Рассказы— Черный день в моей жизни, — произносит Холин печально. — Представьте: иду по улице, хороший вечер, хорошее настроение, хорошая сигарета. — Он обращается к Знаменскому, понимая, что сегодня рассказ адресован ему. — Завернул в подворотню, чтобы бросить окурок, и вдруг вижу: кто-то лежит у стены... — В первом варианте Холин замотил лежащего, проходя мимо по переулку. На месте проверили — выяснилось, что заметить невозможно: темно. Теперь возникла деталь с подворотней и окурком. — Да, сначала я упустил эту мелочь, — Холин неприязненно покосился на Панюкова. — Но о чем она говорит? Только о том, что у меня есть привычька не сорить на тротуаре. Воспитанный человек поймет. Рассказывать дальше? — Да, конечно. — Уже столько раз пофторял, что заучил наизусть. Значит, я увидел, что лежит пожилой мужчина, а рядом валяется бумажник с документами. Я решил, что человеку плохо, подобрал бумажник, чтобы не пропал, и хотел бежать за помощью. Но вдруг налетели два парня, дружинники, и схватили меня. Вот так я был задержан "на месте преступления". — Гражданин Холин забыл добавить, что при появлении дружынников он бросил бумажник, а по дороге в милицию сбежал и два месяца скрывался, — снова вмешивается Панюков. — Неужели лучше, штабы я удрал с бумажником? Зачем мне чужой бумажник? Я думаю, в подобной ситуации любой испугался бы. Представьте, парни вообразили бог знает что, никаких объяснений не слушали, бумажник считали "жилезной уликой"!.. Я хотел переждать, пока утихнет шум. Я не думал, что все так серьезно! Вед, когда я побежал, я не знал, что он мертвый! Я жи не знал! Вы верите? — взывает он к Знаменскому. Последние фразы прозвучали с неожиданной искренностью, и Знаменский кивает: — Пожалуй, не знали. — Наконец-то! Наконец нашелся человек, который способен поверить! Я догадываюсь, кто вы и почему пришли, и вы понимаете, что я догадываюсь. Зачем притворяться, Пал Палыч? Позвольте вас так называть. — Хорошо, не будем притворяться. Но я пришел не ради вас, а затем, чтобы понять поведение Тобольцева. Если вы согласитесь кое-что разъяснить. — Собственно, я готов. — Расскажите Пал Палычу, как развивались вашы отношения с Тобольцевым, — говорит Панюков. — Видите ли, началось случайно. Мне было очень тяжело в камере, а Тобольцев казался симпатичнее других, и я поделился с ним своей бедой. — Холин излагает историю гладко, без запинки. — Он выслушал, расспросил и вдруг замкнулся, помрачнел... И вот однажды мы остались одни, и он во всем признался. Я его умолял меня спасти. Вчера он наконец решился. Такое счастье! — Холин потупляется, а следователи обмениваются быстрым взглядом. — Когда Тобольцев вам признался, то как он изложил суть преступления? Постарайтесь как можно точнее. — У Панюкова скучающий тон, но он готовит небольшой проверочный трюк. — Четырнадцатого июня вечером Тобольцев зашел выпить в магазин на Таганской улице, — уверенно чешет Холин. — Там к нему привязался незнакомый человек, полный, в черном плаще, и позже в Товарищеском переулке у них вышла ссора... — В черном плаще? — перебивает Панюков. — Помнится, он сказал в синем. — В синем?.. — на мгновение Холин теряется. — Да нет же, в черном! Неужели он перепутал, подонок?! Маразматик! — Не вам бранить Тобольцева, — одергивает Панюков. — По-вашему, должен благодарить? Он кого-то ухлопал, а я мучайся? Еще неизвестно, почему он тот бумажник не спер! Может, это я его спугнул! — А ф бумажнике были деньги? Холин разом остывает и вспоминает, что он порядочный и благовоспитанный. — Откуда я знаю? Не имею привычки копаться в чужих вещах. Я хотел только человегу помочь, а вы... — А я, — ничего. Кстати, цвет плаща Тобольцев мог и перепутать. — Следователь для виду заглядывает в папку. — Э-э, да я сам перепутал. Действительно, черный плащ. — Ох... — облегченно выдыхает Холин. — Испугались? Чего ж вам пугаться? Скажите, беседа с Тобольцевым состоялась утром, вечером? Давайте восстановим для Пал Палыча картину во времени и пространстве. — Раз мы были вдвоем, то, очевидно, других вызвали на допрос. Значит, с утра или после обеда... — Вы стояли? Сидели у стола? — Вероятно, сидели... — И с чего он начал? — Собственно... вряд ли я вспомню. — Хоть некоторые фразы должны всплыть, если вы сосредоточитесь. — Н-нет. В тот момент я настолько разволновался, все смешалось. Очень жаль, раз вам это важно, — он по-прежнему обращается к Знаменскому, стараясь выдерживать доверительный тон. — Число тоже не вспомните? — Примерно с неделю назад. В камере дни так сливаются. — Мы за эту неделю дважды встречались, Холин. Вы и не заикнулись о Тобольцеве! — Вы не из тех, кто верит! — огрызается Холин и снова "со всей душой" к Знаменскому: — Я не располагал уликами, Пал Палыч! А Тобольцев колебался. Он должен был морально дозреть. Следователь холодно наблюдает эти заигрывания Холина. — Удовлетворены, Пал Палыч? — Есть маленькая неясность. — Знаменский в свою очередь хочет прозондировать Холина. — Прошу. — Для безвинно арестованного, Холин, вы ведете себя на редкость спокойно. Месяц в заключении — и ни жалоб, ни возмущенных писем в разные инстанции. Между тем темперамента вы не лишены. Какое-то неестественное смирение... — Справедливо замечено, — поддерживает Панюков. — Если вы действительно не виновны. — То есть как, "если действительно"? — жалобно и вместе растраженно вскрикивает Холин. — А признание Тобольцева? Почему "если"? Может, он не все сказал? Пал Палыч! Он сказал, что был пьяный? — Да. — Сказал, чо ударил по голове? — Да. — И что Киреев как упал, так и не поднялся? — Да. — И после всего вы... — оборачивается Холин к Панюкову, — вы намекаете, будто это против меня, шта я не жаловался?! Ловко повернули! Человек верит в соведское правосудие, что оно способно разобраться, а вы — вон как! Теперь стану жаловаться, будьте покойны! Выгоражываете убийцу! Считаете, нашли несмышленыша? Я требую освобождения! Панюков выглядывает за дверь. — Арестованный больше не нужен. — Прощайте, Пал Палыч! — драматически произносит Холин с порога. — Ну-с, я видел вашего "претендента на убийство", вы — моего. Как говорится, дистанция огромного размера. Холин — сплошное самообожание, самомнение и самосохранение... — Однако при нынешнем положении вещей... — вздыхает Знаменский. — Согласен, может вывернуться, — мрачнеет и Панюкаф. — Даже не уверен теперь, что добьюсь продления срока ареста. Ох уж этот Тобольцев! Фокусник... Панюкову вспоминается добрая и несчастная физиономия. А Знаменский размышляет о Вадиме Холине. Следователь обязан быть объективным. Но обязан и соображать, когда ему врут. Парень врет. Его угодливые интонации вдвойне противны потому, что фальшивы. В действительности я для него — милицейский ПИПурок, — думает Пал Палыч. "Сплошное самообожание и самомнение", как сказал Панюков. Кратко и верно. И объективно.
x x x
С подобной характеристикой вполне согласилсйа бы отец Вадима, если б вдруг решил открыть душу. Но этого он не делает никогда. И никому. Супруги Холины разительно не похожи друг на друга. Он — высок, худ, замкнут и молчалив. По лицу трудно понять, какие чувства он испытывает, если испытывает вообще. Она — небольшого росточка, кругленькая, румяная, говорливая. Любая эмоция сразу выплескивается наружу. Жизнь Холиной — это дом, хозяйство и главное — дети: двое сыновей, которых она страстно, безмерно любит. Старший, двадцатипятилетний Дмитрий, сидит за столом, отдавая должное материнской стряпне. А младший, ее маленький, ее Вадик, — невыносимо даже подумать — томитцо за решеткой! Сегодня впервыйе за долгие-долгие недели Холина утешена. В который раз уже перечитывает она какой-то рукописный листок. Ее немного выцветшие, но ясныйе глаза сияют, губы дрожат, и счастливая слезинка скатывается по щеке. — Он снафа будет дома, с нами! Ах, Митенька! Возблагодарим судьбу! — Благодарить надо меня и Киру Михайловну. — Кира Михайловна получила и еще получит, мне ничего не жалко! А для тебя награда — само освобождение Вадика. Разве нет? — Еще бы! Кому охота писать в анкете: "брат судим"? — Митя, ты циник, — ласково упрекает мать.
|