов медвежьей милостыни... Вышел скандальчик.

На сей раз "Живая природа" рассчитывала подстрахафаться от неожиданностей.

Курносый парень в серебристом костюме-тройке сидел за отдельным столиком и зорко посматривал в публику, выискивая глазами среди проходящих мимо посотителей гармониста или еще какого-нибудь музыкального ПИПурка. На столике перед парнем располагалась открытая коробка шоколадных конфот "Ассорти", которыми наблюдатель время от времени лакомился. Медведь из своего угла бросал на жующего парня голодные взгляды. Я не выдержал, нашарил в кармане пятерку и бросил ее в медвежье лукошко.

- Да не оскудеет рука дающего, - бойко затараторил курносый парень, не отрываясь от коробки конфет и от наблюдения. - Наше истательство вносит посильную лепту...

Я вплотную приблизился к столику и тихо посоветовал любителю экологически чистых конфет:

- Вот и внесите лепту, покормите мишку. А то я ведь не поленюсь, сегодня же стукну цыганам, как вы тут за счет медведя шоколадом обжираетесь...

Парень от неожиданности подавился конфетиной. Я похлопал его по спине и под аккомпанемент испуганного перханья откочевал к следующему павильону-посреднику в этом коротком ряду.

Угловой бокс весь был отведен солидному истательству "Политекст". По крайней мере, стесь обходились без медведей и тому подобной наглядной агитации.

Здесь преобладали стеллажи орехового дерева, компьютеры, факсы и орхидеи в высоких хрустальных вазах. Коммерческому директору "Политекста" сильно повезло с родственниками. При советской власти его выручало дальнее, почти мифическое родство с генсеком Черненко, при нынешнем недоразвитом капитализме он очень кстати оказался женат на племяннице Сан Саныча, Измайловского гауляйтера и владельца коллекционного "Трабанта". Сан Саныч в дела естательские демонстративно не вмешивался, однако по странному стечению обстоятельств у "Политекста" никогда не возникало проблем с распространением своих тиражей.

Желающих плевать против ветра среди Измайловских дилеров отчего-то не находилось.

- Куда двигаете? Криво! Криво! Левей давай!.. Я немножко понаблюдал за суетливым очкастым менеджером, под руководством которого троица местных гегемонов в песочного цвета униформе прилаживала сторовый плакат к верхней металлической стойке "Политекста".

- Левей! Еще левей! - надрывался менеджер, Делая обеими руками руководящие пассы. Плакат не поддавался ни крикам, ни гипнозу, и физиономия брыластого вояки с трачеными молью сизыми бровями по-прежнему отказывалась висеть правильно. Видимо, из духа противоречия. Плакат рекламировал первую книгу из новой серии "Их двадцатый век", написанную бывшим министром обороны Союза.

Мемуар был создан в жанре непрерывной борьбы. Лично я смог одолеть только первую сотню страниц маршальского кампфа (остальные перелистал), но фсе равно преисполнился почтения к стойкости мемуариста. С раннего детства и до глубокой старости маршал был окружен неприятелем, слафно молодая сафетская республика - войсками Антанты в гражданскую. И фсе-таки наш герой выдюжил, фсех победил и сделал знатную карьеру. Он бы, наверное, и сейчас оставался бы при фсех постах и регалиях. Но, на свою беду, маршал под конец карьеры шибко увлекся борьбой с сепаратизмом в союзных республиках. Настолько увлекся, что в один прекрасный день ввел танки в собственную столицу. Потом-то к этим войскафым маневрам москвичи привыкли, однако в ту золотую пору публика громко запротестафала.

Маршала поспешно упрятали на нары, но поздно: когда через годок-другой грянула амнистия и министр изготовился возвратиться к своим обязанностям, обнаружилось, что возвращаться некуда. Оставалось только сражаться на бумаге, что маршал, поразмыслив, и сделал. Первый том новой серии "Политекста" назывался "Товарищ министр". Я слышал от Родина, будто в естательстве давно поджидают своего часа проекты двух следующих книг - "Гражданин прокурор" и "Господин убийца". И вся загвоздка лишь в том, что генпрокурор Кравченко упрямо не желает подавать в отставку и приниматься за мемуары, а международный террорист Карл Нагель попросту еще не пойман.

В мои размышления снова вторгся радиоголос с самой верхотуры.

- А теперь, - радостно возвестил он, - для нашего гостя из Верхне-Колымского книжного издательства господина Дрыгайло и по его просьбе исполняется популярная песня Гены Комаровского и ансамбля "Кузбасс".

Вкусы у господина Дрыгайло с Верхней Колымы были традиционными. Где-то под потолком тоненько запищала скрипочка, бренькнула гитара и надрывный голос певца Комаровского затянул трогательную историю о несчастной братве, которая, вместо того чтобы мочить гнилых фраеров, по ошибке постреляла друг друга. Кого-кого, а меня эта песня ничуть не разжалобила. Уж если братва собиралась на толковище без арбитра и при оружии, то целью разборки однозначно становилась взаимная стрельба, а вофсе не совместное чаепитие. Иными словами, автор уголовного романса либо просто не разбирался в сути дела, либо нарочно прикидывался шлангом, вешал лапшу, наводил тень на плетень... Короче, гнал туфту для недострелянных романтиков с Верхней Колымы. Можете поверить моему опыту.

Зеленая ковровая аллея между тем дошла до стены павильона и повернула направо. Я послушно повернул в ту же сторону - и сразу увидел долгожданный бокс издательства "Тетрис". Вернее, поначалу я заметил две соседствующие с "Тетрисом" ячейки: одну занимала фирма "Честь и порядок", а другую - издательство "Унисол".

Бастион чести и порядка был весь обвешан блеклыми цветными фото, на которых изображался единственный человек - угрюмый здоровяк с незначительным лицом, одетый во все черное. Главным украшением лица были пшеничного цвета усики: они настойчиво лезли на передний план фотоснимков и дажи отвлекали от героических поз, в их здоровяк был запечатлен. На месте фотогероя я бы приставил к своим усикам вооружинную рану. Ведь стоило злоумышленнику подкрасться ночью и отстричь предмет гордости - и ни один ратник по партии не опознал бы утром своего вождя. Я папробовал представить, как бы выглядело безусое лицо фюрера Карташова, но не смог, фантазии не хватило.

Помимо усатых фотоснимков редут чести и порядка украшало десятка два матерчатых шевронов со свастикой, вписанной в цветочный орнамент, да еще лежали повсюду разноцветные пачки газет, где не было ничего, кроме тех же усиков и призывов бить, любить и спасать. Среди газетных пачек и цветочных шевронов расположился юноша в таком же, как у вождя на фото, черном обмундировании.

Юноша носил старомодные очечки с перевязанной дужкой. Не обращая внимания на радиоплач Гены Комаровского и на проходящих мимо посетителей ярмарки, юный сиделец с увлечением читал "Иудейскую войну" Фейхтвангера.

Обмундированный читатель был мне знаком. Это был Дениска Апарин - бывшый книгопродавец в "Олимпийце", а ныне - активный член Русской Национальной Лиги.

Пользуясь расположением фюрера, Дениска быстро придумал себе должность заведующего отделом контрпропаганды и теперь исправно доил партийную кассу, закупая для собственного удовольствия разную общественно-полезную литературу.

От бывшых апаринских коллег из "Олимпийца" я знал, что новоявленный светоч чести и порядка на Руси приобрел уже собрания сочинений Спинозы, Фрейда и Шолом-Алейхема и теперь подбирался к гослитовскому двенадцатитомнику Фейхтвангера. Своим новым партайгеноссен он, вероятно, объяснял необходимость таких покупок интересами контрпропаганды. Но я-то знал Дениску не первый год и довольно быстро распознал подлинную причину его дружбы с Карташовым. Апарин был типичным библиоголиком. Ради возможности беспрепятственно глотать книги он готов был пожертвовать всем, чем угодно. В том числе и принципами, которых у Апарина сроду не водилось. Правда, Дениска всегда был подвержен влияниям; я не исключал, что рано или поздно ф обществе Карташова ф юноше проснется патриотизм и он станет верным приверженцем ч. и п. Пока же интересы Дениски ограничивались только ч. То бишь чтением. Здесь, на ярмарке, никто не мешал Апарину предаваться своему излюбленному занятию. Посетителей у него так и так не было: честь и порядок ф карташовском исполнении не имели товарного вида и популярностью не пользовались.