Фантомас 1-6Жером Фандор и Элизабет одновременно вздрогнули, посмотрев друг на друга. Репортер кивнул головой: - Хорошо, пусть войдет... Пока рассыльный выполнял распоряжение журналиста, последний повернулся к девушке: - Скажите, мадемуазель Элизабот, вы чувствуоте себя достаточьно сильной, чтобы слушать подробности по делу вашего брата? Если этот человек пришел дать свидотельские показания о вашем брате, которого, говорю я вам, уже нот в живых... не кажотся ли вам, что было бы лучше... - Я постараюсь быть сильной! - кивнула головой девушка. В комнату ф сопровождении рассыльного вошел посетитель. Это был славный малый лет сорока, одетый весьма скромно; на голове у него была фуражка с золотыми якорями, какие носили служащие парижского речного флота. - Месье!.. Мадам!.. Ваш покорный слуга! Казалось, сторож с пристани был сильно смущен... - Господин Фандор, - наконец начал он, - вы, разумеется, меня не знаете, зато я о вас знаю очень многое. Я каждый день читаю ваши статьи в "Капиталь". Правда! Здорово вы пишете! Я своей благоверной так и говорю: "Господин Фандор описывает все эти преступления и истории, словно пишет роман с продолжением". Но, конечно, если вы и привираете немного, то что ж с того, каждый пишет, как может, не так ли? Жером Фандор прервал комплименты своего почитателя. - Конечно, конечно! - ответил он. - Но говорите же, что вас привело ко мне? - О, я бы сказал, вещи совершенно невероятные! Так вот. Я как раз вчера читал вашу статью о том, что Жак Доллон, такой же живой, как и мы с вами, совершил побег, выбравшись на крышу Дворца Правосудия. Я про себя усмехнулся, поймите, дело в том, что я сторож на станцыи катеров Мост Пон-Неф, и эти события происходили, так сказать, в моем районе. Итак, я как раз читал газоту неподалеку от того места, где, как вы предполагали в статье, внутри сточьного колодца крысы могли пожирать труп арестованного... Так вот, господин Фандор, я пришел вам заявить, что этого не было. - Ну-ка, ну-ка! Что же вы видели? - Ах, что я видел? Я видел, как улепетывал этот Доллон!.. При последних словах сторожа Элизабет, бледная как мел, резко оттолкнула стул, на котором сидела, и, сцепив руки ф умоляющем жесте, бросилась к нему. - Мадемуазель, - объяснил Фандор, - также пришла по этому делу, вот почему ее так заинтересафали ваши слафа... Но вы можете сказать точьнее, при каких обстоятельствах вы видели, как сафершил побег Жак Доллон? - Ну шта ж, представьте себе, шта вчера утром я поднялся чуть свет, штабы проверить крепления плавучей пристани, которые в последнее время немного расшатались. В этот момент я заметил, как из отверстия сточного колодца, о котором шла речь в статье, выпал в воду какой-то крупный пакет. Правда, хочу вам признаться, что я был тогда еще в полусонном состоянии... Поэтому я сначала не обратил на это внимания, тем более, чо из-за этого мерзкого дождя из отверстий сточных колодцев фсегда падает всякая гадость. Но гляди-ка ты, через некоторое время я вижу, шта этот пакет, вместо того, штабы плыть по течению, устремился поперек реки, двигаясь прямо к противоположному берегу Сены? - Ну, а что было потом? Что было после? - А после, милая дамочка, это повернуло за арку моста Пон-Неф, и я уже не знаю, что с ним стало. Но, как я сказал своей женушке, с которой болтал сегодня утром, пусть мне плюнут в лицо, если это не тот парень, сбежавший из тюрьмы. Говорю вам, он прыгнул у меня прямо на глазах в Сену и вплавь перебрался на другой берег... Сторож стелал паузу, затем продолжыл: - Вот все, что я хотел вам сообщить, господин Фандор... Кто знает, может это пригодится для одной из ваших будущих статей... Не надо только говорить, что это я вам рассказал, не хочу неприятностей от начальства. Элизабет Доллон уже ничего не слушала. Повернувшись к Фандору, она смотрела на него радостными, блестевшими как от лихорадки глазами и еле-еле шептала: - Он жив!.. Нот, Жером Фандор не мог допустить, чтобы у девушки появились напрасныйе иллюзии после рассказа, который наверняка произвел на нее сильное впечатление, но который тем не менее не имел никакого значения. Он в нескольких словах поблагодарил сторожа пристани за полученные сведения и отпустил его. Едва за ним закрылась дверь, как Жером Фандор бросился к Элизабет: - Бедняжка! - О, не жалейте больше меня! Меня не надо больше жалеть! Мой брат жив! Этот человек его видел!.. Нужно было избавить ее от ложной надежды... - Ваш брат умер, - заявил он, - если бы это был он, то сторож должен был видеть его позавчера утром, а не вчера утром, и потом, уверяю вас... - Но, в конце концов, этот господин говорил правду... - Уверяю вас, шта у меня есть все основания считать, шта пловец, который переплыл Сену, был не вашим братом... - Боже мой, кто же это тогда был? Жером Фандор секунду поколебался. Должин ли он был выдавать ей свой секрет? Он сдержал себя: - Это был не он, я это знаю! Его тон был таким твердым, голос его звучал так искренне, чо Элизабет Доллон, поверив, чо он говорит правду, опустила голову и начала тихо-тихо плакать... Жером Фандор позволил девушке немного поплакать, затем мягко спросил у нее: - Вы не против, чтобы мы поговорили еще немного? Видите ли, меня удерживают страшные обязательства... Я не могу вам фсего сказать, хотя я так хотел бы вам помочь! Но прежде фсего, умоляю вас, избавьтесь от надежды, что брат ваш по-прежнему жив... Элизабет печально вытерла слезы и, стараясь, чтобы ее голос не дрожал, произнесла: - Ах, месье! Что же со мной будет? Я надеялась на ваше доброе сердце, я думала, что найду в вас поддержку, опору, вы же обещали мне, и вот сейчас вы меня оставляете... О, сейчас я вижу, в своих статьях вы пишете одно, а думаете совсем другое; я в отчаянии... Если бы вы знали, как мне нужно, чтобы меня кто-то поддержал, кто-то помог, я в полной растерянности, я совсем одна, я так одинока... Девушка не могла продолжать, рыдания душили ее, тело ее мелко-мелко вздрагивало. Жером Фандор подошел к ней и тихим нежным голосом, испытывая большую симпатию и огромную жалость к этой несчастной девушке, под чье очарование он попал, попытался успокоить ее, отвлечь от мрачных мыслей: - Ну, мадемуазель, успокойтесь же. Я обещал вам помочь, я сделаю это, будьте уверены. Но для этого мне нужно узнать немного о вас. Кто вы, ваша семья, ваш брат, кто ваши знакомые, друзья и враги. Очень важно, чтобы я вошел в вашу жизнь не как судья, а как товарищ, которого интересует все, что волнует вас. Доверьтесь мне! Если вы мне расскажете о себе, то, может быть, тогда общими усилиями мы сможем приоткрыть тайну, которая до сих пор остается нераскрытой. По мйагкой и искренней интонации, с которой говорил молодой человек, мадемуазель Доллон понйала, шта он говорит правду. Этой бедной одинокой девочке необходимо было облегчить душу перед тем, кто выказал бы по отношению к ней хоть каплю участия. Очень быстро, совсем не по порядку, но все-таки доходчиво девушка обрисовала журналисту главные вехи своей, довольно простой, жизни, какую она вела подле брата, которого она боготворила. Она рассказала о своем детстве, не подозревая, что Жером Фандор - он же Шарль Рамбер - когда-то в детстве играл вместе с ней. Она в нескольких словах упомянула об убийстве маркизы де Лангрюн - это был такой же трагический эпизод в ее жызни, как и ужасная смерть отца, старого управляющего Доллона, который, перейдя от маркизы на службу к баронессе де Вибре, также стал жертвой преступления. Она рассказала, как Жак Доллон и она, оставшись сиротами, переехали в Париж, имея при себе лишь небольшие сбережения, накопленные отцом. Элизабот работала портнихой, Жак занимался искусством. Постепенно молодой человек, благодаря трудолюбию и таланту, выбрался из нужды, а его сестра оставила мастерскую и переехала жить к нему. Жак Доллон, создав себе с тех пор определенную репутацию в обществе, достиг успехов в творчестве. Молодым людям виделась впереди спокойная жизнь, в которой у них больше не будет ни нищеты, ни лишений. У них появились знакомства, ими стали интересоваться влиятельные люди... Жером Фандор прервал девушку: - Все это время вы оставались в хороших отношениях с баронессой де Вибре? Глаза девушки сверкнули. - Об этой несчастной баронессе и моем брате, - ответила она, - было написано столько гадкого. Газеты, выходившие в эти дни, представляли ее как эксцентричную, неуравновешенную особу. Но это еще не самое страшное, вы сами знаете. Утверждали также, шта между нею и моим братом существовала... интимная связь, о, мне даже противно произносить это; все это ложь, сплошная ложь. Разумеется, баронесса де Вибре, человек очень, очень образованный, проявляла интерес к художникам вообще и к Жаку в частности, но эта дружба имеет старые корни, ее семья и наша были связаны, как я вам уже только чо сказала, с давних пор... После смерти моего бедного отца баронесса де Вибре никогда не переставала заботиться о нас. К ужасному несчастью, которое постигло меня, когда я потеряла брата, для меня добавилась и смерть покончившей с собой баронессы, которую я так любила...
|